Мы Эхо Альманах Миражистов

             МЫ ЭХО
 
20Альманах Миражистов25
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ,
Николай ЕРЁМИН, Елена ФРОЛОВА,
Сергей ТЕНЯТНИКОВ,
Светлана КУРАЛЕХ, Лира АБДУЛЛИНА
2025


 
МЫ ЭХО
Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ,
Николай ЕРЁМИН, Елена ФРОЛОВА,
Сергей ТЕНЯТНИКОВ,
 Светлана КУРАЛЕХ, Лира АБДУЛЛИНА
2025

Автор бренда МИРАЖИСТЫ, составитель и издатель Николай Ерёмин
адрес
nikolaier@mal.ru
телефон 8 950 401 301 7
Обложку украсил художник Модильяни
Кошек нарисовала  Кристина Зейтунян-Белоус

© Коллектив авторов 2025г

 
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ
Альманах Миражистов
 

 
На главную » Публицистика » СВЯТЫЕ ГЕНИИ XX ВЕКА
СВЯТЫЕ ГЕНИИ XX ВЕКА
КОНСТАНТИН КЕДРОВ (1942-2025)
 
Трудно было увлечь мир какой бы то ни было идеей в начале XX века. Цивилизация распадалась, в душах господствовал заземленный материализм, человечество вынашивало кровавые революции и мировые войны. В это время из европейской глубинки, каковой была Россия, внезапно на весь мир прозвучала проповедь Льва Толстого. На его голос откликнулись Томас Манн, Альберт Эйнштейн, Ромен Роллан, Альберт Швейцер, Махатма Ганди, Стефан Цвейг, Вацлав Нижинский, Бертран Рассел, Бернард Шоу.
Трудно назвать крупного мыслителя или писателя XX века, душу и разум которого не затронуло бы учение о непротивлении злу насилием. Казалось бы, все так просто, злу надо активно противостоять добром. "Отойди от зла и сотвори благо" и еще: "Зло никогда не уничтожается злом, но только добром уничтожается зло". Тысячи, миллионы людей читали Новый Завет, но никто из них не воспринял эти евангельские слова как основной закон жизни. Не мораль, не нравоучение, а именно закон.
Толстой прочел Новый Завет, познакомился с учениями Будды, Конфуция, Лао-Цзы, но, как это часто бывает с гениями, увидел там то, что давно вызревало в его душе. Все гениальное намного опережает время, и учение Толстого, прозвучавшее в полную мощь в начале XX века, будет по-настоящему понято и применено где-нибудь в конце XXI века. Может быть, самым неудачным оказалось само слово "непротивление". В устах Толстого оно означало активнейшее сопротивление злу методом ненасилия. Известно, что врач Толстого Душан Петрович, вернувшись после смерти своего учителя в пред фашистскую Европу, вынужден был покончить жизнь самоубийством. В самом деле, разве можно противостоять фашизму и коммунизму методом ненасилия? В переписке с Эмилем Золя Толстой утверждал, что у человечества нет выбора. Либо любовь и ненасилие, либо всемирное людоедство. В XX веке победило людоедство, и Толстой предвидел такую возможность. Лекарству больные предпочли яд, но вряд ли в этом следует обвинять врача. Во всяком случае, Лев Толстой единственный мыслитель, предложивший альтернативу современной цивилизации. Он осмелился утверждать, что природа во многом умнее человека, и предупредил об опасности экологической катастрофы. Он предвидел, что техногенная цивилизация обманет человека и оставит его у разбитого корыта с опустошенной душой и несбывшимися надеждами. Он задолго до создания атомной бомбы и Чернобыля обвинил науку в безнравственности, утверждая, что она работает не на сохранение, а на уничтожение жизни. Его учение заполнило опасный духовный вакуум, образовавшийся в сердцах и умах людей, разочаровавшихся в традиционных ценностях. Лучшая часть мировой интеллигенции пошла за Толстым и сумела устоять перед натиском фашизма и коммунизма, двух учений, помешанных на насилии. В исторической перспективе Толстой победил, потому что его учение защищает жизнь.
У гениального учителя нашёлся гениальный ученик. Махатма Ганди начал борьбу за свободу Индии именно под влиянием идей Толстого. Учение о ненасилии не нашло практического применения в Европе. Зато самым неожиданным образом Ганди сумел увлечь миллионы индусов идеей ненасильственного сопротивления злу. Ненасильственная борьба Индии за независимость - одна из самых удивительных страниц истории XX века. Сегодняшняя Индия так же далеко ушла от идей Ганди, как сегодняшняя Россия далека от идей Льва Толстого. Объясняется это всеобщим одичанием, которое легко принять за полную гибель цивилизации. На самом деле всё намного сложнее. Есть Толстой, есть Альберт Швейцер, есть Ганди, есть мать Мария и мать Тереза. Зло никогда не может восторжествовать до конца, потому что его победа означала бы полное уничтожение и прекращение жизни на Земле. Интеллигенция пошла за Толстым и сумела устоять перед натиском фашизма и коммунизма, двух учений, помешанных на насилии. В исторической перспективе Толстой победил, потому что его учение защищает жизнь.
 Публицистика источник Сайт СВОЙ ВАРИАНТ
1
  Автор: Кедров Константин | Разместил: Редактор Владимир СПЕКТОР Сегодня, 00:22
 
 
 
Вершина бытия
20.03.2021источник: «Литературная газета» 
 Андрей Вознесенский, Юрий Любимов и Константин Кедров перед началом первого Всемирного дня поэзии ЮНЕСКО
Поэзия творит новый смысл жизни: всегда, во всём и для всех
21 марта отмечается Всемирный день поэзии. Мы беседуем с человеком, стоявшим у истоков этого праздника, – поэтом и философом Константином Кедровым.
– Как литературная общественность восприняла учреждение ЮНЕСКО Всемирного дня поэзии?
– Прямо скажу, общественность это событие проглядела и не заметила: в ноябре 1999 года ей было не до того. Но поэтическое содружество ДООС восприняло это как свою победу. Мы обращались в ЮНЕСКО с проектом такого праздника. Начиналось это обращение такими словами: «Поэзия есть высшее проявление человеческой свободы». Девиз ДООСа «Ты всё пела – это дело!» полностью гармонировал с решением ЮНЕСКО, и засучив рукава мы тотчас взялись за подготовку праздника впервые в России и в мире.
– Согласно резолюции цель учреждения праздника – «придать новый импульс и новое признание национальным, региональным и международным поэтическим движениям». Изменилось ли что-нибудь за те два десятилетия, что существует День поэзии?
– В России праздник стал ежегодным, а в Москве, я бы даже сказал, всенародным. Так будет и в этом году. Десятки сценических площадок заполнят поэты и поклонники поэзии. Праздник практически не умещается в один день. Обычно празднуют вплоть до апреля. По крайней мере, в России. Интерес к поэзии огромен. Миллионы людей не только читают, но и пишут стихи. Другое дело, чудовищная неосведомлённость аудитории о ныне живущих и действующих поэтах. Но так было всегда. Почему-то считалось и считается, что все гении и таланты в прошлом. Это не так. Вознесенский, Евтушенко, Бродский при жизни тоже замалчивались, а сейчас их поэзия нарасхват. Сегодня более популярны сверходарённые рокеры Борис Гребенщиков и Цой, к примеру. Но это ведь всё равно поэзия, хоть и под музыку. Никуда не делась популярность Окуджавы, Городницкого, Визбора. В России был упадок в экономике, но никогда не было упадка в поэзии. Сегодня миллионные аудитории у Оксимирона и его команды. Оценивать это явление можно по-разному. Но опять же никакого упадка интереса к рифме и верлибру не наблюдается.
– В марте 2000 года впервые прошёл организованный вами праздник в Театре на Таганке. Расскажите об этом вечере. Что запомнилось больше всего?
– Я счастлив, что Юрий Любимов сразу принял моё предложение провести праздник на Большой сцене Таганки. Под звуки марша «Прощание славянки» мы вышли навстречу переполненному залу, который так истосковался по стихам. Запомнилось, как Андрей Вознесенский, только что приехавший из Парижа, читал почти шёпотом: «Голос теряю…» Зал, ничего не ведавший о болезни поэта, призывал читать громче. Однако главное поэт произнёс отчетливо, и это сохранилось в записи. Он сказал: «Если бы Хлебников жил сегодня, он писал бы как Елена Кацюба».
А Елена бросала в зал: «Красивые всегда правы!»
Это было свежее дыхание и торжество поэзии.
Алина Витухновская изумляла и шокировала словесной игрой: «Ты сказал: «Умри, лиса, умри»… Или сам умри, и сам умри, и сам умри».
Любимов читал Пастернака и Маяковского. Золотухин – Бродского. Стипендиат премии Рембо Михаил Бузник читал свои озарения, восходящие к исихазму Паламы, получившие благословения Солженицына и Никиты Струве.
Меня Андрей Вознесенский представил залу так ярко и проникновенно, что после этого едва ли не каждая строка прерывалась аплодисментами.
В целом это был настоящий триумф поэзии. В благодарственном послании ЮНЕСКО, переданном мне после вечера, выражалась надежда, что этот праздник никогда не умрёт в России. Так оно и случилось. «Двадцать лет спустя», а вернее, уже 22 года спустя День поэзии жив.
– Со временем поэтические встречи на Таганке стали традицией… Как они менялись от года к году?
– Прежде всего расширился круг поэтов. Уже на Втором всемирном выступали с нами: Пригов, полиглот Вилли Мельников, Вячеслав Куприянов и даже Найк Борзов. Позднее зазвучала звучарная поэзия Сергея Бирюкова, живущего в Германии, а из Киева прибыл Александр Чернов. 11-й Всемирный по требованию Юрия Любимова был целиком отдан мне. Это была большая ответственность: весь вечер со стихами один на сцене «Таганки».
Были у нас и другие не менее знаменитые площадки. Легендарная Гнесинка, Музей-квартира Мейерхольда и Галерея А-3 на Арбате, опять же с Андреем Вознесенским. И незабываемые с ним же вечера поэзии в Музее Пастернака в Переделкине. Всё шло только по нарастающей. Но, разумеется, уход в вечность Андрея Вознесенского значительно обеднил праздники. Не хватало гения и гениального друга. Да и сейчас не хватает…
– Сегодня мероприятия, приуроченные ко Всемирному дню поэзии, проходят по всей стране. И в то же время ощущение глобальности, масштаба праздника почему-то ушло. Как вы считаете, с чем это связано?
– К хорошему тоже легко привыкают. Уже никого не удивляет, что есть такой праздник. К тому же появилось множество поэтических фестивалей международного масштаба и многомиллионная аудитория интернета. По сравнению с такими масштабами меркнут и стадионы 1960-х, и знаменитый Политехнический, и поэтическая «Таганка».
Но я абсолютно уверен: Всемирный день поэзии ЮНЕСКО – это навсегда и те же Лужники, и Политехнический, а теперь ещё и любимовская «Таганка».
Это навсегда в ноосфере.
– Можно ли настроить современного человека на чтение стихов? Или миру высоких технологий с поэзией не по пути?
– Миру всегда с поэзией не по пути. Как говорится: «Не любите мира, ни того, что в мире». Царство поэзии не от мира сего. Ещё в 1960-м я написал:
На обнажённый нерв нанизывая звуки,
Всё глубже чувствую великий диссонанс,
И радость возвышения над миром
Поэзия – вершина бытия.
На вершине трудно толпиться. Туда приходится карабкаться, и нужны усилия, чтобы удержаться. Но уберите вершины гор, и жизнь у подножия станет невыносимой. Поэзия творит новый смысл жизни: всегда во всём и для всех.
Высокие технологии – это прекрасно. Есть они и в поэзии у того же Хлебникова, или Введенского, или Вознесенского, Кацюбы, Авалиани, Сергея Бирюкова, Александра Бубнова, Евгения Харитонова, Светы Литвак, Маргариты Аль, Татьяны Зоммер, Алексея Чуланского. Кто-то скажет, что это не столбовая дорога поэзии. Но сплошь и рядом непроходимые тропы ведут к вершинам.
– Как вы оцениваете сегодняшнее состояние поэзии в России?
– Начиная с ХХ века и по сей день Россия здесь впереди. Мир об этом не знает из-за трудностей перевода. Где-то «прорвался» Пастернак, где-то Бродский, но Бродский переведён без рифмы а Пастернак известен как автор романа и даже отнюдь не в стихах – дьявольская разница.
Но мы-то знаем и творчество трёх поэтесс: Ахмадулиной, Искренко, Кацюбы. И вряд ли кто отважится сбросить со счетов метаметафорическую троицу: Парщиков, Ерёменко, Жданов.
Другие уже, взахлёб перебивая меня, назовут десятки имён и будут абсолютно правы. Мы так богаты, что порой возникает смешнючая вражда между рубином и изумрудом. В Оптиной пустыни скитоначальник с восторгом говорил мне о поэзии Веры Полозковой. А кто-то помнит и Веру Павлову. А я в ответ про Свету Литвак.
Повторяю, мы очень богаты. А потому казны не считаем, но всё не скудеет добро.
– Вы автор философской теории метакода. Как она соотносится с вашим творчеством?

