Времена года. Осень

                Она печаль моей души... 

   У каждого из нас есть своя Осень, у кого - грустная, у кого - радостная,
У меня она...нагая, оголённая душой, зовущая к себе, в самое её нутро, и ведь...ползу, очищаясь в её катакомбах от скверны всякой, и уж выползаю в Весну со звоном колокольчиков и колоколов. Это уж после, летом, придёт какая-то леность, утомлённость.
  Собрал в сборник малую толику написанных Осенних Стихов, буду его со временем
дополнять. Ибо, Она, Осень - не во мне, а я в Ней!



Я люблю этот дом, где так пахнет потёртостью штор,
А диванная лень меж глазками невымытых окон,
Словно Осень моя, что споткнулась о выступы гор,
Неподвижно бледна, и как та, по-людски одинока.

Где сверчки по углам, нарушая ночи тишину,
Разве это сейчас мне бесстыже-бедовому надо,
Чтоб склонить к чистоте устремлений свою седину?..
Беспрерывно поют зазеркалью свои серенады.

Где свеча на столе и холодный уж в чашечке чай,
Невдомёк ведь ему, что душа-то горячего просит,
Будь-то огненный ад, иль цветущий божественный рай,
Но чтоб только рассвет и с листвой опадающей осень.

Ведь за окнами сад, обездвиженный узами тьмы,
Уж как нищенка гол и, как кость до нефрита обглодан,
И всего лишь верста, нет, скорее шажок до зимы...
Дай-то, Бог, чтоб ещё хоть чуть-чуть постояла погода!

            * * *

Мы встретимся опять чрез сотни тысяч лет
Средь рощи золотой на краешке планеты,
Ты, Милая Пора - берёзок нежный свет
И я, Печаль Очей, твоим теплом согретый.

Чтоб снова на века... последние деньки
Осеннего тепла!.. расстаться у Реки.
 
       Катунь, сентябрь 2007 года.

            * * *

  Листва с дерев - для дворников работа...

Листок повис меж травами и веткой,
Снегов весны он чуточку белей,
То сентябрю пророческая метка,
Как маю пух, летящий с тополей.

Недавно лишь, буквально, на недельке,
Совсем ослабнув, тут же, в тот же час,
Он был готов предать себя земельке,
Его октябрь от виселицы спас.

Благодарить ли осень за листву,
Что призывает глас мой к естеству,
А я уж строчкой дни свои тасуя,

Не знаю как, но скоро и один,
Без всяких там начал и середин,
Я жизнь свою душою нарисую.

            * * *

В полумраке углов, там, где осени тень за окном,
Обдувает мой лик сизоватым дымком сигареты,
Я рисую тебя, акварель разбавляя вином,
Полумглой-полутьмой чуть дрожащей ладошки рассвета.

И мечусь, словно вор, меж желанием быть наверху,
Где простор, но закат, и падением вниз с полусвета,
Где октябрь уж давно обрядил в откровенье ольху,
И сорвал сюртучок, приготовившись сжечь, с бересклета.

Где так сладко от мги раскатившихся яблок, а тень,
Но не прошлого лета, а осени поздней, как бездна,
В коей мне так тепло, даже думы раздумывать лень,
Коль бы рядом была, что случилось бы - мне неизвестно!..

            * * *

Ложится осени отжившая листва
На полысевшие от холода поляны,
Брожу меж древ, шурша травой, как будто пьяный,
Вдыхая запахи густые Естества.

Всё понимаю, скоро ляжет белый снег,
Пушистый, крупный, поразительно-спокоен,
Укрыв всё алое и ярко-золотое,
Укоротив на месяцы мой век.

            * * *

Покажи мне дорожки, о, Память моя, по которым,
Я еще несмышлёным мальцом, спотыкаясь о ночи,
Всё бежал совершать предстоящих в ошибках повторы,
И дрожал на ветру, как багряного клёна листочек.

Где я падал на снег лепестковый, весной уходящей,
Но опять в сентябре, став на миг лишь коротенький светом,
Журавлём в небесах всё кричал о себе, настоящем,
Без пурги в волосах, без отметин морщинистых лета.

