Привидение в Герценке

Убийство на улице Ко'панской. Слёзы


Чудных мест не счесть на Вятке!
Так одно окутал мрак!
Полон тайн, плодит догадки
Ма'ш-ков-цев-ский особняк!

Как сейчас, дом, милый сердцу,
Что на КОпанской стоял,
В нём, твердят, квартиру Герцен
Кратковременно снимал!

Там и люди жили-были
- На последнем этаже,
Дамы иногда бродили
В полусне и в неглиже.

И семейные снимали,
Ну а чаще - молодежь,
Девушки дни коротали,
Так как замуж невтерпёж!

Вот делили комнатушку,
Обделённые судьбой,
Яна с давнею подружкой,
Ждущих принца день-деньской!

Яна - так же, Иоанна,
Шила скрючась, на дому,
Не умна, на вид - желанна,
Знала быт и что к чему!

Вдруг подружке подфартило,
Хоть не принц, но звал в Казань!
Оказалось, угодила
К староверам в глухомань!

Ну а к Яне хлыщ прибился,
Но не молод, ел чеснок,
Импозантно матерился,
Трость, манишка, котелок.

Весел и любвеобилен,
И деньжат немного есть,
Но налево был стабилен,
И любил попить-поесть!

Звали: Гошман, Гошей тоже,
Он от пассии спешил,
Встретил Яну в день погожий
И любовь изобразил!

Яна тоже не монашка,
Берегла для вида честь,
На дому она скромняшка,
Выпьет... Уж какая есть!

Заходил к ней как-то Жора,
Испопник, читал стишки,
Уши вяли, Яна споро,
Шила, гладила портки.

Для солидности Жорж-Жора
При себе имел топор,
Чтобы силу ухажёра
Яна видела в упор!

Кованый топор обычно
Нужен лишь для колки дров,
Брошен в угол был привычно
В кучку тряпок-лоскутов!

Жора, не имел значенья,
Он для Яны - не жених!
Всё же для успокоенья...
Ночью был смирён и тих!

Ну а в Гошмана влюбилась
Женско-девичьим нутром,
В радости лицо светилось,
Мысли лишь о нём, о нём!

Вечерами привечала,
Гошман ласков с нею был!
Бражки в кружку подливала,
Чтобы крепче полюбил!

И сама для настроенья,
Позабыв суровый быт,
Выпивала без смущенья,
Лишь бы не упасть с копыт!

Затевались разговоры,
Тихо-мирно про цветы,
Но оканчивались споры
Руганью до хрипоты!

Если стукал не за дело
Гошман в ярости тупой,
Отвечала Яна смело,
Где-то словом, где - рукой!

А когда при драке скачки,
То есть, местный мордобой!
Звездануть могла в горячке
По башке сковородой!

Как-то ночью, мирно-тихо
Обсуждали местных дам!
Тут попалась повариха
На язык, затем "сто грамм!"

Окосели. Повариху
Гошман сдуру стал хвалить,
Яне вскоре стало лихо,
Начала слегка грубить!

Ухажёр не унимался,
Зная, что не справедлив,
Извести её старался,
Предвкушая нервный срыв!

Все достоинства, наглея
Поварихе приписал,
Становилась Яна злее,
Гошман громко продолжал:

"Ноги у неё прямее,
И округлей... то есть, таз!
Да и кожа-то нежнее...
Видел голой как-то раз!

Ну а формы - эх, пышнее,
Зубы - бивни у слона,
То есть, белого белее;
И румяна и стройна!"

Яна что-то возражала,
Говорила, что милей!
Запрещала, умоляла,
Не хвалить её при ней!

Продолжал он еле слышно:
"Долго я тебя терплю!
Ты в постели никудышна,
Да тебя и не люблю!"

Яна взвыла тонко, зычно!
В кучке тряпок-лоскутов,
Глядь! Топор лежит привычно,
Неужель, для колки дров?

Лезвие, на вид, тупое,
Легче им колоть дрова,
Но желание другое,
Манит чья-то голова!

Яна в ступоре бродила,
По квартире, по углам,
Топорище ухватила,
Чтобы волю дать слезам!

Слёзы высохли мгновенно,
Перемкнуло в голове,
Хоть топор и тяжеленный,
Но руки-то всё же две!