– Наверное, вы догадываетесь, что не творчество от метакода, а метакод открыт как толкование моего творчества. Да, я отчётливо различаю те или иные космические структуры. В своих стихах. Отсюда же родом и метаметафора, к которой некоторые литловкачи прицепили ползучий реализм. Получилось уродливое чудовище под названием метареализм. Я это и произнести-то не могу. Язык не поворачивается. Ужас.
Я однажды даже басню написал:
Метаметафора и метареализм
Метареализм:
Отрыл отрыл
Метаметафора:
От крыл открыл
И ещё:
Метаметафора – амфора нового смысла…
В метаметафоре главное – новое метафизическое пространство, обретаемое через «выворачивание», или инсайдаут. Например: «Бутоны прозревают розами», «Прозрение – роз зрение».
Моя книга «Инсайдаут» теперь в Нобелевской научной Стокгольмской библиотеке. Там стихи и эссе. В том числе «Зеркальный паровоз». Как-то я стал читать этот стих Вознесенскому:
Зеркальный паровоз шёл с четырёх сторон…
«Слушай, да в одной этой строке вся твоя поэзия сфокусирована!» – сказал он.
Но я всё-таки считаю, что всё сфокусировано в «Компьютере любви»:
Небо – это высота взгляда
Взгляд – это глубина неба
…Расстояние между людьми заполняют звёзды
Расстояние между звёздами заполняют люди…
– «Добровольное общество охраны стрекоз» существует уже более 35 лет… Кто входит в группу сейчас? Основные идеи «Общества» остались неизменными?
– Основную идею я бы выразил так:
Земля летела
По законам тела
А бабочка летела
Как хотела
Хотя изначально речь шла о стрекозах и о праве поэта быть поэтом. Пение – это дело! «Добровольное общество охраны стрекоз» (ДООС) возникло в суровом для поэзии 1983-м. Туда вошли кроме меня и Елены Кацюбы: Андрей Вознесенский, Генрих Сапгир, Милорад Павич.
Вознесенский и Сапгир даже поспорили друг с другом за звание Стрекозавра. Павич пожелал быть Сербозавром. Я – Стихозавр, а Елена Кацюба – Стрекоза. Конечно, с уходом гениев стало всем пустовато. Но в нашей стае и Огнезавр Герман Виноградов, и Кира Сапгир, и Кристина Зейтунян-Белоус – обе в Париже. Там же: Лидия Григорьева – Лондон, Хаада Сендо – Монголия, Сергей Бирюков и Алла Кессельман – Германия, Николай Ерёмин – Красноярск, Владимир Монахов – Братск, Сергей Бубнов – Курск, Александр Вепрев – Киров, Александр Чернов – Севастополь.
Все активно действующие, своеобразные и ни на кого не похожие.
Инициативу по изданию «Журнала Поэтов» и проведению фестивалей взяла на себя Маргарита Аль-Стрекозаль. И справляется с этой задачей блестяще.
– 22-й Всемирный день поэзии ЮНЕСКО пройдёт 21 марта в Большом зале Библиотеки искусств им. А.П. Боголюбова. Что ждёт гостей в этом году?
– Прежде всего проведение 5-го Международного фестиваля ДООС. Определим очередного лауреата. Пройдёт конкурс на манифест-лаудацио в честь поэзии Елены Кацюбы.
 Афиша праздника, состоявшегося в Театре на Таганке 21 марта 2000 года
Состоится презентация очередного «Журнала ПОэтов». Две начальные буквы ПО пишутся заглавными по инициативе Андрея Вознесенского. Журнал уже много лет цветной и даже глянцевый.
Завершится празднование двумя давними нашими гимнами:
Весь мир бездарности разрушим
ДООСнованья а затем
Наш гениальный мир построим
Прекрасных песен и поэм
(Слова Кирилла Ковальджи)
Беседувела
Валерия Галкина
Источник https://penrus.ru/2021/03/20/vershina-bytiya/

Г Москва


 
 
Николай ЕРЁМИН
Альманах Миражистов
 
 
БОЖЕСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ  Николай ЕРЁМИН
ПАМЯТИ ЛИРЫ АБДУЛЛИНОЙ

Её стихи меня пронзили!
Как говорят сейчас: – Достали...
Стихи её -  в красе и в силе –
Сравняю с прочими едва ли...

Я прочитал её - в слезах
Восторга... Весь – в её словах –
На воле – выше головы...
Сказать точней – на  небесах,
Увы и ах, увы и ах...

От со-страдания, увы...
Ко всем, кто нынче на земле
Страдает за неё во зле,
Которого  слова-дела
Она давно пережила.
2025
БОЖЕСТВЕННЫЙ ПОЛУСОНЕТ

Мил-человек вздохнул устало –
И «сердце биться престало».
Закончился в один  момент
Божественный  эксперимент...
Расстались вдруг душа и тело.

- Судьба, ты этого хотела?
- Кому теперь какое дело...

СОНЕТ ПРО ДЕТСКОЕ ПЕНИЕ

Люди гибнут на войне
Здесь, при солнце и луне...
А в далёкой стороне
Катя плачет обо мне...
Маша плачет обо мне...
Слёзы детские - в цене.

- Катя, милая, не плачь!
Маша, милая, не плачь!
Вот закончится война, -
И от счастья – оп-па-на -
Мы вдвоём или втроём
Песню старую споём.

- Тише, милая, не плачь,
Я куплю тебе калач!
2025

ПОЛУСОНЕТ ПРО ЗОЛОТО И МЕДЬ

Любвеобильна жизнь... А смерть,
Увы, бессмысленно-жестока...
От Запада и до Востока
Воюют золото и медь...

Рок – в каждом сердце и в судьбе –
От господина до раба –
За жизнь - смертельная борьба...
2025

СОНЕТ ПРО ЛИРИЧЕСКИЙ БРЕД

Я был в потустороннем мире,
Искал тебя, играл на лире...
Но ты невидимо скрывалась,
И на игру  не отзывалась.

Я убеждал себя: - Терпение! –
Я продолжал игру и пение...
И – слава Богу! – что  проснулся,
К земле и небу прикоснулся

И вдруг услышал: - Как я рада,
Что ты воскрес передо мной,
Моя бессонная награда,
Потерянный любимый мой! –

И звонкой  лиры – в тишину -
Посюстороннюю струну...
2025
***
Он воскликнул: - Рад стараться,
Но прошу понять,
Надоело побираться,
Буду воровать!
Чтобы благо - дать...
Господи, прости,
Встретимся в пути...

***
Мне нелегко – а я иду...
Мне тяжело – а я бегу...
Легко -  лечу, куда хочу -
По солнцелунному лучу -
Сквозь кучевые облака...
И всем кричу:
 - Пока-пока!
Май 2025 г Красноярск
ВСЁ СБУДЕТСЯ!   

СОНЕТ ПРО СТЫД И СРАМ

Из молодого индивида
Я превратился в инвалида.
Мне стал доступен – стыд и срам! –
Код генетических программ.
И после всех дневных забот -
Мурр-мурр – беседующий кот...

А я - сомнений не тая -
Стихи прозаиков листаю
И прозой лириков дышу...
Чего ищу? Я знать не знаю,
Поскольку – грешный – сам пишу,
Доверив мысль карандашу.
И собеседнику внимаю...
И в гневе карандаш крошу!
2025

***
Со мною муза Мани-Мания
Скрестила взгляды обладания...

Но Купидон, - о, мысли миг! –
Промолвил ввысь: - Уймись, старик! –

И я, не ведая вины,
На стресс взглянул со стороны.

И понял  вдруг, что я – не я,
И муза эта - не моя.

А Купидон – на  то и бог,
Чтоб возразить никто не смог!

***
Зачем мы встретились с тобой?
Ах, чтоб, возникшие крылато,
Поэзия и алкоголь
Нас подружить смогли когда-то...
Стихи писать, сдавать в печать –
И никогда не разлучать!


ОКТАВА ПАМЯТИ КЕДРОВА

Я в Лит-институте был мета-студентом,
То Богом, то Бесом водимым...
А Кедров был мета-метафоры светом,
Практически незаменимым
И теоретически – Ах! -
Инсайд-виртуозом в стихах.
...И в Космосе будет всегда
Светить мне  как Супер-Звезда...

***
Всё больше не знакомых мне идей
Вокруг... И не знакомых мне людей,
Ах, инопланетян с чужих планет,
Где никому не нужен интеллект
И грешная бесплотная душа...
А жизнь и смерть - не стоят ни гроша...

 
***
Ноутбук – точно чайник -
Разогрелся опять...
...Слова Хакер-начальник
Не даёт мне сказать!

Гасит мысли благие...
И твердит мне, злодей:
- Я не хакер, я – киллер
Социальных сетей!
ПРОДОЛЖЕНИЕ КНИГИ «ДИАЛОГИ С МОНАХОВЫМ»
Рецензия на «Доля» (Николай Ерёмин)

"Опасайтесь полуправд - вам может достаться не та половина."
(Иммануил Кант)
Владимир Монахов 17.05.2025 02:

СОНЕТ В ОТВЕТ ПРО КАНТОВСКИЙ СОВЕТ

Нет, Канта я не кантовал!
Мне – так как я не паразит -
Ни полуправд 9-й вал ,
Ни кантианство - не грозит.

А половина? Вот она:
Моя правдивая жена!
Её не нужно опасаться
И от неё, увы, - спасаться...

При свете Солнца и Луны
Ни жизнь, ни лжизнь нам не страшны.

Пусть за Божественный талант
Меня простит правдивый Кант!
И там, в объятьях Сатаны,
Живёт, не ведая вины...

Николай ЕРЁМИН, Этот свет, 17 мая, 2025 года
КрасноАдск-КрасноРайск-КрасноЯрск

СОСЕД

Опять сосед, хвативший лишку,
Врубает радио Шансон…
И за оградой жжёт покрышку…
Опохмелиться хочет он,
Терроризируя меня
Под кайфом дыма и огня…

И я, конечно, подношу…
И погасить огонь прошу…

МИРАЖ №1

Вокруг меня – пиндосы, янки
И танки, мчащиеся прочь…
И солнцелунной таитянки
Прекрасный образ – день и ночь…
Который  создал – им взамен –
Мой друг художник Поль Гоген…
Который молвил: - Не пойму,
Где я, зачем, и почему?