Где смыкая уста в пустоте, всё нашептывал звёздам,
Как чуть позже тебе, о, Забвение Памяти, строки,
И стирал не рукой, а душой набежавшие слёзы,
Не со щёк в волдырях, а с твоих ковылей и осоки.

А теперь вот на склоне годов, что еще только будут,
Созерцания тьмы, всё пытаюсь сквозь памяти стёжки,
Разглядеть лишь свою, дай-то Бог, век меня не осудит,
К порицанию лжи, коей славятся люди, дорожку.

            * * *

В морозно-пакостной и хладной,
И невесёлой тьмы ночи,
Как и октябрь, до света жадный,
Любуюсь пламенем свечи.

Ведь знал же, долгой будет осень,
И злато-алые древа,
Но глядя вдаль на кромки сосен,
Зимы уж видел кружева.

И сердцем чувствовал, что холод
Ещё застанет красный май
И воробьино-враний голод,
Кунице-лисьим будет рай.

Вот так и я, средь зим суровых,
В лесу густом без всяких троп,
Мне станет в стланике кедровом
Домишкой девственным сугроб.

Но что случится, то случится,
Пока не будем горевать,
Ведь научились жизни чистой,
Бог даст, привыкнем умирать.

            * * *

Настороженный взгляд и снежинки блестят на ресницах,
Всё грущу я о нём, о звенящем дождём сентябре,
По ночам средь тиши мне не мая цветение снится,
А багрянец рябин и ковыль в росяном серебре.

И безмолвный укор, облачённой в вуаль звездопада
Там вдали, у реки от ненастья уставшей горы,
Где в безлунную ночь дерева отрешённого сада
Нам дарили с тобой естества золотые шары.

И роняли на дол в охлаждённые осенью росы,
Где кузнечик звенел, и так пахло настойкой из трав…
Обтрепались твои золотисто-жемчужные косы,
Да и я, ты прости уж за всё, не кленово-кудряв.

Знаешь, сердце болит и за Сад, что уж выбросил листик,
И за Вечность, что вмиг превратилась в томительный миг
Ожидания мглы без себя, как искателя истин…
Вот и снова уснул в окружении думок и книг!..

            * * *

                Трава густа, роса на ней, что жемчуг алый -
                Вставал рассвет и ветер дул холодный, шалый...


Ну вот уже и клёны пожелтели,
Повинен Бог - златистых красок много!
Но краток миг - а там уж и метели,
И оттого в душе моей тревога.
 
И оттого печаль в очах любимой,
Ведь серебра жемчужного в достатке,
Хотела стать для всех, кто рядом, примой,
Но тут сентябрь - с него все взятки гладки.

Морщинок сеть - лихая ночка лика,
Глазёнок блеск-роса - с куста черника,
А на устах бескровно-тонких беды.

Немного ведь до финиша осталось,
Уже не миг - его ничтожна малость,
Не будет, нет, над будущим победы.

            * * *

И вновь сентябрь, и снова осень золотая,
Упав росой у покосившегося тына,
Прорехи в нём, ведь мне всё некогда!.. латает,
Надолго ли!.. ассиметричной паутиной.

И саван шьёт, ведь скоро холод, значит надо,
И важно то, что без без обмана и корысти
Сиделкой быть у умирающего сада,
Из белых астр и осыпающихся листьев.

Гляжу всё ввысь, быть может там, за облаками,
Меж тусклых звёзд гипотетических вселенных,
Найду себя с посеребрёнными висками,
Но век спустя, восстав из мертвенного тлена.

            * * *

Куда уходит день от нас
С багрово-огненным закатом?
К восходам бледно-розоваты?
Иль, превратившись в божий глас,
Во мрак, укрывшись звёздным златом?

Быть может только для того,
Чтобы наутро вновь явиться
Из-за лесов густых жар-птицей,
С хвостом, поднятым высоко,
Вновь озарить чтоб наши лица.

И почему в сентябрь листок
Сусальным золотом покрытый,
Дождём холодным перемытый,
И не течёт с берёзы сок,
Лишь только паутины нити.