Подтащив топор поближе,
К Гоше, тот сидел курил!
И сказала: " Ты, бесстыжий,
Чё, ты, тут нагородил?

Если щас ты не заткнёшься,
Хоть тебя я и люблю,
Ты смотри, а то доскёшься,
Тут тебя и зарублю!"

Гоша вяло усмехнулся,
Яна в слёзы: "Чё ты ржешь?"
Гошман не пошелохнулся:
"Всё равно ведь не убьёшь!

...А она в постели "бащще",
И умеет щи варить,
Пироги с вареньем слаще...
Есть о чём поговорить!.."

Яна вспыхнула от злости,
Надо Гошу напугать,
Чтобы он её все "кости
Перестал перемывать!"

Хоть и был он пьяный в доску,
Говорил и говорил,
Сидя, горбясь, папироску,
На приступочке курил!

В Яне ярость вновь проснулась,
Замахнулась сгоряча...
Лезвие едва коснулось
Оголённого плеча!

Гошман был по пояс голый,
От удара он не сник,
Только был как будто квёлый,
Как измученный мужик!

Красной нитью обозначен
Незначительный порез,
Хоть удар и неудачен,
Но проснулся интерес!

Яна спьяну пошатнулась
С занесённым топором,
Ноги заплелись, шатнулась,
Ткнув в ключицу остриём!

Кровь немного посочилась,
Гошман равнодушен был,
Поза вновь не изменилась,
Как сидел так и курил!

Так как сил у Яны мало,
Угрожая топором,
Приподняв его - роняла,
Раня Гошу остриём!

Равнодушие взбесило,
Яна взяв топор - рыча,
Рубанула, получила
Рану левого плеча!

Тяжело уже дышала,
Как в каком-то озорстве,
Так, случайно попадала
Остриём по голове!

Плечи в ранах, кровь сочилась,
И на лбу порезы есть!
"Мясорубка" получилась...
Из-за слов... такая месть!

Гошман ждал не шелохнувшись,
Не кряхтел и не стонал,
Сидя, молча затянувшись
Дым в колечки выдувал!

Яна выдохлась, устала,
Не добившись своего:
"Топором, зачем махала?
Он не понял ничего!"

Докурилась папироска,
Гоша, пошатнувшись встал!
Чуть взлохмачена причёска,
На прощание сказал:

"Да, иди ты... Ну, ты, дура!
Мужиков вам не понять!.."
Гоши крепкая натура,
Захотела подремать!

Подошёл к столу шатаясь,
Позабыв про "поварих",
Отхлебнул, не умываясь,
Лёг в кроватку и затих!

Яна выпила, что было,
Потушила водкой страсть,
Поревела, обсудила...
Рядом с Гошей улеглась!

Утро женщину не красит!
Яна глаз открыв едва,
Видит мух - по шторе лазят,
Значит, всё же, чуть жива!

Встала, не взглянув на Гошу,
Не "пристал", так значит спит!
Надо хоть припудрить кожу,
Обрести пристойный вид!

Сердце горестно заныло;
Телу нужен водопой!
Вспомнила, вчера что было:
"Ой, что было! Боже, мой!"

К Гоше подошла с опаской,
Вдруг проучит за битьё!
Пятна крови, будто краской
Перепачкали бельё!

Гошман холоден, спокоен,
Не коснётся суета.
Он навеки упокоен,
Бледный, с пеною у рта!

Время шло. Она сидела,
Безучастно, час-другой,
Словно в пустоту глядела:
"Как же... Почему со мной?"

Но очнулась. Тихо, страшно!
До сознания дошло,
Как же это всё ужасно,
Что вчера произошло!

Мысли суетно кружились,
То любовь, то нищета!
Навсегда мечты разбились,
Всё: тупик и пустота!

"Но ведь Гошу я любила,
Как была я неправа!
Ведь как в присказке убила,
Не за "мясо", за слова!

...И одна в деревне дочка,
Вместе с ней старушка-мать!
Даже хлебушка кусочка
Мне уже им не послать!

Эх, была бы я в деревне,
Испекла бы им пирог!..
Нет! - Меня дорогой древней
По этапу да в острог!"

Яна всю трясло со страху,
Нету сил перетерпеть!
Надо белую рубаху
На прощание надеть!

Оказаться страшно в клетке,
Криминальный там народ!
В ящичке собрав таблетки,
Положила горстью в рот!

