Камера вечного Жду!

Когда над городом ложился мрак,
как чернила на старые мудрости,
я выходил. Воздух был мягок, как
воспоминанье о юности.

Где, между прочим, никто не ждал —
ни весны, ни ответа, ни входы.
Трамвай скрипел, как скрипел вокзал,
принимая чужие отходы.

Фонарь, как латунный свидетель дней,
размазывал свет по асфальту,
и каждый шаг был немного трудней,
словно речь — после факта.

И в этой чернильной, густой тиши,
что глуше любой уверенности,
я ощущал: ты еще дышишь
в изгибах ночной неизбежности.

Она появилась незванной,
как осень в кварталах прибоя,
без стука, без скрипа, — пространной,
с замедленной скорбной тропою.

На пальцах — ни перстня, ни боли,
в глазах — только зеркало свода.
Она приходила не к воле,
а к времени, в долг, без ухода.

Сказала: «Сиди. Я немного.
Уйду, как забудется имя.
Ты думал — дорога иного ?
Ты думал — пройдет мимо ?»

И я, признавая покорно
все даты, все строки, все лица,
смотрел, как подъем её горный
вплетается в складки столицы.

Она чувствовала мои желания,
как ветер чувствует дрожь листвы,
без слов, без просьб, без обозначений —
лишь тенью касалась черты.

Не глядя, входила в пространство мыслей,
где всё не по росту, не в лад.
И голос её, как песок в часах - пыльей,
тек сквозь язык и уклад.

Я прятал лицо — не от стыда,
а от точности этих движений,
как будто она — не была никогда,
а стала во мне отраженьем.

Так чувствуют только — за гранью сна,
где тело не весит, не старит.
Она понимала, как тишина
понимает звук до удара в метании.

И я покорно отдался всем чарам,
как отдаются течению в устье,
не веря ни зову, ни календарям,
ни в то, что страсть — это чувство.

Она накрывала, как тень корабля,
проходящего мимо причала,
и всё, что я знал, и всё, что хранил, как дитя,
в ней без остатка сгорало.

Я был, как бумага в её руках —
мят, выпрямлен, снова исписан.
И каждое "да", и каждое "ах"
стало древнейшею из миссий.

Так — падают в небо, не зная вестей,
так — верят, не строя догадок.
И если был выбор, он был — ничей,
как выдох у позднего взгляда.

В чарующем блеске зеркальных глаз
сверкала не страсть — ожидание краха,
как будто весь мир собирался на раз,
чтоб лопнуть в немом затаённом из страха.

Они не горели — они отражали,
как лёд отражает свечу на столе,
и все мои "больше", и все мои "ждали"
тонули в безжалостной этой золе.

Я плыл в их стекле, не теряя лица,
как грешник, читающий псалмы на ощупь,
и каждый изгиб их, как линия сна,
ломал во мне волю без вздоха, молча.

Так смотрят не в душу — в её мираж,
где всё настоящим казаться должно бы.
Но в этом блистании — вечный фальстарт,
где чувства — лишь форма чужого злобства.

И помнится каждое "нет" на каждую просьбу,
как плеск по веслу в ледяной тишине,
и будто не словом — ударом по воздуху
она отвечала — не мне, но во мне.

Стоял я, как сдавший экзамен по боли,
без шанса на допуск, без права на бунт,
и каждое "нет" отнимало мне доли
того, кто ещё продолжал этот культ.

Просил ли ? — не знаю. Молил ли ? — быть может.
Но жест её — острый, как утренний свет,
разрезал пространство, где сердце дрожит
ещё до того, как услышит "нет".

Теперь, среди строчек, в ночной передышке,
где пахнет чернилами, сном и виной,
я слышу то "нет" — не как звук, а как вспышку,
что делает вечным покой за стеной.

Я будто в камере вечного "жду",
где стены из взгляда, а замок — из слова,
где времени нет — ни сейчас, ни "пойду",
а только пульсирует "вновь" и "снова".

Здесь свет — по минуте, по капле в тени,
и каждое эхо — как шорох надежды,
но дверь не скрипит, и молчат ступени,
и смысл растворяется между.

Я жду — не тебя, не весны, не прощенья,
не жеста, не правды, не боли в ответ.
Я жду, как бумага — руки, движенья,
но воздух здесь знает: не будет "нет".

Так тянется ждание — плотным комком,
как нить, что порвётся, коснувшись плеча.
И мир за стеною — почти целиком
состоит из чужого "сейчас", "уже", "хохоча...".

               
                21 Мая 2025