Между стволами сетку свив,
Листву рябиновую ловит,
И как нам это обусловить?
Тем, что осенний лес красив,
Иль чтоб на лист надеть оковы.

Но ведь октябрь и Покрова,
Снесут паучьи те ограды,
Пришедшим к сроку снегопадом,
И зелень, что была жива,
Убьёт ноябрьская прохлада.

А мы зачем явились в Свет?
Прожить, чтоб все сезоны года,
Уйти под землю на свободу,
По сути, есть мы, и нас нет,
Чтоб стать в итоге углеродом.

Но вот при выходе в финал,
Будь ты творцом или поэтом,
Спроси Всевышнего об этом,
Зачем тогда на Свет пускал,
Коль через век в нутро планеты.

Чтоб ты познал порок греха,
Ведь грех, он грех, когда нечистый,
И для тебя услада – листья,
Не для красы, а пропорхать,
Над нею кое-как и быстро.

А коль с теплом скрестить тела,
То это грех, но незаметный,
Ведь всё добро, что не запретно…
С зимой не станет и тепла,
И той копны, где мы… заветной.

Исчезнет все, не в раз один,
Но обязательно исчезнет,
Всё, что живёт, исчезнет в бездне,
В пластах нетронутых глубин,
Как в океане буревестник.

Вот оттого душа болит
И ночью тёмной в сердце колет,
Сейчас бы крылья, да на волю,
Где всё искрится и гремит,
А там, с верхов, и оземь поля.

            * * *

Журавли уж ключом потянулись на юг,
Где желтели поля - чёрно-серые пятна,
Не вернуть мне сентябрь - не вернётся обратно,
Ныне только пурга, да безумие вьюг.

Окунуться бы вновь в благовония лета,
Но оно далеко - на окраине Света.

            * * *

О, эта сладость милых уст,
Когда ещё сентябрь вокруг,
Но ал уже рябины куст,
И в желтизне наш милый луг.

Тропа ещё, что вверх, видна,
По ней бы вновь, да к небесам,
Но ведь она уж пройдена -
Снега на буйных волосах.

Тебя же в горы не поднять-
То ты не в духе, то спина,
Я уж привык воспринимать,
Что ты, такая вот, одна.

А потому - очами ввысь,
Где на рябинке два листа…
Как будто снова родились,
О, как сладки твои уста!

            * * *

Ты прекрасен, Алтай моих грёз!
И весной, когда луг наш зелёный,
И зимой, когда крепкий мороз
Повисает на сказочных кронах.

Ты хорош в золотом сентябре,
А когда в перламутровом цвете
С журавлиной тоской на заре-
Обо всём забываю на свете.

Потому я в родимый свой край,
Средь каких бы красот не скитался,
В золотисто-серебряный рай
Гор и рек, каждый раз возвращался.

И прощенья просил у Реки,
Что так долго отсутствовал где-то,
И у Гор, что так ждали строки,
Пусть, не в лад, невпопад, но Поэта.

Я приполз к вам, лишь время сдалось,
Чтоб губами прозрачного ситца
Ручейков, чья студёная злость,
Зубы жжёт и ломает, напиться.

И в ромашки степные лицом,
Успокоив и душу, и тело,
Как невесту жемчужным кольцом,
Чтоб пыльца на ресницах блестела.

И жужжали шмели надо мной,
Стрекотали ночами цикады,
И чтоб я не с главою седой,
Пел тебе под окном серенады.

Ты прекрасен, Алтай моих снов!
Я с тобой, словно в детстве бываю,
Вспоминаю, проснуться чтоб вновь,
Чтоб уснуть, иногда забываю.

            * * *

          Сентябрь


Я рисую сентябрь, как же ты без его-то обходишься?
Чьи в выси небеса голубые такой глубины,
Коль уронишь себя, то назад уж едва ли воротишься,
Это всё о тебе, об очах, что, как ночка, черны.