Запила простой водичкой,
И ждала (все будем там),
Чтоб душа осенней птичкой
Улетела к небесам!

Но записку не писала,
Жизнь свою зазря сгубя,
Хоть и думала, не знала
Чем опрадывать себя?

Ей с таблеток стало плохо,
Не нужна пока кровать,
Съела, но не то, дурёха,
Яну стало мерзко рвать!

Вот умылась, отдышалась,
Набралась по новой сил!
Но она не догадалась,
Что Господь предупредил!

Посидев на модном стуле,
Думала, что можно съесть?
Вспомнив, сонные пилюли
Покупала, где-то есть!

Поискала, поревела,
Но нашла, пора глотать...
Тут вдруг Яне поплохело,
И решила полежать!

За мгновенье промелькнули:
Мама, детство, пирожки!
Дочка ручки тянет с люли,
И невинные грешки!

Улеглась в кровать вся в белом,
Заглотала воздух ртом,
Руку Гоши взять хотела,
Но уснула вечным сном!

Запирали двери редко,
Яна шила и пряла!
Через день пришла соседка,
И полиция пришла!

Сыщики серьёзны были,
Походив, туды-сюды,
К делу пробы приобщили:
Крови, водки и еды!

Допросили, обыскали,
Всех, кто рядом был и жил,
Версии навыдвигали,
А, затем, умерив пыл,

Зафиксировали раны,
Осмотрели вход и двор!
Кружки нюхали, стаканы,
Опечатали топор!

Раны врач смотрел, измерил,
Но диагноз был иным:
Смерть была, но врач заверил:
"Отравление спиртным!

То ли печень отказала,
То ли водки перебор!
Раны - были! Крови - мало!
Значит, это - не топор!"

Осмотрел тут доктор Яну:
"Нет насилия - сама!
Эта смерть скорей не спьяну,
А от всякого дерьма!

Ну да, точно, не запи'лась,
И ходила, и спала!
От таблеток отравилась,
От того и умерла!"

Здесь родни у Яны нету,
Дело было при жаре!
В общем, схоронили где-то,
За углом, на пустыре!

За церковною оградой,
Вдалеке от постных лиц,
Без креста, как так и надо,
В месте для самоубийц!

О самоубийцах

Те, кто руки наложивши
На себя, то так и знай:
"Души, плоть свою убивши,
Не "падут" ни в Ад, ни в Рай!

Из-за смерти неугодной,
Будут вечно, вновь, без сил,
Падать в безну преисподней,-
Так Мухаммед говорил!

Ну а кто себя зарезал,
Это в продолженье тем,
Будет тот калён железом
Навсегда и насовсем!

Отравившийся по праву,
Будет вечно, со слезой,
Пить взахлёб свою отраву,
Между небом и землёй!

Если душу взять такую,
Нет ей места возле всех!
Обитает, зачастую
Там, где совершился грех!

Так душа самоубийцы
Не покинет этот Дом,
То как призрак, то как птица,
Будет проявляться в нём!

Вот и всё, что сталось с Яной,
А душа её тайком,
Привиденьем - Иоанной
"Прописалась" в этот Дом!

Привидение в Герценке

Иоанна

Но пока ещё вернёмся
В особняк - старинный Дом,
Где пока ещё сдаются
Людям комнаты в наём!

"Призрак бродит" не в Европе,
По ночам, в особняке,
Иоанна скрытно, в злобе,
Опечалена, в тоске!

Говорят, что привиденья
Все без чувств? - И да и нет!
Уготованы мученья
Им на много, много лет!

Заглянула как-то ночкой
Иоанна в коридор,
Жора там с хозяйской дочкой
Затевает разговор!
Мол, женюсь, вдруг, если - сразу,
Что богат и имя - Жорж,
Любит так, что нету спасу...
Сам - как кол, усатый морж!

В она, смущаясь мнётся,
А его весь разговор,
Для ушей наивных льётся,
Про любовь да про топор!

Так добрАлись до кровати,
Жора пылко городил
И подножкой очень кстати
Девку в койку завалил!

А она без сил, стеснялась,
Хоть и "мамка не велит",
С любопытством раздевалась,
- Страсть познания горит!

Предвкушая наслажденье,
Жорж сопел, глаза закрыл!
Но, почуя дуновенье,
Глаз блудливый приоткрыл!