МИРАЖ №2

Я по Лондону тихо бреду…
В сердце – ландыши лондонских сил…
Вечер лондонскую звезду
Неспроста надо мной засветил…
Где Есенин – к стакану стакан –
С Айседорой танцует Кан-Кан…

МИРАЖ №3

Поэт в мечтах о коммунизме –
Всем почитателям отец –
Увы, утратил смысл жизни…
И застрелился, наконец…
………………………………
…………………………….
А может быть, и помогли
Гробокопатели  Земли…
В стране бессмысленных потерь
Какая разница теперь?

МИРАЖ №4

Узор поэтических штампов…
Набор политических трампов…
До пота – работа, семья…
О, жизнь трудовая моя!
Не сердце, а счётчик в груди…
О Господи, что впереди?
Где – Вера, Надежда, Любовь?
- Всё сбудется! Не прекословь!

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ
***
От августа до августа,
Увы, я знаю, что
В Москве погибнуть – запросто!
…А вот - прожить лет сто…?????????????????????????

Май 2025 Красноярск
НИМБ 

ОКТАВА ПРО КРЫЛЬЯ ПЕГАСА

- Скажи, Пегас, ты должен быть крылатым,
Так  где же крылья лёгкие твои?
Чего молчишь? Под взором виноватым,
Мой друг, своих секретов не таи! -

И вдруг заржал взволнованный Пегас:
- Садись! Летим! И ты поймёшь сейчас,
Что крылья, вдохновение ценя,
В полёте отрастают у меня…


ПОЛУСОНЕТ  Памяти Иосифа Бродского

Путь к Богу вёл поэта через Рим…
И оказался путь неповторим…
В чём убедились шедшие за ним,
Над головой увидевшие нимб,
Который им светил не в бровь, а в глаз...
Но как-то раз
Вдруг вспыхнул  – и погас…


ЧЕРЁМУХА ЦВЕТЁТ


В черёмухе сегодня –
Боже мой! –
Так много пчёл…
А мухи – ни одной.

Намедни  ж – страх -
Здесь были так  смелы
Лишь  мухи,  ах…
И – ни одной пчелы…

А нынче – дивный вид! -
Глаза в глаза –
То бабочка летит…
То стрекоза…

Где аромат...
И весел хоровод...
И каждый рад:
Черёмуха цветёт!

***

Мне друг сказал, вернувшись из Европы:
- Там хорошо!  Зер гут и вери гуд…
У нас же лгут газеты, гороскопы,
Что плохо там… Зачем, не знаю, лгут…
Но я вернулся, разгадав секрет:
Тому, кто лгать привык, там места нет…

***
Стихи приснились мне, когда
В душе была температура:
И доказал я без труда,
Да, да, что это – не халтура:
Гипертермический синдром…
Увы, Гоморра и Содом…
Куда  я изгнан был, сгорая,
Из поэтического рая…

ЛЮБОВЬ

Мона Лиза, Джоконда, любовь,
Хорошо, что мы встретились вновь…
Что весна взволновала нам кровь…
Что,  смущаясь, ты выгнула бровь…

И, как в Лувре, улыбку храня,
Восхищённо глядишь на меня…

ПОД КУПОЛОМ ЦИРКА

С детских лет – только я засыпаю,
Как под куполом цирка взлетаю…
А потом в бесконечность куда-то
Прохожу, чуть касаясь каната…

До сих пор я, когда просыпаюсь,
Что дошёл-долетел, удивляюсь…
И живу, в ожиданье  весны,
Повторяя высокие сны…

К МУЗЕ

- Краса – божественная сила:
Улыбка… Каждый глаз – алмаз…
Ты не случайно покорила
Крым, и Пицунду, и Кавказ…
О, муза  милая моя,
Скажи, ни слова не тая,
Кого ещё мы покорим?

- На очереди – Третий Рим!

ТЕЛЕСЕРИАЛ  ПРО ГОРОДОК

Городок озабочен:
Сколько сумрачных лиц!
От наёмных рабочих
До наёмных убийц -

Все сидят без работы,
Без надежды уже…
И – без денег – уроды! –
Водку пьют в гараже…

И глядят в телевизор,
Как неделю подряд
Бомбы в виде Сюр-призов
Снова с дронов  летят…

И в мерцании света
Вдруг – опять и опять -
Разрываются где-то…
А зачем? Не понять…

И опять, озабочен,
Городок... и  не спит…
Безработный рабочий
Пьёт технический спирт…

ПРИВЫЧНЫЙ ПУТЬ

Роддом - и рядышком больница…
Из года в год привычный путь:
Помочь - кому-нибудь родиться…
Пожить ещё – кому-нибудь…

И нет помощников, заметь,
Тому, кто хочет умереть…

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ

ОТКРЫТАЯ РЕЦЕНЗИЯ

Читал твои стихи
С заката до рассвета…
Хоть рифмы не плохи, -
Поэзия ли это?

***
Опять я слышу ветра вой
Над свежей урной гробовой,
Которую на Высший суд
Из крыматория везут…

***
Я с детства был любвеобилен…
И обнаружил  – Вот те на! -
Что в голове полно извилин,
А душу радует  -  одна…

Май 2025 г КрасноАдск-КрасноРайск-КрасноЯрск
ЧИСТОТЕЛ   
***
У меня расцвёл чистотел...
Посреди огородных дел
Я понюхал – и обалдел!
Буду! Буду я - в жизни большой -
Чист и телом – ах!  - и душой...
В мире главное – чистота
В небе главное – высота
В жизни главное – красота...
И подружке я и дружку
Подарить  хочу по цветку!

СО-СТРАДАНИЕ
Умер
Григорович...
Габрилович...
Умер
Абрамович...
Гуринович...
Зельманович
Умер...
Шендерович...
Каганович...
Ростропович...
Устинович...
......................
Все - мои хорошие друзья!
Жаль, что никого вернуть нельзя...
Но их всех  - в себе - по мере сил –
В памяти я всё же воскресил...
И теперь - во сне и наяву
Со-страдая – ах - за них живу...
Боже,  продлевая бытие
Перед входом в царствие Твое...
2025
КИР НА ВЕСЬ МИР
Кирюха  день и ночь киряет…
Закат, рассвет  -
Смеётся, плачет, повторяет,
Что смерти нет…
И напоказ – позор и стыд! –
Вновь совершает суицид…
И выживает! – чтоб опять
Смеяться, плакать и кирять

***
Любовь без слов
Бывает у ослов…
А у людей
Любовь полна идей…
Так докажи,
Приветлив и весёл,
Что ты – поэт,
А вовсе не осёл!

ОКТАВА У ВОРОТ
- Люблю любовь в начале мая! –
Я восклицаю каждый год…
И снова Тютчева читаю
Подруге милой  у ворот…

Любуясь видом  вешних вод
И выражением лица:
Светящегося  без забот
Тургеневского образца…

ПОЭЗИЯ
Поэзия продлила жизнь мою…
А ведь стоял у бездны на краю…
И вдруг  -  взлетел…И вдруг – куда хотел –
Во сне и наяву перелетел…
Что ждёт меня, не знаю, впереди…
Но знаю точно: бездна – позади.

СОНЕТ-БУРЛЕСК АНДРЕЮ БАРАНОВУ,
возникший после прочтения его стихов:
«и откроется внезапно уму
что корова она тоже поэт. 
Крылатая корова у меня
возникла из крылатого коня.
Уже поднадоел всем пегий ас.
Пятнистая бурёнка - в самый раз!»
               
ПЕГАС и КОРОВА

- Я всю жизнь доил Пегаса…
Но,  признаюсь, от него
Ни кумыса и ни кваса
Не добыл - ну, ничего!…

А с Андреем, так и быть,
Я крылатых поэтесс,
Как коров, готов  доить:
И приятно, и прогресс,
И взаимный интерес …
Замечательный процесс!

Да, да, Андрей, - тобой и  прессой
Расхваленная, - без  труда
Корова станет поэтессой…
А вот Поэтом – Никогда!

ПОСТСКРИПТУМ
- Грустно – если не шутить…
Скучно – если не летать…
Что-то грустно стало жить…
Что-то скучно мне опять…
Полетаем? Так и быть!
Что прикажете подать?
Чтобы шутки не забыть, -
Самолёт или кровать? -
Смех любя и грех  любя…
- Ну, и шутки у тебя!

СВОБОДА и ТЮРЬМА
Псих пишет стих, свободный от ума…
А умный критик – умную статью
С заглавием «Свобода и тюрьма»
О том,  кто  где кончает жизнь свою…
И можно ли поэту быть в стране
Свободным  наяву, а не во сне?
И завершает так:  - Поэт – как птица,-
Нужна ль ему тюрьма, психобольница,
И Интернет, и телефон? Эх, ма…
Ведь знают все, что горе – от ума!

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ
ВРЕМЕНА

Мы встретились с тобою, - Вот те на! -
Не в лучшие,  как видно, времена…
И всё-таки на сердце - благодать…
И лучших нам с тобою не видать…
21 мая 2025г Красноярск
ГОРИТ ОГОНЬ   
***
Проходит жизнь – спокойно, не спеша:
Бесценный завтрак...Драгоценный ужин...
И вдруг моя бездомная  душа
Ведёт меня туда, где я  не нужен.

Над речкою - старинный монастырь,
Безлюдная деревня, и пустырь...
Куда все подевались? Я один,
Луне и звёздам раб и господин.

- Ау! -  во сне зову, и наяву...
И эхо откликается: - Ау!

ПОЛУСОНЕТ ПАМЯТИ АЙВАЗОВСКОГО
Я зиму перезимовал...
И, прошептав:- Ну, слава Богу!-
Снял со стены «9-й вал» -
И вышел с ним я на дорогу,
И шёл, мечтая понемногу...
И в Феодосию принёс.
Зачем? Хорошенький вопрос!

ПОЛУСОНЕТ ВО ВРЕМЯ ДОЖДЯ
Снова слёзы катятся из глаз,
Только вспомню, милая, про нас:
Как - друг к другу – вопреки разлуке –
Мы опять протягиваем руки...

И опять – во сне и наяву –
Ты одна, и я один – живу:
Дождь... И слёзы катятся в траву...

СДАЧА АНАЛИЗОВ

Анализы того,
Что есть внутри -
Меня, тебя, её,  и всех, кто рядом, -
Хорошие недавно, - посмотри:
О чём свидетельствуют?
О соседстве с ядом!
И намекают
О большой любви
К разрушенному Храму на крови...

СТИХИ ТОРГОВЦА ПИВОМ
- Здесь чей-то памятник снесли,
Устроив пьянку и гулянку...
И сделав – Ай-лю-ли! –
Автостоянку.

И сразу, с боку, с вывеской
«ПИК-НИК»
Ларёк пивной,
Как памятник, возник...

Откуда, жажду
Утолив, домой
Уходит каждый, -
Точно бог хмельной...

А я
С хозяйкой Музой под венцом
Работаю посменно
Продавцом...
И всем читаю: - Пить или не пить? –
Стихи свои
О счастье трезвым быть...

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ
ХХ ВЕК
У публики Московской –
К театру интерес:
«Клоп»... «Баня»... Маяковский
Убит... Христос воскрес...

