Неизбежная Индия. Глава 12

Глава. 12. Бокаро. Дебют.

Когда мы ехали в Индию, моя мама, которая вместе с
отцом находилась несколько лет в загранкомандировке в
Иране, заверяла нас, что жить мы будем на вилле с бассейном
и прислугой, по крайней мере в семидесятые годы прошлого
века, когда страной правил последний шахиншах Мохаммед
Реза Пехлави, так жила семья моего отца - главного инженера
на строительстве Исфаханского металлургического заводa.
Однако, условия проживания в Индии явно отличались от
иранских. Наш коттедж, снаружи напоминавший цветочный
домик, внутри оказался не таким уж и уютным: серые гранитные
полы и голые бетонные стены, допотопная электропроводка,
проложенная поверх стен (чтобы было легче чинить, если ее
перегрызли термиты), на кухне вместо плиты – открытый очаг,
в спальне на большой кровати – разобранный каркас для
москитной сетки и сама сетка, в ванной – открытое отверстие
вместо стока, по которому, как мы выяснили позже, могли
спокойно передвигаться тараканы, крысы и змеи, и в
довершении всего, на потолке жирная ящерица «прилипала».
Культурный шок вызвал мой ступор, слезы Иры, плач Димы.
Короче - картина Репина «Приплыли».
Для справки.
Илья Репин не был автором этой пресловутой картины из
ставшим народным выражения, ее написал воронежский
художник Лев Соловьев и называлась она «Монахи. Не туда
заехали». В основе сюжета - сцена купания женщин и
оторопевшие от неожиданной встречи монахи, лодку которых
принесло к купальщицам коварное течение.
В 30-е годы прошлого столетия на музейных выставках эта
картина висела рядом с полотнами Ильи Репина и посетители
решили, что она тоже принадлежит великому мастеру, а потом
ещё и присвоили ей «народное» название – «Приплыли».
С трудом успокоив жену и пообещав ей чуть свет решить все
бытовые вопросы с руководством, я приступил к обустройству
нашего ночлега: сборке и установке балдахина из москитной
сетки, распаковки чемоданов, поисков простыней, одеял,
подушек, полотенец и т. д.
Надо было лечь и забыться коротким сном, в котором мы все
были бы счастливы, а по утру мир оказался бы прекрасным и
радостным.
Увы, утром тыква не превратилась в карету. И мне, как
Золушке, пришлось отделять чечевицу от гороха, просо от мака,
зерна от плевел, распределять фасоль по цветам и единолично
готовить наш первый завтрак в Бокаро. Хорошо, что на рассвете
сердобольные соседи занесли самодельную электроплитку и я
изловчился сварить на ней грибной суп из пакета, который, как и
растворимый кофе, мы благоразумно привезли с собой.
Разговор с начальством по улучшению бытовых вопросов
выявил, что все советские специалисты жили в схожих условиях и
вилл с бассейном и прислугой ни у кого не было. Единственное,
с чем помогли – подарили новую двух-конфорочную плиту.
Городок советских специалистов в то время являл собой
хорошо охраняемый полицией и огороженный высоким
металлическим забором сеттльмент, в котором проживало
около 300 человек.
На этом островке СССР, помимо нескольких десятков
двухэтажных домов на четыре семьи, было все, что нужно для
нормальной жизни: дом культуры с вместительным кинозалом,
помещениями для кружков по интересам, библиотекой и
биллиардной, восьмилетняя школа, детский сад, медпункт с
кабинетами терапевта, педиатра, гинеколога и стоматолога,
стандартное футбольное поле, спортивные площадки для игры
в баскетбол, волейбол и городки, 50-метровый бассейн и сауна.
Также на территории находился бакалейный магазин с
баром, в которых их владелец мистер Чандра отпускал товар и
наливал алкоголь страждущим в долг, а на мини базаре можно
было купить не только овощи и фрукты, но и все что захочешь -
от бижутерии, которую советские специалисты называли
«марафари» (по названию близлежащей деревни Марафари,
где и клепались эти поделки) до самых последних релизов
виниловых дисков и крутых фирменных джинсов.
Всю первую неделю мы с Ирой мыли, драили и обустраивали
наш новый дом. Добрые люди поделились своим жизненным
опытом в местных условиях, как сейчас говорят, «лайфхаками»:
- никогда, ни при каких условиях не пить сырую воду, а только
хорошо прокипяченную и затем охлажденную;
- поставить банки с машинным маслом под ножки кровати,
чтобы в нее не лезли муравьи и прочая живность;
- установить на окна марлевые сетки от мух, комаров, муравьев
и ящериц, а также для периодической вентиляции помещения;
- обязательно проглаживать горячим утюгом, полученное из
стирки постельное белье, так как местных прачки сушат его на
траве и в нем поселяются незаметные для глаза кровососущие
насекомые, чьи укусы вызывают серьезные раздражениями на
коже.