Где ещё так тепло, но листва уж подёрнулась золотом,
А вот пряди волос, на висках лишь взялись серебром,
И от речки ветра уж сквозят, не по-летнему, холодом,
И уже не гремит по ночам ужасающий гром.

Я рисую тебя той берёзкой, что встретилась в поле нам,
Вы похожи: стройны, да и скромности не занимать,
Платья ваши все в вас, высотой той, что благом позволено,
Да учила давно, в раннем детстве, родимая мать.

Замалюю сентябрь изумрудными жёлтыми красками,
Пусть трава зелена, а леса в буйной той пестроте,
Что так радует глаз теми добрыми детскими сказками,
Где и листья - заря, да и зорьки огонь на листе.

Подрисую луга и заката вокруг полыхание,
На траве янтарём заблестит костерками роса...
Нам бы в детство с тобой, а не в эти, во сне воздыхания,
Развели нас, увы, по другим сторонам небеса.


                Октябрь


                Снега зимы прикроют грязь судьбины,
                Как длань моя, не гроздь, а боль рябины...

Забыть бы мне лето, его разноцветье...на миг,
Чтоб осень увидеть - незыблемой веры...родник,
Потом уж и в темень, в холодную ночку...зимы,
Вдохнув полной грудью Отчизны родимой...дымы.

Ведь только недавно - прошло лишь мгновенье...жара,
Покров недалёко, упасть бы на дол мне...пора,
Нет тех, журавлиных, над озером низменным...стай,
Из бабьего лета да в позднюю осень...Алтай!

Из бабьего лета, ведь скоро уж, скоро...в снега,
Застынет болото, застынут и речки...брега,
И буду бродить я, да в поисках счастья...без лжи,
А есть ли то счастье, Алтай мой родимый?.. скажи.


                Ноябрь


Ноябрь лукавый: дождь стеной и снег,
Он по сибирским меркам месяц хлада,
Безмолвен речки выстуженной брег,
Ждёт он, тщедушный, вьюг и снегопада.

И ведь дождётся - туч сплошная мгла
И чернота бесформенная леса...
К Реке родимой зорька привела,
Как ране небо в звёздах Геркулеса.

Он стал созвездьем, брег же - рубежом:
Река внизу, вверху - крутые горы...
Рисую высь простым карандашом,
Сухим вином - Реки своей заторы.

И так всю жизнь, картин скопилась тьма,
Где лишь одна - Шаг в пропасть, для ума.


            * * *

Где устало сторонка моя
Смотрит вслед мне безмолвною ивой,
Над кладбищенским узким обрывом -
Обезумевший грай воронья.

И по пояс густые снега,
Не пройдёшь, не пролезешь сквозь щели
В неподвижном черёмухи теле,
К каменистым его берегам.

Но ползу я сквозь колкую вязь,
И внутри каждодневную смуту,
Шепотков о себе пресловутом
К тем крестам, что стоят, наклонясь.

И ругая октябрь, и луга,
И небес сероватые очи,
Что еще предстоит среди ночи,
Мне ползти через яр по снегам.

Как невовремя осень легла,
Миновав листопад, снегопадом,
Так бы тропкой крутой мимо сада,
И назад от крестов до села.

О, родная сторонка моя,
Ты как та пресвятая икона,
Всё вместила в господнее лоно,
Как твою непорочность и я.

Понимаю, не вечные мы,
Час придёт непременно разлуки,
Ты меня, как когда-то, под руки,
Уведи ручейком за холмы.

            * * *

Лебединая шея, а грудь,
Что холмы, занесенные снегом,
Чьих вершин запоздалая нега
Всё никак не даёт мне уснуть.

И раскосых очей чернота,
В коих плавится олово хлада,
Отрешённых ресниц снегопадом,
В сладкий трепет бросает уста.

А власы, злата чей водопад,
Ниспадая на хрупкие плечи,
В этот поздний безветренный вечер
Заставляет вернуться назад.

В ту далёкую светлую боль,
В бесшабашную юности грешность,
Где её беззаветная нежность,
Обжигала и пенила кровь.

В тот сентябрь, что своей тишиной,
Возле древ безымянной речушки,
Напоил нас из глиняной кружки,
Разразившись тоской затяжной.