СИБИРСКАЯ ССЫЛКА
Я жизнь провел в сибирской ссылке,
Как клоун — в цирке Шапито...
Или — как Джинн в пустой бутылке...
Кто мне ответит: - А за что?

***
Не дозвониться!
Не достучаться...
Не докричаться...
Не домолчаться...

***
Я встал опять не с той ноги!
О, Царь небесный, помоги
Мне - завтра - весело и дружно
Встать с той ноги, с которой нужно!

***
В душе моей – как символ Возрождения –
Горит огонь любви и вдохновения...
Всё по уму! Горит – не гаснет он
Всё потому, что я всегда влюблён...

***
Любовь - судьбы первооснова.
Пускай судьба глядит сурово,
И всё ж меня  спасает снова
С любовью сказанное слово.

***
- Поскольку Ты
За всё про всё в ответе,
Себе
Дай, Бог,
Здоровья на Том свете!

Николай ЕРЁМИН  Май 2025 г Красноярск
 





 
Елена ФРОЛОВА
Альманах Миражистов
 
 
* * *
Звонят колокола, динь-дили-дон,
Динь-дили-дон, дали-дали-да.
Откуда этот звон, динь-дили-дон,
Оттуда ли сюда, отсюда ли туда…
Песочные часы – это лишь песок,
А времени река без дна и берегов.
И прожитого тень летит наискосок
На эхо тихих ангельских голосов.
Распахивает мир объятия свои,
Стань как дитя, иди к нему на руки,
Туда, где выткан день росой любви
В кузнечиковом стрекоте-перестуке.
Звонят колокола, динь-дили-дон,
Динь-дили-дон, дали-дали-да.
Откуда этот звон, динь-дили-дон,
Оттуда ли сюда, отсюда ли туда…
* * *
Плыть от берега до заката,
разгребая руками нагретую воду.
Завернуться потом в голубой халатик,
а потом дожить до Нового года.
А потом дожить до нового века,
а еще дожить до первого внука…
Так, счастливой, проходит жизнь человека,
а потом приходит за ним разлука,
разлучая с халатиком, с внуком, с веком,
превращая всё в бесценную плату
за челнок и долгую в звездах реку,
чтобы плыть от берега до заката.
* * *
Мама маки вышивает.
Мама тихо плачет.
Мама маму вспоминает,
бабу Лену, значит.
Мама степи вспоминает,
Таврию и хату,
деда Лёню выкликает:
«Тату, милый тату…»
Крестик к крестику, цветочки
вышьются до срока.
Маме мама снится ночью,
говорит с далёка:
«Не волнуйся, наша доню,
всё у нас в порядке».
Маки алою ладонью
трогают оградку.
Маки стелются коврами
над широкой степью…
Маки мамы в белой раме
над моей постелью

* * *
За поворотом - тихие сады,
уютный домик, чайник со свистком,
сверчок, прохлада, бархат лебеды
и крошки хлеба мышке под столом.
За поворотом тоненький ручей
от слив, промытых в синеньком ведре,
и пыльный пёс, и общий и ничей,
оставленный не нами в сентябре.
За поворотом влажная гроза,
пришедшая к нахмуренному дню,
и девочка с косичками назад
и пыльными ладошками к дождю.
За поворотом долгий, долгий день.
И я смотрю в него который год,
в грозу, в дождём прибитую сирень,
в судьбу, к которой девочка идёт.

* * *
Спустившись от кафе «МОМО» к причалу,
присев в углу на самом на краю,
я по тебе скучаю и скучаю
и бесконечно с морем говорю.
Мне поддувает в спину тихий ветер,
ежи морские смотрят с глубины.
Зачем мы есть с тобой на этом свете,
когда друг другу больше не нужны?
Корабликом, баркасом или яхтой
отсюда на тот берег отвезет
любви моей смешные артефакты
просоленный уставший мореход.
А крошки от вчерашнего десерта
склюют с руки две чайки у воды.
А камушек в груди по форме сердца –
он с дырочкой. От прожитой беды.
* * *
У Чёрного моря
растёт зачарованный сад.
Там утром коровы
едят голубой виноград.
Там красным кувшинчиком
светится юный гранат,
созревших смоковниц
янтарные капли лежат.
Там три кипариса
увиты до неба плющом,
и лучшие мысли
в саду зарождаются том,
о солнце и свете,
ласкающих лист и траву,
о том, что, наверное,
бывает любовь наяву.
Хурмой золотится
встающий над садом рассвет,
веселая птица
гнездится в нём тысячу лет.
И если однажды,
не в мочь получается жизнь,
в тенистой прохладе
в саду возле моря ложись
и слушай, как нежно
поёт тебе птичка: «Ти-вить».
И время безбрежно
плетёт свою тонкую нить.
* * *
В зарослях фейхоа солнце переплетает
нежные косы дня и стрекозы полёт.
Как хорошо не знать то, что никто не знает.
Как хорошо не ждать там, где никто не ждёт.
Будто в зелёный дом сад приглашает в гости,
где от смоковниц тень, бусины мандарин.
Если зарыть в саду косточку или кости –
всё равно будет плод, ибо итог один.
Ибо дозреют дни, как винограда кисти,
и соберёт его в самый урочный час
тот, кто за нас судьбу в листьях смоковниц пишет,
так никогда ничего и не узнавший о нас.
* * *
Тайна, помноженная на дни, месяцы, годы
Становится огромным математическим числом.
Маленький Мук даёт мне свои сапоги-скороходы,
Девушка с веслом отдаёт мне своё весло.
Они мне кричат: «Улетай, уплывай, убегай оттуда,
Не оглядываясь, эта тайна – плохая игра!»
Я доедаю кусочек сыра с любимого нашего блюда.
Думая не о нашем завтра, а о нашем вчера.
Цветочком аленьким теплится где-то надежда,
Но ты говоришь – вырывай её на корню.
А Вий говорит: «Поднимите мне тяжелые вежды,
Дайте на дуру на эту я сам погляжу».
А маленький принц говорит: «Хочешь, я выну барашка
И спрячу тебя в коробочку, чтобы он не нашёл?!»
Я смеюсь. Я люблю эти дивные сказки,
В них даже горе заканчивается хорошо.
А тайна, на то и тайна… Тянется ниточка,
Снова плетёт из неё сеть у корыта старик.
«Твоё молчание, - говорит он, - милая деточка,
Это и есть самый долгий и страшный крик».
Источник: Фролова Е. От берега до заката. Сборник стихов. – Ростов-на-Дону, 2022 г. – 114 Стр. Составитель - С. Тенятников. Елена Фролова Родилась в Симферополе в 1976 году, в семье военного. Детство прошло в переездах по стране. Долгое время семья жила в Сибири – Томск, Новосибирск, Красноярск. Окончила Красноярский педагогический университет имени В.П.Астафьева по специальности «Русский язык и литература». Публиковалась в журналах «Москва», «Эмигрантская лира», «День и ночь», «Граффит», «Веси», «Южное сияние», «Симбирск», «Литературный Крым», «Республика Абхазия», «Литературный Ашхен», «Литературная газета», «Литературный Иерусалим» и др. В 2019 году вышел сборник лирики «Непоправимое лето» (Издательство «СТиХИ»). В 1998 году стала победителем Литературного конкурса «Студенческая весна», организованного фондом В.П. Астафьева. В 2020 году заняла 1-е место в Международном конкурсе «Эмигрантская лира» в номинации «Неоставленная страна», а также 2-е место в Литературном конкурсе имени Г. Салахова (Дагестан). Является сотрудником Государственного литературного музея им. В. И. Даля. Живёт в Москве





 
Сергей ТЕНЯТНИКОВ
Альманах Миражистов
 
Сергей Тенятников (р. 1981 г., Красноярск) – поэт, переводчик, видеопоэт. Пишет на русском и немецком языках.
Победитель фестиваля «Эмигрантская лира» 2014 г.
Лауреат литературной премии Фонда им. В. П. Астафьева 2015 г.
Лауреат Международной Отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка 2021 г.
Член Союза российских писателей и академик Академии Зауми. Член Клуба писателей Кавказа. Редактор литературно-художественного, историко-краеведческого журнала «Веси».
Библиография
Из твоего глаза вылупляется кукушка. (нем. Aus deinem Auge schl;pft der Kuckuck). – Лейпциг: Lychatz Verlag, 2017.
Голова Плутарха. (нем. Plutarchs Kopf). – Херфорд: ostbooks verlag, 2019.
Остров Гутенберга: Стихи. – М.: Летний сад, 2019.
Щекотки: Книга стихотворений. – М.: издательство «СТиХИ», 2021.
Граффити в Троянском метро: Стихи. – М.: Водолей, 2023

Неизбранное:
 
как держит земля людей...
истоптанная живыми,
вымощенная мёртвыми,
исписанная цитатами
улиц и прозой ландшафта.
 
как держит полка книги...
потрёпанные переплёты,
плесень, пепел, пыль.
и как полка без книг – земля
без людей такая же плоская.
 
 
Пустыня
 
ребёнок плачет, звезда светит.
точит палач, носит ветер.
пастухи пасут, мудрецы бредут.
пейзаж пуст, плюёт верблюд.
местность спит, отец молчит.
(воюет пилат, отпрыск волчицы).
пыль на полу, земля в слезах.
мать в поту: имя – Иешуа.
 
 ОСТАНОВКА НА ЗЕМЛЕ

август, не торопясь, собирает детей
в школу, чьи рюкзаки и желудки за лето
опустели. сливы опадают на сухой асфальт,
где подошвы делают из них мармелад.
ремонт дороги затих, будто там взорвался снаряд.
в магазинной витрине отражается сентябрь.
продавщица укутывает потеплее манекены,
точно обитателей дома престарелых.
растолстевшие голуби прыгают с крыши –
верно, учитель пения из класса вышел.
прошлый век кончился. память и пиво не греют.
солнечный луч скребёт по щеке, не бреет.

ПРАДЕД
мой прадед, отец 12-ти детей,
сибирский крестьянин Александр Баюшкин,
лишившийся ноги в 42-ом на одном
из бесчисленных русских полей,
вёл своеобразный дневник:
он ежедневно записывал
в амбарную книгу погоду.
Александр Баюшкин умер, так
и не окончив книгу.
к чему я это?
мне думается, что та книга с погодой
(которую я никогда не буду листать)
и есть единственное достоверное
доказательство жизни моего прадеда на Земле.

