Эпистола с Прингепон

Приветствую тебя, друг мой!
Не вмени мне в вину, если слова мои покажутся тебе хвастливыми — будто хвалюсь я землями тёплыми или видами живописными и далёкими. Нет, пишу я тебе ради истории презабавной и в чём-то даже поучительной.

Ныне пребываю я на Прингепонах, на островах Принцевых, а именно — на Принкипосе. Хотя остров сей и есть самый великий из всех, но обойти его возможно в течение одного светового полудня. Прибывают сюда корабли, и в порту можно найти приют. В самом же центре острова высится храм Небесного Зевса — невелик, но исполнен благородства и красоты.
И в то время как на материке уже царят заморозки, здесь — настоящая весна.

Мы вышли из порта, наполнили сосуды водой розовой, взяли снедь местную — нечто вроде лепёшек, именуемых лодочки, — и направились в гору, к святилищу. Чем дальше мы отходили от берега, тем меньше становилось людей, и тем чаще встречались звери. На одной из дорог к нам пристала свора собак — самых разных: одна с виду как лисица, другая как простая дворняга, третья — величавая, четвёртая — карликовая, и прочие.
Сперва мы думали, что привлёк их запах нашей пищи, но вскоре стало ясно: пища им не нужна, живут они, по-видимому, в довольстве.

Друг мой, опять же — не всякому так везёт, чтобы к нему псы липли! Постепенно отставали они один за другим, и с нами осталась лишь одна, но какая! Рыжая, старая, но благородная и верная, она прошла с нами весь путь — до самого храма. Там она терпеливо нас ожидала, а затем, вместе с нами, спустилась на скрытый пляж, откуда воды уходили прямо в открытое море.
Спускаться было нелегко — камни и кручи, — и за пёсиху было боязно. Но она спустилась, и лежала рядом, когда я извлекал звуки из зурны, будто соревнуясь по шуму с самим Посейдоном.

Настал вечер, и надо было прощаться. Жаль было покидать ту, что стала нам почти сродни. Мы и имя ей дали, и провели с ней день, как с другом давним.
Но, чтоб не оставлять тебя в грусти, расскажу напоследок нечто смешное.

В порту, пока мы ждали корабль, явилась собака — с мордой длинной, лукавой, походившая на тощего волка. Забаву она нашла: крадучись, слегка хватала стоящих людей за край плаща, и, когда те трогались в путь, притормаживала их, будто что-то держит. Те оборачивались, недоумевая — и встречались глазами с этой ехидной собакой, которая, я уверен, смеялась!

Когда мы сели на корабль, слёзы наворачивались от смеха и от грусти. По пути мы решили сделать остановку на острове Халки.
Тот остров оказался скучен: сады закрыты, парки перекрыты, и не стал бы я о нём писать, кабы не случай один. Когда мы высадились, к нам снова пристала собака — точь-в-точь как та наша рыжая пёсиха, но ещё старее! И вновь — весь остров прошла с нами.

Вот ради какой истории и пишу тебе. А занимательна она, или нет — решай сам.
Vale, amice!