Перед ним - виденье в белом,
Ледяной, зубов оскал,
Колыхалась ткань без тела,
И размыт лица овал!

А в глазницах огонёчки,
Ледяной холодный свет,
В чуть прозрачной оболочке
Тонкий, женский силуэт!

Что-то с бряканьем упало,
Ну а волос дыбом встал!
Чуть вокруг похолодало,
Глаз с испугу заморгал!

А девчушка тянет ручки,
Нежно требуя любви,
Но, увы, у Жоры штучки,
В миг исчезли, хоть реви!

Ничего уже не можем,
Неприятнейший момент:
Обаятельным, был Жоржем,
Стал - усатый импотент!

В Доме том, случались беды;
Сын жил с мамой, много пил!
И, однажды, до обеда,
Денег на "вино" просил!

Но она вдруг отказала...
Сын взлетел как злой петух,
Ткнул, та с лестницы упала
Стук! И испустила дух!

Сыщики, придя, привычно:
Отпечатки, кровь, соскоб,
И решили, как обычно,
Что сама упала в "гроб"!

Нет свидетелей для факта,
От побоев виден вред,
Но убийственного акта,
Соответственно, и нет!

Ну а сына в каталажку,
Тот был твёрд, как часовой!
Вскоре выпнули "бедняжку",
Обозлённого домой!

Иоанна - "чёрной" стала,
"Сын" от страха сам не свой!
Перед мордой смерть махала
У него косой тупой!

Он с испуга думал "белка",
Почему, тогда с косой?
Трясся в страхе, долго, мелко,
В такт мотая головой!

А когда совсем очнулся,
Вспомнил мать! Как пережить?
Как о смерть с косой запнулся,
Он решил забросил пить!

Вот воришка поселился,
С виду чист, не хулиган!
Не курил, не матерился,
Не носил с собой наган!

При возможности залезет,
Но не в свой, в чужой карман,
Стащит да покуролесит,
Что ж поделать - клептоман!

Он тащил, ну всё что можно:
Спички, деньги и ружьё,
Сапоги и крем сапожный,
Даже женское бельё!

В голове одни лишь бредни:
Утащил, продАл кровать!
Жаловался всем намедни:
"А на чём я буду спать?"

На ходу снимал перчатку,
Утащил: с кобылой воз,
У военного взрывчатку,
А у "братьев" - паровоз!

Сыщики со всех ног сбились,
Версий - сто, в итоге - пшик!
На воришку обозлились,
Знают кто, но нет улик!

Иоанна, видя злое,
Так решила свысока:
Хочет он схватить, чужое,
- Разжимается рука!

Хочет он стащить при свете,
Пелена встаёт у глаз!
Глаз вещицу не заметит,
И, такое - каждый раз!

Всё ж ворует, сразу прячет,
Чтобы сдать в ломбард чуть свет!
А на утро злобно скачет,
Хвать! Вещицы там и нет!

"Не везёт!" - подумал: "Что ли,
Может лучше будет там?"
И уехал на "гастроли"
По чужим, по городам!

В Доме жил чревоугодник,
Ел, что можно, всё в подряд!
Был изрядно толстый шкодник,
Килограмм сто пятьдесят!

Шастал тайно по квартирам,
Отбирал у всех еду,
Всё на стол и ел с гарниром,
Не стесняясь, на виду!

Позабыв про гигиену,
И про стыд, он вечерком,
"Жрать хочу!", - кричал сквозь стену
И в неё бил кулаком!

Иоанна подустала,
Вопли стали раздражать!
Порошочки "откопала",
Чтобы толстого унять!

Про слабительное знают:
"В воду сунув порошки,
Те, в растворе вызывают
Ослабление кишки!"

Иоанна с ветром сдула
Порошки в кисель, в компот,
Чтобы снадобье для стула
Попадало прямо в рот!

У обжоры жизнь прекрасна!
Встал, поел, что хочешь, в прок!
Но, куда-то, правда, часто
Нёсся бодро: скок да скок!

Похудел, но не на много,
С наслажденьем пил "бурду"!
Став, привычною "дорога"
Не мешала "есть" еду!

Иоанна усыпила
Крысу - самый длинный хвост!
И в тарелку подложила
Чтоб не забывал про Пост!

