Король помойки

На задворках хлебозавода, в тупичке, стояли три больших мусорных контейнера, куда сносили мусор жильцы стоящих поблизости домов, которые часто видели гордо сидящего на центральном контейнере бездомного кота. Кот был совсем непрезентабельного вида – шерсть в колтунах и проплешинах, правый глаз всегда полуприкрыт, левое ухо надорвано, хвост короче обычного чуть ли не вдвое. По всему было видно, что жизнь парня не баловала. Сердобольные жители, случалось, приносили ему какую-то еду, но он почему-то никогда не ел ничего из принесённого людьми, то ли характером был излишне горд и независим, то ли имел некий горький опыт, неведомо. К иной живности кот относился спокойно, даже равнодушно, однако, забредающие или залетающие на помойку другие кошки и разные пичуги осмеливались копаться в мусоре или подъедать принесённую съедобность только после того, как неказистый «хозяин» отвернётся, как бы давая на это разрешение. Не удивительно, что все в округе величали его «Королём помойки»…

Недавно переехавший в этот район некто Гуняев полностью соответствовал своей фамилии. И дело было совсем не в рыхлом теле, бегающих заплывших глазках или подловатенькой ухмылочке (хотя всё это было в наличии), а прежде всего в истинно «гуняевском» нутре, всегда готовом лебезить перед сильным и издеваться над слабым. Под стать ему был и его «сожитель» - здоровый пёс с выдвинутой вперёд нижней челюстью, торчащими клыками, злыми глазами, мощными лапами и кличкой «Шарик», подходящей ему так же, как балетная пачка носорогу. Любимым занятием «сладкой парочки»  было пугать бешеным лаем сидящих у подъездов бабулек, доводить до рыданий гуляющих на детской площадке ребятишек и раздирать в клочья не успевших спрятаться кошек. Если такое случалось, Гуняев закатывался визгливым смехом, хлопая себя по рыхлым ляжкам пухлявыми ручонками…

То весеннее утро было ласковым. Солнышко не жгло, а окутывало нежным теплом. Ветерок не набрасывался в ожесточённых попытках растрепать, уронить, опрокинуть, а мягко веял, наполняя лёгкие свежестью возрождающейся природы. Вышедшие на улицу люди расцветали улыбками. И «Король помойки», восседавший на своём контейнере, выглядел не таким уж облезлым. И даже Гуняев, вышедший выгулять свою зверюгу, казался не столь отвратительным, как обычно...

Правда, только до тех пор, пока не заметил греющегося на солнышке кота. «Шарик, смотри, какой урод! – радостно завизжал Гуняев. – Порви его! Фас!»

И отстегнул поводок…

Пёс с грозным рыком рванул к помойке, одним прыжком взлетел над контейнером и вместе с котом рухнул внутрь. Минуту или две из контейнера раздавались рычание, взвизги, всхлипы, вверх взлетали ошмётки мусора…

Потом раздался истошный вой, Шарик как ошпаренный вылетел из контейнера и, непрерывно визжа, помчался по улице. На его загривке сидел кот, вцепившийся когтями в псиные глаза. На одноглазой морде сиял победный оскал, рваное ухо парусилось развевающимся знаменем…

Ошарашенный Гуняев несколько секунд остолбенело смотрел на удаляющийся клубок, потом спохватился, побежал за ним, по-бабьи всплёскивая пухлыми ручками и причитая тонким писклявым голоском...

А вслед ему нёсся громкий свист и улюлюканье игравших во дворе пацанов…