Я буду твоим щитом и крепостью...

Я буду твоим щитом и крепостью,
В бурях жизни — нерушимой твердью.
Пронесу через годы с верностью
Чувство, что сильнее даже смерти.

Ты — мой свет в непроглядной темноте,
Родник живой среди пустыни знойной.
В твоей невысказанной простоте
Нашёл я мир, желанный и спокойный.

Твою ладонь в руке своей держу,
Когда тропа нас манит в бездорожье.
Всем существом тебя я берегу,
Как тайну звёзд, как чудо невозможное.

В твоих глазах я вижу отраженье
Всего, чем стать когда-то я мечтал.
Пусть наших душ священное сближенье
Превысит всё, о чём я помышлял.

Позволь мне быть твоей надёжной пристанью,
Где шторм не властен над твоей ладьёй.
Хочу хранить любовь свою неистовой,
Чтоб ты всегда была самой собой.




Когда Николай впервые увидел Марину на берегу озера, время для него остановилось. Она стояла у самой кромки воды, ветер играл её каштановыми волосами, а заходящее солнце окрашивало силуэт в золотистые тона. Он не верил в любовь с первого взгляда до этого мгновения.

Март украсил лёд на озере тончайшими узорами, предвещая скорую весну. Николай был художником, приехавшим в эту глухую деревеньку за вдохновением, и теперь оно предстало перед ним в облике незнакомки, застывшей в созерцании водной глади.

— Вы знаете, что в этом озере отражаются души? — спросил он, подойдя ближе.

Марина обернулась, и он увидел глаза цвета грозового неба.

— А вы верите в души? — она улыбнулась краешком губ.

Так началась их история — с вопроса, на который они искали ответ следующие двадцать лет.

***

Жизнь не баловала их. После свадьбы наступили трудные времена. Николай болел, его картины не покупали. Марина работала в местной школе учительницей литературы, но денег всё равно не хватало. Иногда она тихо плакала по ночам, думая, что он спит. А он лежал рядом, стискивая зубы от бессилия, и обещал себе, что однажды подарит ей счастье, которого она заслуживает.

В их маленьком доме на окраине деревни было холодно зимой. Они грелись у печи, завернувшись в старое одеяло, и Николай рассказывал ей истории о звёздах, которые однажды нарисует.

— Знаешь, у каждого человека своё созвездие, — говорил он, держа её руки в своих. — Звёзды связаны между собой невидимыми нитями, как и люди.

— А какое созвездие у меня? — спрашивала она, прижимаясь ближе.

— Самое яркое.

***

Марина никогда не упрекала его за неудачи, за несбывшиеся мечты, за то, что так и не увидела Париж, о котором грезила с детства. Она просто каждое утро заваривала чай из трав, которые собирала сама, и с улыбкой смотрела, как он работает над очередным полотном.

Когда их дом сгорел из-за удара молнии в грозу, они потеряли почти всё. Николай стоял на пепелище, сжимая её ладонь, и чувствовал, как рушится его мир.

— Мы справимся, — сказала она тогда. — У меня есть ты, у тебя — я. Остальное можно построить заново.

В ту ночь они ночевали у соседей, и Николай, дождавшись, когда Марина уснёт, вышел во двор и долго смотрел на звёзды. Он думал о хрупкости жизни и о силе, которая таится в переплетении двух судеб.

***

Они действительно построили всё заново. Соседи помогли с материалами, Николай работал не покладая рук. А когда дом был готов, произошло чудо — его картины заметил коллекционер из столицы, проезжавший через их деревню.

Первая выставка Николая Ветрова собрала восторженные отзывы. Критики писали о "поразительной глубине цвета и света", о "магическом реализме русской глубинки". Никто из них не знал, что на каждом полотне, в каждом пейзаже — будь то зимний лес или летний закат — на самом деле была зашифрована она, Марина. Её профиль в изгибе реки, её глаза в отражении луны, её руки в переплетении ветвей деревьев.

К пятидесяти годам Николай стал известным художником. Они переехали в город, купили просторную квартиру с мастерской. Марина наконец увидела и Париж, и Рим, и Венецию. Но каждое лето они возвращались в ту самую деревню, к озеру, где всё началось.

***

Когда у Марины обнаружили болезнь сердца, врачи говорили, что осталось не больше года. Николай отказывался верить. Он отвёз её обратно в деревню, к целебному воздуху соснового бора.

— Нарисуй меня, — попросила она однажды вечером, когда они сидели на берегу их озера. — Такой, какой ты меня видишь.

Он рисовал её три дня и три ночи, почти не отрываясь от холста. Это была не просто Марина — это была женщина, чья душа озаряла всё вокруг. На картине она стояла у озера, как в тот первый день их встречи, но теперь в водной глади отражались не облака, а звёзды — её созвездие.

— Ты нарисовал меня слишком красивой, — улыбнулась она, когда он показал ей законченную работу.

— Я вижу тебя именно такой, — ответил он.

***

Марина прожила не год, а пять. Каждый день этого времени был для них бесценным. Они никогда не говорили о прощании, только о том, как много ещё нужно увидеть, сказать, почувствовать.

Когда её не стало, Николай вернулся на берег озера с портретом. Он долго смотрел на водную гладь, а потом тихо сказал:

— Ты спрашивала меня когда-то, верю ли я в души. Теперь я знаю ответ. Душа — это не то, что уходит после смерти. Душа — это то, что остаётся в другом человеке после твоего ухода.

***

Прошло ещё десять лет. Николай продолжал писать картины, но больше не выставлялся. Все его работы теперь были только о ней и для неё.

В день их годовщины он пришёл на озеро с новым холстом. На картине были изображены две фигуры, держащиеся за руки — силуэты на фоне звёздного неба. Между ними протянулась невидимая нить, соединяющая два созвездия в одно.

Он поставил картину у самой воды и сел рядом, ощущая странное умиротворение. Ладонь словно сама собой разжалась, выпуская кисть, которую он принёс с собой.

— Я иду к тебе, — прошептал он, глядя на отражение звёзд в тёмной воде.

***

Говорят, в ясные ночи на том озере можно увидеть необычное явление — отражение звёзд складывается в очертания двух фигур, держащихся за руки. Местные жители называют это чудом, учёные — оптической иллюзией. Но те немногие, кто знал историю Николая и Марины, называют это просто — настоящей любовью.

А в городской галерее до сих пор хранится та самая картина — женщина у озера, в котором отражаются не облака, а звёзды. И если долго смотреть на неё, кажется, что портрет оживает и женщина поворачивает голову, чтобы взглянуть на тебя глазами цвета грозового неба.

В этом взгляде — тайна, которую каждый понимает по-своему. Но все соглашаются в одном: так может смотреть только та, что любила и была любима по-настоящему.