Вот обжора так степенно,
Вилкой ткнул, собрался есть...
Закричал так вдохновенно,
Что оглохли кто был здесь!

Крыса резко подскочила,
Запищала нервно, зло
И обжору укусла,
Прямо в толстое чело!

И теперь по пищеводу,
Только ягоды-грибы;
Пьёт колодезную воду,
Ест прозрачные супы!..

Герценка

Ну а Домом, тем, старинным,
Дворянин владел - купец!
Перед банком став повинным,
"Промотался наконец".

Дом прекрасный, стал он Меккой,
На века, а не на миг,
Для людей - библиотекой,
Местом чтенья разных книг!

И народ в Дом ходит кучно,
И почти в нём каждый день,
Иоанне здесь не скучно,
Не одолевает лень!

Попривыкла, днём следила,
Чтоб читатель не шумел!
Иногда сама чудила,
"Отрицая" беспредел!

Но однажды Иоанне
Показалось, что в толпе,
Гражданин пронёс в кармане
Спички, чтоб создать ЧП.

Приходил в библиотеку
Но, читал он не Дюма,
Интересно человеку
Было "Горе от ума".

Так читал он с упоеньем,
Но про то, что книги - зло!
Как узнал... От помутненья
Видно, "голову снесло".

Понял он призыв дословно,
Надо срочно "зло пресечь",
Жить, чтоб было не греховно,
"...брать все книги бы да сжечь".

Так идейный поджигатель
Скромно в здание зашёл,
Примелькался как читатель,
Страх первичный поборол.

Прогулялся по архиву,
И со спичками в руке,
Чтоб не гнали в хвост и в гриву,
Встал в укромном уголке!

Чиркнул спичкой, разгорался
Слабый жёлтый огонёк,
К книгам злобно подобрался
Поджигатель-мужичок!

Иоанна заглянула,
Но ведь это же кошмар?
Мужичонка подтолкнула,
Чтоб предотвратить пожар!

Так осколочек чадящий
Залетел вдруг в коробок!
Вспыхнул! Пламенем горящим
Ручку мужику обжёг!

Огонёк от дуновенья
Неожиданно погас,
Поджигатель в удивленьи
Обожжённой ручкой тряс!

Руку сунул с коробочком
В приготовленный карман
И бочком, затем пешочком,
Дом покинул хулиган!

Иоанне в прошлом веке
Удалось замять скандал!
Про поджог в библиотеке
Так никто и не узнал!

Как же помыслы очистить,
Миновала чтоб тюрьма?
Надо правильно осмыслить
Книгу "Горе от ума"!


Помнится, мне, в прошлом веке,
Летом, может быть, весной,
Случай был в библиотеке,
Говорят, что в выходной!

На дежурстве нет распутниц,
Так режим, устав гласил!
Но.. К какой-то из сотрудниц
Кто-то в гости приходил!

Иногда был муж - военный,
Чтобы скрасить свой досуг!
Ну а если откровенно:
Не завёлся ль кто-то вдруг?

У военных всё практично!
Видно, так заведено,
Может не совсем прилично,
Лазил муж всегда в окно!

В этот раз он был в наряде,
Там, где есть "свой" телефон,
И жена, не шутки ради
Прверяла: там ли он?

В Герценке всё так привычно:
Тишина, читальный зал!
Только вот, не как обычно
Посторонний пребывал!

У жены сидел читатель,
Сверхурочно, в кружке чай!
В скобках - тайный воздыхатель,
Задержался невзначай!

В общем, ничего такого,
Пару раз поцеловал,
В щёчку, тайно, но иного
Он себе не позволял!

А сотрудница с ним строго,
Иногда лишь, хи-хи-хи!
Позволяла, но немного,
О любви читать стихи!

Как от болтовни устала,
Воздыхатель надоел,
На окошко указала,
Пояснив, что много дел!

Проводила, скромно села,
Губки вытянув свои,
Сердце трепетно запело,
Знак физической любви!

Но, опомнившись, звонила,
Чтобы мужу рассказать,
Как всегда его любила
И с наряда будет ждать!

Наконец-то дозвонилась,
Муж нашёлся, сразу сник,
"Где ты шлялся?" - Разозлилась,
Но случилось в этот миг...

Иоанну что тревожит?
Ведь попутав берега,
Здесь жена наставить может
Мужу в будущем, рога!