* * *
голова Плутарха лежала
на письменном столе.
я её поставил, точно кружку,
гипсовая голова упала.
я сказал: ты сегодня
явно не в себе.
прошептала голова:
я память потеряла.
Философ
к концу жизни философ Лосев
практически полностью ослеп
и различал только свет и тьму.
это ему не мешало, напротив,
слепота позволяла ему пристальнее
разглядывать людей и их тени.
Рождественский вертеп
ещё звезда над Вифлеемом не погасла
ещё на храме нет креста
ещё волхвы не собрались домой
ещё не распакованы подарки
ещё никто не думает о смерти
ещё вода не превратилась в лёд
ещё нет на затылке ни волос ни нимба
ещё не отражается Пилат в глазах
и в сердце
живёт одна для всех Любовь

 
Светлана КУРАЛЕХ
АльманахМиражистов
 
 
ВЕНОК ОКТАВ
 (попытка биографии)
1.
Дорога до-ре-ми, дарованная мне…
Расстрелянный рояль, разбросанные ноты.
Растерянная скрипка. Сводки о войне.
Прощальные гудки – охрипшие фаготы.
Там, в маминой утробе, в самой глубине


Венок моих октав нашептывал мне кто-то,
Насвистывал сквозняк в саратовском поселке.
Ребенок, Новый год и запах первой ёлки.
2.
Ребёнок, Новый год и запах первой елки.
Куранты полночь бьют, и сын кричит мне: "Я-а!"
Зажатый кулачок моей коснулся чёлки,
Ребенок просит грудь – бери, душа моя!
Смешались на столе пеленки и заколки,
Конспекты и стихи. Счастливая семья.
Мы весело поём, мы на одной волне…
Миг сказочной любви – недолгий свет в окне.
3.
Миг сказочной любви – недолгий свет в окне.
Тяжелые плоды родительского сада.
Ах, надо б написать мне книгу о родне,
Я обещала маме – надо, надо, надо.
Что было, то прошло. Кто был, того уж нет,
И только старый сад и новая ограда.
Опавшая листва, засохшие метёлки.
Фаянсовый кувшин, разбитый на осколки.
4.
Фаянсовый кувшин, разбитый на осколки.
Где родина моя, там сердце пополам.
Ушёл двадцатый век – остались барахолки
И кукольный сезон, похожий на "сезам".
А я – поэт без слов, я – нитка без иголки,
Я – цирк без шапито, я – гордая мадам.
Собака спит в углу, а муж в другой стране.
Соль, сжатая в щепоть, и чайник на огне.
5.
Соль, сжатая в щепоть, и чайник на огне.
Жизнь ближе к эпилогу, время ближе к маю.
Стихи, как мотыльки, порхают в тишине.
Не стану их ловить – вдруг крылышки сломаю…
Бомжи металлолом приносят на спине,
Но вывеска в окне: "С утра не принимаю!"
Сочувствуют бомжам бабульки-балаболки.
Лязг брошенной подковы, грязные футболки.
6.
Лязг брошенной подковы, грязные футболки.
Я памяти своей кручу калейдоскоп:
Галдёж на ипподроме, толки-кривотолки,
А я забыла страх, а я живу взахлёб.
Я растворяюсь в шёлке лошадиной холки,
И лошадь подо мной пускается в галоп.
Пегас – мой верный конь, жокей – мой лучший друг.
Симфония весны захватывает дух!
7.
Симфония весны захватывает дух!
Масличная гора и звуки песнопений.

Святой Иерусалим – залитый солнцем луг,
В котором проросли библейские ступени.
И это ничего, что день горяч и сух –
Есть чистая вода и тень густых растений.
За стайками детей, за стайками пичуг
"До" рвётся в небеса, рождая новый круг.
8.
"До" рвётся в небеса, рождая новый круг,
Сплетаются октавы, как молитвы в храме,
И тысячи ладов перебирает слух,
Чтоб музыка сливалась с вечными словами.
Есть музыка внутри, есть музыка вокруг,
Есть музыка от нас, есть музыка над нами.
И есть среди дорог в небесной вышине
Дорога до-ре-ми, дарованная мне.
9.
Дорога до-ре-ми, дарованная мне…
Ребёнок, Новый год и запах первой ёлки.
Миг сказочной любви – недолгий свет в окне,
Фаянсовый кувшин, разбитый на осколки.
Соль, сжатая в щепоть, и чайник на огне,
Лязг брошенной подковы, грязные футболки.
Симфония весны захватывает дух!
"До" рвётся в небеса, рождая новый круг.


***
Все холоднее на ветру,
и время всё неумолимей.
– Вы где?
– Мы в Иерусалиме.
– А Вы?

– Мы там, где кенгуру.
А убиенные – в раю,
а незабвенные – в Нью-Йорке.
А я одна в глухом краю,
всё стерегу свои задворки.
Ушла ночная электричка,
и кажется, что всё ушло…
Я – бабочка-шизофреничка,
бьюсь о вагонное стекло.


ПРОВОДЫ В ГЕРМАНИЮ

Пахнет садом Гефсиманским...
Не целуй через порог.
Может, с паспортом германским
будешь счастлив. Дай-то Бог.

Передай привет мой Гейне –
мне ирония сродни.
Что теперь топить в портвейне
наши прожитые дни.

Стул непроданный изломан
и затоптан половик...
"Herz, mein Herz, sei nicht beklommen
und ertrage dein Geschick". *


ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Дни человека – как трава...
Псалом 102

"Постой!" –
и холодок по коже.
"Постой!" –
и оборвется бег.
...Трава была нам брачным ложем
и на себя взяла наш грех.

Там, где довольно было взгляда,
ты всё подыскивал слова,
а я подумала – не надо:
дни человека – как трава.

Травинку горькую кусая,
я знала все твои права
и по траве ушла босая...
Дни человека – как трава.


* * *

Воспоминанье в стиле оригами...
Бумажный оленёнок на окне.
Мне восемь лет. Я прижимаюсь к маме.
А мама прижимается ко мне.

Воспоминанье в стиле оригами...
Я рву стихи. Я пробую свести
все счёты и обиды между нами.
А мама шепчет: "Господи, прости".

Воспоминанье в стиле оригами...
Куда же ты пропал, олений след?

Как холодно. Я свечку ставлю маме.
Мне страшно быть должно.
А страха нет.


НИНО

Грохочут времени литавры.
Хлопочет кадрами кино.
Там, где резвились динозавры,
поёт блаженная Нино.

Раскаты счастья стонут в песне,
звенит гитара между строк,
взмывает голос в поднебесье,
перекрывая джаз и рок.

"Зачем века так быстро мчатся?" –
кричит Нино, целуя миг,
как будто можно докричаться
до диких пращуров своих.


* * *
Сквозь яркую зелень – то синь, то сирень,
какое цветов и тонов наслоенье!
Но если пейзаж повернуть набекрень,
то станет понятно моё настроенье.

Я жду, я меняюсь в лице каждый миг,
я злюсь, я стараюсь от слёз удержаться,
но вот на аллее ваш образ возник
и стал постепенно ко мне приближаться –

и стал постепенно бледнеть антураж…
А сердце моё наполняется светом
по мере того, как прекрасный пейзаж
становится вашим прекрасным портретом.

***
«Вот листья, и цветы, и плод на ветке спелый…
Поль Верлен»

Ах, этот первый шаг – какой-то оробелый.
Ах, этот соловей – какой-то сам не свой.
Но листья, и цветы, и плод на ветке спелый
приветствуют с утра визит мой гостевой.

Да много ли для счастья надо человеку –
Чтоб солнце поднялось и плыли облака…
Войдём ещё разок в одну и ту же реку,
а завтра что нас ждёт – пусть думает река.


ОСЕТИНСКИЕ НАПЕВЫ

В том замке, старинном, огромном,
хозяин невесел бывает.
В собрании пьес многотомном
он все мои письма скрывает.

То в кресле он дремлет нескладном,
то к ужину мрачно выходит
в том замке, старинном, громадном,
где кошка сиамская бродит.

Там воздух пропах мандарином,
что зреет, на солнце пылая.
В том замке, огромном, старинном,
всего-то однажды была я.

Там горный пейзаж исполинский
от Бога пролёг до порога...
Там к ужину сыр осетинский
я б резала тоньше немного.


ПОРТРЕТ ХУДОЖНИКА

Художник – пилигрим, а может – шут бесстыжий...
"Да, живопись – свобода", – мне он говорит.
Но Господом к нему приставлен ангел рыжий,
который часто сам не знает, что творит.
И путается в красках замысел славянский,
а в доме нет еды уже четыре дня,
и кажется, вот-вот взорвется конь троянский,
и вспыхнет на холсте пурпурная резня.
На площади толпа гудит, как ипподром.
Нет, избранный сюжет не кончится добром.
На свежем полотне подрагивает охра...
Не трогайте рукой – Эллада не просохла.


ЛЕТНЯЯ ТРАПЕЗА

Простая кружка и простая ложка.
Краюшка хлеба, рыбья голова.
И солнечная узкая дорожка
подсвечивает всё едва-едва.

Но вот полоска света растянулась
На целый стол, а может, на века,
И кажется, что скатерть шелохнулась
от лёгкого сквозного ветерка.

Сияет слива слева, груша – справа,
И яблоко способно взволновать.
И живописец обретает право
обычный завтрак трапезой назвать.


ДЕБЮТ
Кукла живёт и танцует по кругу,
так привязались с актером друг к другу,
что не понятно, кто водит кого:
куклу – актёр или кукла – его.
Только запутались тонкие нити,
куклы по воздуху ножками бьют,
встали-упали – уж вы извините,
не забывайте, что это – дебют.

Жизнь моя тоже танцует кругами,
не замечаю земли под ногами –
кто-то за ниточки сверху ведёт,
перемешались паденье и взлёт.
Что-то хотела, куда-то спешила,
ангелы в небе всё ближе поют.
Накуролесила, наворошила…
Боже, прости меня! Это – дебют.

* * *
«Пять лет прошло. Здесь все мертво и немо.
Анна Ахматова, 1910»

Сто лет прошло, и век другой ступает.
Другая жизнь. Другие корабли.
Вулкан исландский пеплом посыпает
израненную голову земли.

Меняется шуршанье легких юбок
на жесткое шуршание банкнот,
но шум и гам из капитанских рубок
серебряных не заглушает нот.

Оранжевый закат или пунцовый
непоправимым облаком плывёт.
Какой ты, век наш? Цинковый, свинцовый?
Пускай потом потомок назовёт.

Века друг к другу тесно припадают.
К каким бы ни пристали берегам,
нас по приметам вечным разгадают:
по музыке, картинам и стихам.
 
«    МАЙ 2025    »
ПН ВТ СР ЧТ ПТ СБ ВС
  1 2 3 4
5 6 7 8 9 10 11
12 13 14 15 16 17 18
19 20 21 22 23 24 25
26 27 28 29 30 31
new

* * *
…Умейте домолчаться до стихов.
Мария Петровых

А я не домолчалась до стихов…
Открылась  дверь –  их словно ветром сдуло.
Звала.
          Ждала.
                Поплакала.
                Уснула.

Смотрю – летят стихи вдоль облаков.
Теперь хоть плачь, хоть вскачь, хоть трепещи,
не возвратятся - сладко им на воле…
Кричу:
– Ау!?
В ответ:
– Ищи - свищи…
– А где искать?
– Спроси у ветра в поле!

 
Без названия
               
Сохранила мне маму живую
и отца пощадила война.
Черноглазого сына целую,
и любимому мужу нужна.

Одеваюсь на праздник нарядно.
Ставлю в храме три тонких свечи.
Жизнь моя получается складно,
хоть от радости криком кричи.

Так о чём же тот голос чудесный,
что звенит в моём тихом дому?
Различаю мотив поднебесный,
а слова, хоть убей, не пойму.

То заплачет, а то захохочет,
всё на части дыхание рвёт...
Только б знать мне, о чём он хлопочет,
только б знать мне, куда он зовёт.

 * * *
Воспоминанье в стиле оригами...
Бумажный оленёнок на окне.
Мне восемь лет. Я прижимаюсь к маме,
а мама прижимается ко мне.

Воспоминанье в стиле оригами...
Я рву стихи. Я пробую свести
все счёты и обиды между нами.
А мама шепчет: «Господи, прости».

Воспоминанье в стиле оригами...
Куда же ты пропал, олений след?
Как холодно. Я свечку ставлю маме.
Мне страшно быть должно. А страха нет.

* * *
Вот видишь, всё прошло: и листья облетели,
и появился свет, и прекратился крик.
И кончились мои две римские недели.
И в Книге Бытия задумался старик.

И есть своя любовь в подобном повороте –
недаром так похож ты на него, дружок...
Прощай, любовь моя! Прощай, Буонарроти!
Я сыну передам тот рваный сапожок.

