Проклятие оттепели

В краю бескрайних снегов, где воздух дрожит от мороза, стоит древний город, окутанный вечным холодом. Его башни, будто выточенные изо льда, сверкают под бледным солнцем, а улицы укрыты хрустящим снегом. Но истинное чудо — и истинная опасность — таятся не в стенах, а на острых карнизах его крыш. 

Здесь магия течёт свободно, как дыхание. Жители колдуют без страха — зажигают огни заклинаниями, лечат раны волшебством, даже пищу согревают чарами. Но ничто не исчезает бесследно. Часть магии оседает в снегу, намерзает на стрехах домов, смешивается с лёгкими кристаллами инея. 

А потом приходит оттепель. 

Снег тает, и капли, пропитанные магией, стекают вниз, застывая хрупкими сосульками. В них, как в сосудах, запечатана сила — но она не вечна. Чем дольше магия томится в ледяной тюрьме, тем больше портится, темнеет, густеет. Прозрачные сосульки синеют, потом чернеют, будто пропитанные чернилами. Они становятся тяжелее, злее. 

И однажды — откалываются. 

Не просто падают вниз, а летят, с яростью ищут цель. Их притягивает тепло — дыхание, огонь, живая плоть. Они не могут упасть отвесно, но и не падают просто так — изгибаются в полёте, будто змеи, бьют точно в цель. В полёте их основание понемногу откалывается, придавая себе дополнительную инерцию. Если сосулька разбивается, но не находит жертву, её осколки ещё долго ползут к теплу, звеня, как хрустальные пауки. 

А если попадут? 

Лёд вонзается, тает, и испорченная магия вливается в кровь. Никто не знает наверняка, что она делает с живыми. Одни сходят с ума. Другие меняются — их кожа синеет, дыхание становится ледяным, глаза отражают свет, как стекло. Третьи просто умирают — с лёгким звоном разбивающегося хрусталя. 

Говорят, в самые лютые морозы можно услышать, как на крышах шепчутся ещё не упавшие сосульки. 

Говорят, если поймать одну до того, как она потемнеет, — можно выпить удачу, как вино. 

Но все знают: когда приходит оттепель — лучше не выходить из дома.