Нам очень повезло с соседями. Дружелюбные и участливые
жены металлургов поддержали нас и, как говорил герой самой
популярной в СССР новогодней кинокомедии: «подобрали и
обогрели», а еще взяли шефство над юной и несведущей
семьей.
Ире только что исполнилось 22 года и до Индии все
обязанности по кухне и дому были возложены сначала на ее
бабушку Антонину Гавриловну, а потом на ее маму и мою
любимую тещу Викторию Александровну.
Донецкие, вологодские, уральские и сибирские женщины
щедро делились своими рецептами, умениями и навыками и
через полгода Ириша прекрасно готовила разнообразные яства:
наваристый украинский борщ, ядреную окрошку по-сибирски,
сочные котлеты по-киевски, тающие во рту пирожки, а таже
классику советской кулинарии – салат «Оливье» и селедку
«Под шубой», а затем она освоила секреты приготовления
варенья из гибискуса (каркаде) и бьющего по ногам вина
«Спотыкач» из пальмовых орехов.
Помимо этого, старшие товарищи научили Иру шить и вязать,
да так, что она превзошла своих учителей и в последствии стала
выигрывать местные конкурсы по вязанию, а за одно обеспечила
нас Димой вязаными изделиями на многие годы вперед.
Моя трудовая деятельность на метзаводе в Бокаро началась с
собеседования. Старший переводчик Виктор Грицаев, выпускник
Пятигорского иняза, встретился со мной и еще одним
новобранцем - ранее упоминавшимся Давидом С.
В течение 30-минутой беседы он разобрался - кто есть кто:
Давида за надменность и наглость он в качестве меры
воспитания отправил в самый грязный цех – агломерационную
фабрику, а меня, видимо, потому что я, как и он, был из
провинции, да и вел себя гораздо скромнее Додика, он
определил в цех холодной прокатки – завершающий цикл
металлургического процесса.
Мой цех был огромным, с современным оборудованием,
произведенным и поставленным СССР, на тот момент в нем
работало около тридцати советских специалистов, которые
обучали индийских коллег «катать» металлические листы из
различных видов стали для нужд строительства, автомобильной
промышленности, сельского хозяйства и медицины.
Первая рабочая неделя стала симбиозом провала, краха и
фиаско: я не понимал индийский английский, я не знал
специальных терминов, я не постигал процесса производства,
но самое ужасное, я видел укоризненные, а иногда и
злорадствующие взгляды моих товарищей по цеху, советских
металлургов с огромнейшим опытом работы и глубочайшими
знаниями в своей профессии, считавших меня слабаком и
недоучкой, по блату попавшим за границу.
Я понимал, что моих знаний пока недостаточно для
качественной работы. Я знал, что не я знаю, а значит должен
«учиться, учиться и еще раз учиться».
И еще. Пройдя в отрочестве хорошую школу борьбы за
выживание, сдаваться я не собирался и был намерен доказать
всем и, прежде всего, себе, что я не слабак.
Длинными бессонными ночам я читал литературу по основам
металлургии и технологии производства металлического листа,
штудировал технические словари и, одновременно, нес вахту
с Димой, давая отдохнуть устававшей за день Ире.
На работе я старался как можно больше общаться с
индийским инженерами, привыкая к их «хинглиш» (Hindi+English) -
своеобразному произношению и архаичной лексике, а также
жестам и «body language» (языку тела).
Поначалу смущало движение головы при их ответе на вопрос:
«Do you understand?», так как индийцам свойственно не кивать,
а покачивать головой из стороны в сторону в знак согласия.
Приходилось повторять вопрос несколько раз до получения
утвердительного голосового ответа: «Yes».
Индийский английский язык не признает многих стандартов
британского произношения, например: межзубных звуков
/;/ и /;/, носового /;/, монофтонга /3:/, а также большинства
дифтонгов и трифтонгов.
Однажды, во время рутинного обхода цеха, заметив затор в
секции по отгрузке холоднокатанных рулонов, мой начальник,
Борис Моисеевич Фрадкин, представитель легендарной
Магнитки (Магнитогорского металлургического комбината),
попросил узнать у индийского инженера, в чем суть проблемы,
на что тот бойко ответил: «Зэ крэйн из нот варкин он тар геар».