Иоанна повторила:
Шум - "читатель" так бродил,
Двери скрип изобразила,
Кашель, запах исходил,

Будто мужичок вернулся,
"Ляпнет, что-нибудь "подлец"!..
Разум в женщине проснулся,
Ведь семье придёт конец!

Закричала артистично:
"Дверь закрытая скрипит,
Ой, дубасят истерично,
Громко кто-то говорит!"

Трубку бросив телефона:
"Чё пришёл? Убью его!.."
Запах есть одеколона...
Только рядом - никого!

Походила, аж, вспотела,
Воздыхателя звала!
И в окошко поглядела,
"Нет никто!" Ну и дела?

Муж - военный! Растерялся,
Что же делать? Ё-моё!
В руки взял себя, собрался,
Закричал: "Подъём! В ружьё!"

Он, не робкого десяка,
Чтобы бить наверняка,
Прихватил, ну, для порядка
Сослуживцев "полполка"!

Подбежали, дружно, строем
И к "жене" через окно!
Разлетелись, ищут роем,
Где же спряталось, Оно?

А девица без сознанья,
Руки белые с боков!
Всё ж, очнулась от топтанья,
Громыханья "сапогов"!

Долго рыскали, искали,
Кто её здесь напугал?
С ног валились, так устали,
Но, видать, удрал нахал!

"Веселилась" Иоанна,
Муж спасал "девичью" честь!
Ведь "жена" для них желанна,
Только где-то бы, не здесь!

Дни летели, годы тоже,
Вспять судьбу не повернуть!
Часто думала о Гоше,
Взять бы всё назад вернуть!

Хоть чудес и не бывает,
Но лениво, не спеша,
Вдруг в окошко залетает
С ветром Гошмана душа!

Силуэт на стул уселся,
Разве что не закурил,
Он ни чуть "не изменился",
Про себя заговорил:

"Фаза, вроде, очищенья!
И режим уж не такой...
Отпустили на мгновенья,
В общем, типа, выходной!"

Погрустили вместе, оба,
Так несчастна эта новь!
Оказалось, "после гроба"
Есть взаимная "любовь"?

Иоанна рассказала,
Про свою обитель здесь,
Книги древние читала,
И про рельсы, что здесь есть!

Что по рельсам книги возят,
И не в моде анархизм,
По страницам не елозят,
А листает механизм!

Правда, Гошману "до фени",
Только сплетни подавай!
Пребывает в неге, в лени,
И попасть мечтает в Рай!

Грусть прошла, "общались" много,
Впереди лишь темнота!
Гоше - дальняя дорога,
Иоанне - маята!

Гошман мило попрощался,
Улетать пора скорей!
Но, зачем-то задержался,
Почему-то, но не с ней?

Оказалось, что шпионит,
Чтобы разогнать хандру,
Видит, девушку в сон клонит
На дежурстве по утру!

Шум шагов издал сначала,
Будто в Доме кто-то есть!
Иоанна прокричала
Гошману: "Ещё ты здесь?"

Звуки в этот Свет прорвАлись,
Громко, ведь безлюден Дом!
Шторы мерно колыхались
И шуршали под окном!

Девушка, вскочив со стула
И с испугом на лице,
С места службы упорхнула,
Очутившись на крыльце!

Вся трясётся, сердце бьётся,
Дрожь гуляет по губам!
Но решила, не вернётся,
Привидение ведь там!

Гошу, словно ветром сдуло,
Не хотел такой итог!
Повинился и сутуло
Улетел в "ночной острог"!

Чтобы дева не страдала,
Так как тянет холодком!
Иоанна обдувала
Тёплым свежим ветерком!

Приходил тогдась священник,
Освятил, и что теперь?
Гошман, ветреный изменник
Не влетит за эту дверь?

Иоанне не за дело,
Ждать пинка от сапога,
Чтобы бодро улетела,
Прямо к чёрту на рога?

Не коснулся пары только
Этот строгий ритуал!
Нет вреда от них нисколько,
Ведь никто не пострадал!

Иоанна тихо скромно,
В "Доме том" из года в год,
Лишь вздыхает нежно, томно:
"Где же, Гошман, "обормот?"

Стелажи, в них книги стрОйны,
Из окна прекрасный вид!
Дни летят, ей беспокойно!
Ждёт, когда Господь простит!
17.03.25.-04.04.25.