Пусть жмётся декольте к фиксатому уроду...
Прощай, моя любовь, потом поговорим.
Домой, теперь домой – на свежую природу.
Как говорил поэт, природа – тот же Рим.

* * *
Двух убогих – тебя да меня –
Бог решил обогреть у огня.
– Что, мой ангел, уютно?
– Уютно.
Можно спать до утра беспробудно.
– Что, мой ангел, тепло ли?
– Тепло.
Дай твоё поцелую крыло
И ладони, и шрам у виска.
Жизнь, как видишь, не так уж горька.
Будем счастливы мы до рассвета.
Бог недаром сюда заглянул.
– Что, мой ангел, ты скажешь на это?
Нет ответа…
Мой ангел уснул.

* * *
Ещё наш дом теплом не обогрет.
Но первый день весны. И твой портрет.
Сегодня панихида будет в храме.
Боль не прошла, но всё яснее свет,

Небесный свет между тобой и нами.

Здесь свечи поминальные зажглись.
Там, в облаках за нас ты помолись –
В молитве общей мы нерасторжимы…
И это есть божественная жизнь

И утешенье: все у Бога живы!

* * *
Мальчишка, сорванец, чудак,
любитель песенок со свистом,
давай устроим кавардак,
пройдёмся вальсом или твистом.

Неисправимый дуралей,
неповторимый заводила,
ты ловишь ритмы королей,
я тоже это проходила.

Дай отыграться, наконец,
за годы, прожитые розно.
Чудак, мальчишка, сорванец,
пойдём плясать, пока не поздно.

 Как точно повторяет такт
шнурок от левого ботинка...
Мальчишка, сорванец, чудак,
довольно – кончилась пластинка.

* * *
Мой любимый дожил до прекрасных седин.
Мой любимый играет судьбою –
мой любимый сегодня пришёл не один,
захватил свою Нежность с собою.

Наконец-то решилась она воссиять
предо мною в возвышенном слоге...
Проходите, зачем на пороге стоять?
Вытирайте, пожалуйста, ноги.

* * *

Мы приближались к старой песенке,
такой простой и всем известной,
ты – по крутой служебной лесенке,
а я – по лесенке небесной.

И были все ступеньки шаткими,
а пальцы струны торопили.
И были взятки наши гладкими,
поскольку мы с тобой любили.

Потом дворняжка вдруг залаяла,
и дверца в небо затворилась.
А я всё шла, от счастья таяла,
пока в толпе не растворилась.

* * *
Не волнуйтесь, я Вас забываю,
как родную страну – эмигрант.
В забытьё, как в песок, зарываю
каждый миг той поры, каждый гран.

Жгу костёр и склоняюсь над прахом,
но рождаются искры в золе...
Посмеёмся над будущим страхом
одиноко бродить по земле.

Там ни голоса, ни отголоска,
только холод разлук за спиной.
Только узкая света полоска
протянулась меж Вами и мной.


– как трава...(Пс. 102:15)

«Постой!» –
и холодок по коже.
«Постой!» –
и оборвётся бег.
...Трава была нам брачным ложем
и на себя взяла наш грех.

Там, где довольно было взгляда,
ты всё подыскивал слова,
а я подумала: «Не надо:
дни человека – как трава».

Травинку горькую кусая,
я знала все твои права
и по траве ушла босая...
Дни человека – как трава.

* * *
Подумаешь, Париж. В нём всё обыкновенно.
Ну, разве что Мон-Мартр да Люксембургский сад.
Подумаешь, Париж. Ещё, пожалуй, Сена
да старые мосты, да букинистов ряд.

Былые времена здесь помнит каждый камень
и каждая стена, и каждый книжный том.
Здесь столько голосов, звенящих над веками,
что кажется, вошёл в давно знакомый дом.

Опять с утра Париж укутался туманом,
но жизнь его течёт, но пульс его стучит.
Стремительный Париж – в Париже первозданном.
Подумаешь: Париж! –  И скрипка зазвучит.

* * *
Помнишь, правда открывалась?
Открывалась не спеша,
будто с телом расставалась
удивлённая душа.

И когда уже судьбою
обозначен был предел,
между мною и тобою
тихий ангел пролетел.

Подошла пора проститься,
без меня теперь живи...
Только этой божьей птице -
ни словечка о любви.

Портрет донецкой поэтессы

«Не дай мне Бог сойти с ума».
                Александр Пушкин

Вот образ прирождённой поэтессы:
её разнообразны интересы –
то презентация, то вернисаж…
Паденье – перелом – теперь массаж…

Воздушные отрезаны ей тропы:
просрочен паспорт, чемодан в пыли,
аэропорт на уровне Европы
стёрт – распростёрт на уровне земли…

Она давно в театре кукол служит.
Ночами плачет, днём живёт – не тужит.
То надевает шляпку, то снимает
и ничего вокруг не понимает.

Наверное, уже и не поймёт –
там, за окном то пулемёт, то миномёт,
а что ей пулемёты - миномёты –
ей только бы добраться до работы.

Такая жизнь на фоне канонады.
…Итак, два-три штриха губной помады.

Взгляд в зеркало – да это ж я сама!
Пора. «Не дай мне Бог сойти с ума»!

 
Портрет художника
Художник – пилигрим,
а может, шут бесстыжий…
«Да, живопись – свобода», –
мне он говорит.

Но Господом к нему
приставлен ангел рыжий,
который часто сам
не знает, что творит.

И путается в красках
замысел славянский,
а в доме нет еды
уже четыре дня,

и кажется: вот-вот
взорвётся конь троянский,
и вспыхнет на холсте
пурпурная резня.

На площади толпа гудит,
как ипподром.
Нет, избранный сюжет
не кончится добром.

На свежем полотне
подрагивает охра...
Не трогайте рукой -
Эллада не просохла.

Сиротский реквием

Встречались два моих Иуды
тому  назад четыре дня
и пили из моей посуды,
и долго грелись у огня.

А я по городу скиталась
и в загоревшийся глазок
опять соседям попадалась,
как Магдалина, в образок.

Потом клялись Искариоты,
что дело – в сломанном звонке…
Я – сирота, они – сироты.
Двадцатый век на волоске.

И вид у всех такой сиротский,
что просто оторопь берёт…
Зима всплакнула… Умер Бродский…
Хохочет в окна всякий сброд.
Эйфория
 
Я строки у великих воровала,
не то чтобы в стихи свои совала,
а тасовала их в своей душе
на затянувшемся молчанья рубеже…
Приснились две самойловских строки
и взгляд его сквозь толстые очки:
«Поэзия должна быть странной,
шальной, бессмысленной, туманной…»
А Левитанский мыслям предаётся
и трубкою задумчиво дымит:
«Он будет пить – и вдоволь не напьётся.
Он будет есть – и он не станет сыт!..»
А я (во сне) подумала, что я бы
могла бы так, ещё не так могла бы.
И я бы разгулялась в эйфории,
на фоне строк моих полубогов,
когда б не голос Петровых Марии:
«Умейте домолчаться до стихов!»
 
* * *
 
Я – Лошадь, так мне суждено
по гороскопу и на деле,
и на меня давным-давно
узду надёжную надели…
 
А всё-таки пришла весна:
не то чтобы смирила с болью,
но ослабели стремена,
и вырвалась душа на волю.
 
Струна гитарная дрожит,
Ровняя выдохи и вдохи.
И вьётся пыль из-под копыт
Неуправляемой эпохи.

Город ДОНЕЦК

 
 
Лира АБДУЛЛИНА
Альманах Миражистов





























Лира Султановна Абдуллина
Горит звезда пресветлая в веках,
Прозрачный свет над крышами струится,
В такую ночь, наверно, людям снится
Осенний сад. И яблоко в руках.

Лира Султановна Абдуллина родилась 26 января 1936 года в селе Кушнаренково Башкирской АССР. В 5 лет она осталась без отца (он погиб на фронте в 1941). В 13 лет осталась без матери — с двумя младшими братишками на руках. Окончив среднюю школу, Лира переехала в Уфу. В 1964 г. получила диплом об окончании Литературного института им. Горького в Москве и уехала в Норильск, где с 1964 по 1967 год работала редактором местной телестудии. В 1967 году Лира, уже сложившийся поэт, приезжает в Железногорск (город в 64 километрах к северу от Красноярска, имеющий статус Закрытого административно-территориального образования, входящий в систему Минатома) - за своим мужем, талантливым литератором Владимиром Нешумовым. Молодая пара стала одним из неофициальных центров литературной жизни этого города.
Но через несколько лет у супругов начались неприятности. Нешумова уволили с работы за приверженность к творчеству «запрещённых» авторов. Лира Абдуллина и Владимир Нешумов были вынуждены покинуть «режимный» город. В 1969, после участия во Всесоюзном совещании молодых писателей в Москве, супружеская чета переехала: сначала в г. Михайлов, затем в пос. Октябрьский Рязанской области, и, наконец, в Старый Оскол Белгородской области.
В 1972 году в Красноярском книжном издательстве увидела свет первая книга стихов Лиры Абдуллиной "Высокие снега". За год до смерти в 1986 году, при непосредственном участии В. П. Астафьева, в издательстве "Современник" вышел второй сборник стихов "Пока горит пресветлая звезда".
15 июня 1987 года Лира Абдуллина умерла от бронхиальной астмы в г. Старый Оскол Белгородской области.
________________________________________