Поняв, что есть какие-то неполадки с мостовым краном, и
услышав знакомое слово «тар», что означало «смола», я выдал
следующий перл: «С крана течет смола».
Борис Моисеевич был интеллигентным человеком, поэтому,
объяснив мне, что смолы на или в мостовом кране быть никак
не могло, любезно попросил уточнить, что же все-таки случилось.
Проведя подробный синтаксический разбор предложения и
тщательный фонетический анализ всех слов, я таки добился
правильного понимания ответа индийского коллеги.
И оказалось, что: «The crane is not working on the third gear», то
есть: «Кран не работает на третьей (самой высокой) скорости».
В течение последующих недель, пройдя через горнило
«ошибок трудных» я сделал для себя немало «открытий чудных»,
например, уяснил, что в фонетике индийского английского языка
звук /;/ произносится как/d/, а звук /;/ как /t/, и стал
безошибочно переводить фразы типа:
«Реал Индия из нот Индия» не как: «Настоящая Индия - это не
Индия», а как: «Настоящая Индия - это Северная Индия», то есть в
полном соответствии с оригиналом: «Real India is North India».
Не обошлось и без розыгрышей со стороны моих старших
коллег-металлургов. В один из жарких дней мы собрался на
чаепитие в комнате отдыха, и туда же мои товарищи пригласили
индийского специалиста по электрооборудованию. Минут
сорок я старательно и успешно переводил их разговор на
профессиональные и бытовые темы, а в конце встречи спросил
индийца: «Do you want some more tea?» - «Хочешь еще чая?»
Тот широко улыбнулся мне и практически без акцента ответил
по-русски: «Чай не водка, много не выпьешь!» Тут все вокруг
грохнули от смеха и сообщили мне, что я 40 минут переводил
человеку, который пять лет жил и работал в Запорожье и
прекрасно говорит по-русски. Я, конечно же, простил этих
доморощенных горе шутников, ведь у меня была очередная
переводческая практика, и, судя по реакции индуса, переводил
я неплохо.
Ежедневно работая над собой и над своими ошибками,
противостоя производственным, языковым, культурным и
психологическим вызовам, я получал бесценный опыт и знания и
вскоре мне уже не было стыдно перед своими товарищами,
которые изменили свое мнение обо мне и безоговорочно
приняли в свой коллектив.
А тут еще подоспел Международный женский день 8 Марта и
посвященный ему концерт, который, как и все остальные
«красные даты календаря», рассматривался как пропаганда
советского образа жизни, поэтому отмечался с большим
размахом и идеологически выверенно под чутким руководством
строгих партийных бонз.
В 80-х годах прошлого столетия, во времена масштабного
экономического, технического, военного и идеологического
соперничества между СССР в колониях советских специалистов
за рубежом существовала закодированная система партийного
устройства:
- ячейки КПСС назывались комитетами профсоюзов
- профкомы назывались месткомами
- а комсомольцы – физкультурниками.
Меня вызвал председатель профкома, а на самом деле
секретарь партийного комитета и представитель ЦК КПСС в
Бокаро, Юрий Петрович Ермак и спросил, какие у меня, помимо
знания английского языка, есть таланты, т. е. чем же я так выгодно
отличаюсь от тысяч выпускников переводческих отделений, что
мне оказали доверие и отправили в ответственную долгосрочную
загранкомандировку.
Пришлось «расколоться» и поведать партийному боссу о
своих музыкальных способностях, после чего я незамедлительно
был отправлен на репетицию местного вокально-
инструментального ансамбля.
Имея богатый опыт выступлений, я органично вписался в
процесс художественной самодеятельности, а хитами концерта
на 8 Марта стали две песни - «Es si tu n’existais pas» Джо Дассена,
которую я исполнил в составе ВИА и «Милая моя» Юрия Визбора,
спетую под гитару в дуэте с Ирой.
А пока мы блистали на сцене, наш трехмесячный сын Дима
мирно спал на руках директора дома культуры.
На следующее утро мы с Ирой проснулись звездами
местного масштаба, что в последствии сыграло немаловажную
роль в нашей дальнейшей судьбе и карьере в Индии, ведь успех
в художественной самодеятельности делал человека не только
известным и уважаемым, нo и автоматически проецировался на
его деловые качества и, соответственно, на карьерный рост.
Такова была советская природа поощрения и мир ее
ценностей.
Но сейчас я расскажу о природе и животном мире Бокаро.