Горит, горит, а я смотрю

Картошечку на сале жарил,
Оголодав до тошноты.
«Сгорим, как пить, в большом пожаре», -
Подумал, стоя у плиты.

Шипенье сала, гуд в утробе,
Нехитрое житьё-бытьё.
Картошку жарить – это хобби,
Второе хобби – есть её.

Роняют тучки редко слёзки,
И друг за дружкою – в галоп.
Приходят к власти недоноски?
Да сам я – толоконный лоб.

Лук резал и шептал: «… трекляты».
Вокруг бесстыдство, наглость, ложь.
А те, кто с совестью – распяты,
Им - пуля, виселица, нож.

Всех убиенных мир забудет,
Всё прошлое идёт на слом.
Так было испокон, так будет.
Сгорим? Сгорим. И поделом.

На стёклах мелкие дождинки,
Такие нынче декабри.
А у меня всё по старинке:
Печурка, в ней полена три.

Бубнит эфир: «… вооружилась».
«Чтоб мир…» - толкует хмырь хмырю.
Всё прошлое во мне прижилось,
Храню его, с ним говорю.

За стол сел, хрустнуло колено,
Занялся делом, сед, поджар.
Горят в печурке три полена:
Берёза, от берёзы – жар.

В притулке веник и совочек,
В чай – сахару и имбирю.
Из печки выпал уголёчек,
Горит, горит, а я смотрю.