Виктор Астафьев
«ПОКА ГОРИТ ПРЕСВЕТЛАЯ ЗВЕЗДА»
Так торжественно назван небольшой сборник стихов Лиры Абдуллиной — второй по счету и последний при ее жизни.
Родилась Лира Султановна в башкирском селе Кушнаренково и, как все сельские дети, рано познала труд и сельские будни, из коих, однако, кто извлекает любовь к родному очагу, к этим самым сельским будням, в которых вмещается так много всего, что потом хватает на всю жизнь любви и памяти по прошедшему деревенскому детству, — но кто-то приобретает здесь же неистребимую тягу к бутылке, уйдя за отчий порог, заныривает в жизнь, как в бездонный омут, где ни звука, ни просвета, ни голосочка давнего, ни привета дальнего...
Окончив Литературный институт им. Горького, Лира Абдуллина надолго связала свою судьбу с Сибирью и однажды, на Красноярском краевом семинаре молодых литераторов, встретила парня, который тоже был приглашен на семинар как молодое дарование. Они поженились. Парень был по профессии инженером и в свободное от работы время писал стихи. И ничего тут ни хитрого, ни особенного не было. Кто их нынче не пишет, стихи-то?! Особенность заключается в том, что инженер работал в номерном предприятии, а у нас и в обычном-то городишке, на обыкновенном предприятии начальство бдительное и очень идейное, ко всякого рода сочинителям относится со здоровым подозрением, а уж в номерном-то! — там торжествует сверхбдительность, повышенная идейность.
Короче говоря, два молодых поэта на небольшой промышленный городок — это уж сверхперегрузка. Пытались местные сторожа от производства и просветители от высокой культуры, за которую тогда денно и нощно боролась Сибирь, вернее, колоколили по всей стране о ней руководящие пустозвоны, урезонить двух поэтов, сомкнувшихся в семейном союзе, не пущать их в народ, не давать им писать, читать, петь, печататься и дышать, но успеха в бескровной войне не имели и вынуждены были предложить молодым поэтам очистить территорию, не зараженную духом вольнодумства, заниматься лит. делом где-нибудь в других, не столь бдительных и трезво мыслящих краях.
Так Лира Абдуллина с неукротимым мужем и малым ребятенком оказались далеко от Сибири, аж на Белгородчине, в городе Старый Оскол. Оттудова до Сибири, к старым друзьям, доходили редкие весточки и стихи. Ладные стихи-то, складные, по-женски грустные, певучие. Иногда имя ее появлялось на страницах столичных журналов и газет, в «Днях поэзии». На Белгородчине Абдуллину хорошо приняли и, судя по письмам, высоко ценили ее ласковый и печальный дар, собирались принимать в Союз писателей.
Первый сборник — «Высоки снега» — вышел в Красноярске, второй — в издательстве «Современник» в 1986 году, с тем самым названием, что вынес я в заголовок. Лира заканчивала третий сборник, когда ранняя смерть подкралась к ней...
Осиротели дети Лиры, осталась начатая ею, но недопетая песня, и никто уже ее не допоет, никто ее скромного места в литературе и в поэзии не займет, никто ее на земле не заменит. «А жизнь — это только отрезок пути от первой строки до последней...» — написала Лира Абдуллина за несколько лет до кончины.
Все истинные поэты — есть пророки! Маленькие, большие ли, но пророки. И всем им дано страшное предвиденье — почувствовать и предсказать свою смерть.
Я видел изданный в Ставрополе сборник стихов Лермонтова, написанных им в последние дни перед роковой дуэлью. Все стихи такой высоты и гениальности, что и поныне дух захватывает при их чтении, и поныне без восторга и страха дотрагиваться до них невозможно. Среди последних стихотворений — «В полдневный зной, в долине Дагестана» — будто ослепительная вспышка молнии! Боже мой! Боже мой! С такой-то высоты и на грешную землю рухнуть! Да где же вы были, люди?! Почему не подставили руки молодому человеку, перегруженному тысячелетней болью, зачем его измучили своей низкой жизнью, бытием своим, зачем дали пасть на голую, каменную, бездушную твердыню? Не почувствовали, не поняли, не приняли его высоты — слишком много сил и мужества надобно, чтоб за ним поспевать, — большая это надсада для дремлющего нашего разума.
Я видел неприкаянного, ищущего своей смерти поэта Николая Рубцова. Как измучили его божий дар и жизнь. Пытались земные люди, и не в малом числе, подставить плечо, руки. Бесполезно. «Духовной жаждою томим», он звездой-кометой промчался мимо всех и всего земного, не замечая неуклюжих попыток помочь ему.
У Рубцова, насильственно погубленного, на лице осталась снисходительная улыбка: простите, мол, и прощайте. Я уже отчалил от этих неуютных берегов. Я уже в других пределах, отсуетился, отдурачился, отмучился. Другой свет, из которого сотворился мой дар и моя душа, призвали меня, значит, там я нужнее...
Многим певцам не хватало земного пространства, была тесна земная обитель и тщетна земная юдоль. Какие-то высшие силы, какая-то беспощадная власть подхватывает, отделяет поэта от людей, уносит его в неведомые дали.
Передо мной рукопись последнего сборника стихов Лиры Абдуллиной, и название у него — «Живите долго». Неужели поэтический дар — это и в самом деле не только награда, но и божье наказание?
Писать Лира Абдуллина начала рано, точнее, сочинять, составлять стихи. Писать-то их, при общей грамотности, у нас многие навострились, а вот душу, настроенную на стихотворный лад, и по сию пору редко кто имеет. Но два ее небольших сборника стихотворений, подборки стихов в «Новом мире», в «Юности», в «Дружбе народов», в «Огоньке», в «Смене», в альманахах поэзии и газетах прошли почти незамеченными. Когда в литературе идет постоянный «междусобойчик», страдают от него более всего люди даровитые и скромные. Посредственность затем рубахи на себе и на других рвет, изо всех наглых сил стремится возглавить «органы», лезет в направители морали, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание. И это очень даже удается, в особенности во времена переменчивые, смутные, когда, не брезгуя ничем, тащат и тащат на белую бумагу темную бульварщину, потчуют ею всегда так падкую на сплетни российскую доверчивую публику. Если из каждой подворотни «моська лает на слона», то пугливому разуму начинает казаться, что моська и в самом деле сильнее всех на свете.
Не надо думать, что, живя уединенно, вдали от столиц, современный литератор не замечает бурь и схваток «за передовые позиции» всякого рода дельцов от культуры, не страдает оттого, что литература, в которой бывали и лучшие времена, превращается в коммунальную кухню либо в переполненный трамвай, идущий не по рельсам, а, как во сне, прямо по булыжнику, и в трамвае том шумит безбилетная шпана, требуя порядка.
В самый разгар базарно-литературных баталий пришло с Белгородчины письмо от Лиры Абдуллиной со стихотворением под названием «Братья».
За морями, лесами, полями
Звезды детства, туманы, овраг.
Трое детушек было у мамы:
Двое умных, а третий — дурак.
Омрачали ль печальные вести,
Обступал ли безвыходный мрак,
Обнимались и плакали вместе
Двое умных и третий дурак.
Бог ничем дурака не обидел:
И умен, и пригож, но слабак.
Прямоезжей дорогой ходили
Двое умных, а третий — в кабак.
Двое умных добра не нажили,
И у дурня добра — на пятак.
Разошлись, разбрелись, раздружились.
Как же, братцы мои, как же так?
Нас на свете всего только трое.
Встречи кратки, пути нелегки.
Как припомню, прикину, так взвою:
До чего же мы все дураки!
Но Лира Абдуллина, как и положено даровитому поэту, искала, часто интуитивно, «свое лицо» среди истинного и мнимого многообразия в современной поэзии и нащупала какое-то «сцепление» тем, часто пиcала по «сонатному», что ли, способу, развивая начатый мотив, заходя на «тему» с разных сторон. И то же стихотворение «Братья» предстало аж в пяти вариациях, под более пространным и «звуковым» названием: «И не стало брата у меня...»
«Ты не пей из свиного копытца!» —
Не послушался братец меня.
Мне теперь ни забыть, ни забыться
Ни во сне, ни средь белого дня.
«Ты не пей из свиного копытца,
Вот колодец с водой голубой!»
Все сидит и горюет сестрица
Над загубленной этой судьбой.
«Ты не пей! — заклинала напрасно. —
Не себя, так меня пожалей!
Что ж ты, родненький, месяц мой ясный,
Надругался над жизнью своей?»
А по камушкам светлым водица
Под мосточком струится, звеня.
«Ты не пей из свиного копытца!» —
Не послушался братец меня...
Стихи Лиры Абдуллиной отличает мелодичность, довольно редкая при творческой торопливости, суете и разрушении складного русского стиха нынешними «лидерами», пишущими много, длинно и раздрызганно. И сразу находятся теоретики, которые под поэтическое растление подводят «научную базу», отыскивая в барахольных, крикливо-неряшливых виршах своеобразие и новаторство.
В живописи уже произошла подмена, и кубик, кривая линия, либо шестяжная фигура, намалеванная ядовитыми красками, то ли бездушие минувших времен изображающая, то ли космонавта, выдается за истинное новаторское искусство.
И в литературе удалось многое расшатать, кое-что и с ног на голову поставить, но истинный талант, он, увы, ничего сделать с собой не может. Он поет так, как ему природа велела, и вполне естественно, что та же Лира Абдуллина со своими певучими стихами сочиняла и песни. Не текстовки к песням, а именно песни, где уже найден мотив, и композитору остается подхватить мелодию, зазвучавшую в душе поэта, развить ее, вознесть до музыкальных высот и пустить по свету. Но и им, композиторам, тоже искать некогда, а «текстовики» — вот они, суют бумагу, и на ней буквы.
Чтоб не голословно было, давайте-ка я выберу из десятка песен Абдуллиной хотя бы вот эту:
Кто заплачет обо мне
На родимой стороне?
Коль сестра меня забудет,
Очень больно будет мне.
Кто прискачет на коне,
Постучит в окно ко мне?
Если брат меня забудет,
Будет больно мне вдвойне.
Ясным днем и при луне
Помни, милый, обо мне,
Если ты меня забудешь,
Буду я гореть в огне.
Ива клонится к волне
На родимой стороне.
Если все меня забудут,
Буду камнем в глубине.
После этого как-то и писать, толковище разводить неловко. Остается лишь продолжить страдающей грудью исторгнутый вздох поэта: «Кто заплачет обо мне на родимой стороне?..»
________________________________________
Лира Султановна Абдуллина
Отвори, тайга,
Высоки снега,
Я не враг тебе,
Я тебе — слуга.
Расцвети в ночи,
Оберег-трава,
У меня ключи —
Наговор-слова:
«Ты, небо-отец,
Ты, земля-мать,
Ты, корень-свят,
Благослови себя взять
На добрые дела.
От лихой беды,
От тоски-худобы,
От любви-присухи,
От навета,
От лихого человека,
От огня,
От пламени,
От измены явленной.
* * *
Из цикла «Все это пребудет со мною»
В. Нешумову
Знавала и я этот жар, этот зной, это пекло:
Душа загоралась, сияла, мерцала и меркла,
И в сумерках синих опять восставала из пепла
И пела без памяти. Все это было со мною.
Знавала и я эту стынь. Ледниковый период
Ветрами отпет и из памяти начисто вынут.
Алмазной иглы острие протаранит навылет —
Я вздрогну, очнусь и припомню,
что было со мною.
Знавала и я этот стыд немоты, этот ропот:
«Будь трижды ты проклят,
старателя-мытаря опыт!»
Но трижды спасибо —
обид моя память не копит —
За миг озаренья. И это бывало со мною.
Приникну, прильну, прислонюсь и лицом,
и ладонью,
Мой донор зеленый,
береза над вешней водою.
Стряхну богомола с подола —
живи-ка подоле!
Что было, что будет —
все это пребудет со мною.
* * *
В. П. Астафьеву
И поднялась душа-подранок,
Душа, подбитая войной,
Тоской детдомовских лежанок,
Больничной скукой ледяной.
Лети смелее, бедолага,
Расправив крылья за спиной,
Тобой добыто это благо
Нечеловеческой ценой.
Пой о своем. Пусть голос сорван
Стенаньем долгим и бедой,
И искажен сиротской торбой
И похоронок чередой.
И поднялась душа-подранок,
И полетела, не дыша,
На вороненый блеск берданок,
Нацеленных из камыша.
* * *
Пока ты спишь, пока метели дуют,
Я над тобою тихо поколдую,
Горячий лоб ладонью остужу,
Про доброе тебе наворожу.
Чтобы тебе не плакаться,
А праздновать,
Чтобы тебя, пригожего,
Не сглазили,
Доверчивого, чтобы не обидели,
Чтоб други или недруги не выдали.
Пока ты спишь, усталый и измученный,
Пока снега колышутся поземками,
Я отведу печали неминучие
Руками неумелыми и тонкими.
Чтобы тебя морока не морочила,
Напраслина людская не порочила,
Чтоб маетою маетной не маялся,
Перед судом неправедным не каялся.
Я поколдую над тобой украдкою,
Пока метель лютует беспросветная.
Все горести твои — да будут краткими.
Да будет грусть высокою и светлою!
* * *
Думал – сильная.
Возносил меня.
Королевою на престол.
Я не сильная.
Я — ссыльная,
Восходящая на костер.
Одиночка моя —
Одиночество.
Моя верность — мой пес: не тронь!
Ах, любовь моя,
Ваше Высочество,
Как высок ваш святой огонь!
На хмельном пиру
Пью и царствую,
И гусарствую — не уймешь.
Ах, любовь моя,
Ваше Сиятельство,
Как сиятельна Ваша ложь!
И юродствую,
И бесчинствую,
Наставлениям вопреки.
Ах, любовь моя,
Ваше Величество,
Ваши милости велики!
Я не жду ни прощенья,
Ни мщения,
Умирая на Ваших руках.
Ваше имя
Да будет священно
На века!
* * *
Не монашенка, не жена,
Не любовница и не мать,
Дитя малое прижила,
Стала к сердцу его прижимать.
Стали жить мы с ним, поживать,
Что посеяли — то пожинать,
Я — спасать его из воды.
А оно меня — изводить.
А оно меня — из избы,
А его уже не избыть.
Жизнь веселая — благодать:
Света белого не видать.
По часам растет, не по дням.
Мне его уже не поднять.
Так промаялась — не жила:
Жалость бабская —
Тяжела.
* * *
Говорила мама часто
Рыжему пай-мальчику:
Может, выбьешься
В начальство...
Вышел — в барабанщики.
С дерзким поклоном,
Грустный, как клоун,
Потный, как банщик,
Вдребезги пьян,
Мой барабанщик,
Мой балаганщик,
Грустный обманщик
Бьет в барабан!
Привела однажды мама
В Храм Надежды деточку.
Мама верила упрямо
В ту мечту-конфеточку.
Но Храмом Надежды
Правят невежды,
Храм обернулся
Домом Одежд.
— Для ширпотреба
Звездочку с неба?
Ха!!
...А жар-птица
Хрустальная где ж?
Предложили тихим шипом
Мамочке для птенчика
Сшитый модно,
Сшитый с шиком
Колпачок с бубенчиком.
И в балагане,
В шуме и гаме,
Потный, как банщик,
Пьян — вдрабадан,
Мой барабанщик,
Мой балаганщик,
Браво!
Мой мальчик,
Бей в барабан!
* * *
Из тьмы ночей, из самой дальней дали
Я вышла в путь сто лет тому назад.
Мне родичи раскосые плевали
В такие же раскосые глаза.
Кривым ножом и плеткою звездили,
Клеймо позора высекли на лбу.
Каленою стрелою пригвоздили
Любовь мою к позорному столбу.
Я шла к тебе, я расставляла вехи
Клочками сердца в выжженной степи.
Родня твоя отплевывалась:
«Нехристь!»,
Спускала псов с заржавленной цепи.
Но я иду, немилая, незваная,
Но я иду, я не вернусь назад.
Несу тебе, как дар,
Как наказание,
Косые азиатские глаза.
* * *
Из цикла «И НЕ СТАЛО БРАТА У МЕНЯ...»
3
Все, что звали мы любовью
В жизни прежней, молодой,
Полоснув живою болью,
Стало мертвою водой.
И душа, больная птица,
Уязвленная душа,
Пригубила той водицы
Из отравного ковша.
Хорошо душа болела,
Отболела. Не болит.
Может, просто не созрела
Для таких больших обид.
* * *
5
Ведь это ж против правил!
Который год подряд:
«Скажи, где брат твой Авель?»
Мне люди говорят.
«А я ему не сторож», —
Негожие слова.
Молву не переспоришь,
Она всегда права.
Мы каемся веками,
Ученье все не впрок.
Пусть первым бросит камень,
Кто ближнего сберег.
* * *
Кузнечик с поломанной скрипкой,
Достоинство гордо влачу.
Своей сумасшедшей улыбкой
Пугать никого не хочу.
Беднее ободранной липки,
Уже ни о чем не прошу.
Все беды свои и ошибки
Безропотно в сердце ношу.
Отчаянней пойманной рыбки
Пытаюсь от всех ускользнуть
На свой и безумный, и зыбкий
Судьбой предназначенный путь.

* * *
Из цикла «СОЛОВЬИНАЯ МЕССА»
О, Матерь-природа,
Храни свои чада
На многие годы
От мора и глада,
Содома и смрада,
От бури и града
И от камнепада
Храни свои чада.
На многие годы,
На многие лета
Дай пищи и света.
О, Матерь-природа!
Пусть вечные веки
Текут твои реки.
Пошли человеку
И меду и млека.
Хорошей погоды
Пошли хлеборобу.
Храни от хворобы,
От злобы, навета.
Пошли своим чадам
Большого приплоду
На многие годы.
На многие лета.
О, Матерь-природа,
Храни свои чада
От скверны и блуда.
Храни их, покуда
Бедою не сдвинулись
Тёмные своды.
Пусть птицы щебечут
В тени вертограда,
Пусть вечные веки
Текут твои реки.
И в сумерках сада
Пресветлое око
Небесной лампады
Пребудет навеки.
* * *
Безрассудная пчела,—
Что душой зовут славяне,—
И сегодня, как вчера,
Все хлопочешь над словами.
От звезды летишь к звезде,
От листочка к листопаду...
И повсюду, и везде,
И во всем ты ищешь ладу...
Жизнь бесспорно хороша,
Мир прекрасен абсолютно,
Отчего ж тебе, душа,
Неуютно, неуютно?
Все — гармония, все — лад
На земле, росой омытой.
Отчего же горьковат
Этот мед, тобой добытый?
* * *
Ну что ты глядишь с укоризной?
Ведь я из сегодняшней жизни
Руки протянуть не могу.
Мы связаны общим сюжетом,
Мы молча стоим, я — на этом,
А ты на другом берегу.
Легко отодвину рукою
Завесу над темной рекою
И свет пододвину к очам:
Стоишь в своем нищенском платье,
Смелее меня и крылатей
В обносках с чужого плеча.
Сиротство. Война. Лазареты.
Ну, как ты осилила это,
Чего не осилить душе?
Нет, мне не по силам такое.
Прости, я расстанусь с тобою
На гибельном том рубеже.
* * *
Уходишь на цыпочках,
Крадучись,
Как от постели больного.
Помедли немного.
Постой у порога.
Привыкну немного.
Со мной, с ясновидящей,
Надобы нет никакой
Притворяться,
Что ты ненадолго,
Что скоро вернешься,
Что просто пошла прогуляться.
Какие мне песни
Ты пела
На веточке вечнозеленой!
Уходишь, ссутулясь,
Ведь нечем кормиться
На пажитях, ветром спаленных.
Уходишь.
Тебя не пугает
Пустынная эта дорога?
Помедли немного.
Постой у порога.
Привыкну немного.
* * *
Я милосердие не спутаю,
О Жизнь, с жестокостью твоей.
Ту чашу смертную с цикутою
Рукою щедрой мне налей.
А я за то мольбою тяжкою
Твоих небес не омрачу,
С твоей ладони серой пташкою
Легко вспорхну и улечу.
Ну а пока по праву сильного
Смогу и это одолеть:
Последней жалостью всех миловать,
Последней жалостью жалеть.
* * *
Из цикла «В МИНУТУ СЛАБОСТИ»
1
Приступ боли.
Приступ гнева.
Приступ страха.
Взмокла белая
Больничная рубаха.
Собирается душа
Во своеса.
Надоели ей больные
Телеса.
* * *
4
Чужую боль оплакивать навзрыд —
Душевных сил безумная растрата.
И вот за все — больничная палата.
В окне звезда печальная горит.
А может, в том начало всех начал —
Сознанья, состраданья, соучастья?
В моей судьбе —
и это, в общем, к счастью
Несоразмерны радость и печаль.
* * *
5
Я буду. Я есть. Если скажут — была,
О, если вам скажут, была — не поверьте!
Я в это не верила даже сама
Всего за минуту до смерти.
Я ветром, я веткой, я птицей вернусь.
Услышьте меня, мои милые дети!
Я вас не покину. И в том поклянусь
Всего за минуту до смерти.
В больничном стакане дрожат на весу
Лиловой сирени тугие соцветья.
Пятилепестковый цветок поднесу
К губам за минуту до смерти.
* * *
6
Человечек в хрупкой оболочке,
Весь насквозь пропахший валерьяной,
В небеса вперяет взор туманный
И выводит крестики и точки.
Навсегда подверженный простудам,
Вздорным и досужим пересудам,
Варит кашу из небесной манны
Человечек маленький и странный.
Носит воду решетом из речки,
Слезы льет ночами на крылечке.
Что возьмешь с такого дуралея,
Что рожден под знаком Водолея?
А когда забарахлит сердечко,
И в постель уложат человечка,
Чтобы сердце вовсе не изныло,
Он берет бумагу и чернила
И опять выводит завиточки,
Хоть душа чуть брезжит в теле бренном.
Человечек в хрупкой оболочке.
Человек — кровиночка вселенной.
* * *
Прогорклый дух больниц,
Сырой и волглый —
Лишь несколько страниц
Из эпилога.
От горестей и бед
Душа продрогла.
А впрочем, что за бред —
Искать предлога?
Душа горит. Душа в огне.
Душа у горла.
Друзья, не плачьте обо мне.
Живите долго.
Пресветлая слеза
Мольбы последней:
Пусть будут небеса
К вам милосердней.


         * * *
По материалам сайтов:
• Центральная городская библиотека им. М. Горького. Красноярский край, г. Железногорск
По книгам:
• Абдуллина Лира. Высоки снега: Стихотворения. – Красноярск, 1972.
• Абдуллина Л.С. Пока горит пресветлая звезда: Стихотворения . - М.: Современник, 1986. – (Новинки «Современника»)
• Абдуллина Лира. Речка белая. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1991.
• Абдуллина Лира. Живите долго: а).Стихотворения. - Красноярск: П латина, 2001. - (Поэты свинцового век


 

 
 
ССЫЛКИ НА АЛЬМАНАХИ ДООСОВ И МИРАЖИСТОВ
Читайте в цвете на старом ЛИТСОВЕТЕ!
Пощёчина Общественной Безвкусице 182 Kb Сборник Быль ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ ЛИТЕРАТУРНАЯ СЕНСАЦИЯ из Красноярска! Вышла в свет «ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ» Сто лет спустя после «Пощёчины общественному вкусу»! Группа «ДООС» и «МИРАЖИСТЫ» под одной обложкой. Константин КЕДРОВ, Николай ЕРЁМИН, Марина САВВИНЫХ, Евгений МАМОНТОВ,Елена КАЦЮБА, Маргарита АЛЬ, Ольга ГУЛЯЕВА. Читайте в библиотеках Москвы, Санкт-Петербурга, Красноярска! Спрашивайте у авторов!
06.09.15 07:07

45-тка ВАМ new
КАЙФ new
КАЙФ в русском ПЕН центре https://penrus.ru/2020/01/17/literaturnoe-sobytie/
СОЛО на РОЯЛЕ
СОЛО НА РЕИНКАРНАЦИЯ
Форма: КОЛОБОК-ВАМ
Внуки Ра
Любящие Ерёмина, ВАМ
Форма: Очерк ТАЙМ-АУТ

КРУТНЯК
СЕМЕРИНКА -ВАМ
АВЕРС и РЕВЕРС

ТОЧКИ над Ё
ЗЕЛО
РОГ ИЗОБИЛИЯ  БОМОНД

ВНЕ КОНКУРСОВ И КОНКУРЕНЦИЙ


КаТаВаСиЯ

КАСТРЮЛЯ и ЗВЕЗДА, или АМФОРА НОВОГО СМЫСЛА  ЛАУРЕАТЫ ЕРЁМИНСКОЙ ПРЕМИИ


СИБИРСКАЯ

СЧАСТЛИВАЯ


АЛЬМАНАХ ЕБЖ "Если Буду Жив"

5-й УГОЛ 4-го



МЫ ЭХО
СОДЕРЖАНИЕ
20Альманах Миражистов25
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ,
Николай ЕРЁМИН, Елена ФРОЛОВА,
Сергей ТЕНЯТНИКОВ,
Светлана КУРАЛЕХ, Лира АБДУЛЛИНА
2025