И от этого марева мглы,
Что струилась с небесного свода,
Мы свою затяжную свободу
Всё пытались спихнуть со скалы.

Но, увы, та с веснушками грудь,
И её лебединая шея,
Может быть, и в душе сожалея,
По сей день не даёт мне уснуть.

            * * *

                Выткался над озером алый свет зари...
                С. Есенин.

Пруд в тумане дымчатом, тишь кругом и гладь,
Камыши у берега, шум их слышен мне,
Рядом с кладки выцветший плед стирает мать,
Времечко-колёсико - это всё во сне.

Наяву же дед уже - тикают часы,
Скоро стрелки встретятся - ночь в душе моей,
Нет, увы, давно уже белой полосы,
Мгла кругом, лишь волосы с каждым днём белей.

С каждым днём печальнее яблоневый сад,
От пруда на память мне "алый свет зари...",
Да в траве-муравушке тихий звон цикад,
И, как приз заслуженный, в злате сентябри.

            * * *

Я помню дивные вишнёвые сады,
Они и ныне в дебрях снов моих всё те же,
В накидке розовой и стыд чей горький сцежен
В подойник памяти пригорком слободы.

И тропкой к отмелям пруда, и тишиной
В посадках светлых из акации и клёнов,
И оземь яблоком невызревшим зелёным,
Коль волны чьих-то завываний за спиной.

Чтоб в щелку в пряслице и сразу в лопухи,
А там и с пазухою полною безверий,
Сквозь крики кротко-терпеливые под берег,
Фруктовой младости замаливать грехи.

Где выпит был он, этот стыд, до звёзд на дне…
Успел ведь снова я из Будущего к весям
Тех юных хрустов на рывок и равновесий,
Коль вижу лик твой настороженный в окне.

И слышу звуки, то бесцветней, то бодрей…
Уж ясно солнышко, отмаявшись, уснуло!..
И на пол грязный опрокинутого стула,
И шелест листиков увядших сентябрей.

Ведь помню всё я, оттого и там болит,
И рвётся горлицей в открытое окошко,
Где снова сад тот и к пруду немому стёжка…
Знать, скоро колокол прощальный зазвонит!..

            * * *

Я вижу в светлых рощах октября,
Край дальний, тот, не видел, что весною,
И ход держа, тропинкой я лесною,
Бреду туда, раздор в душе творя.

Не молод же, и склон ведь затяжной,
То для юнца, кем чувствую себя я,
Я ведь по милой Родине гуляю,
Что может сделать Родина со мной?

Устану коль, присяду у ветлы,
Она даёт душе покой и силу,
А нет, найду себе я тут могилу,
Здесь ветры и буйны, и веселы.

            * * *

Небес в уста взяв лёгкий шёлк,
А в пальцы - листье жёлтый веер,
Как в храм, в мой Сад октябрь зашёл,
Грехи замаливать апреля.

Пред ним в молитве ветром встав,
Окинув взглядом грустным Вечность,
Зелёно-алым быть устав,
Зажёг дерев златые свечи.

Укутав плечи синевой,
С лицом, от благости открытым,
Октябрь, летящей вниз листвой,
Читает осени молитву.

Чтоб снег был бел, а ночь тепла,
И небо в зорях вечерами,
Чтоб уж сгорать, то лишь дотла,
А мчаться в Дали, то ветрами.

            * * *

Догорел уж закат костерком перламутровых туч
И затих ветерок, сентябрём угнездившись меж веток,
Только ты, о, Любовь, словно солнца живительный луч,
Кажешь путь мне свечой из окна прошлогоднего лета.

В нём колышется тень обезличенной лёгкости штор,
И кудряшки волос, притворившись дымами, витают,
И шумит кедрачом синева еле видимых гор,
И златая заря, отпылав-отгорев, умирает.

И уютный твой дом, где камин угольками трещит,
Где сверчок в темноте за диваном поёт серенады,
И на круглом столе в чугунке перекисшие щи,
Да в бокалах вино, что ещё для идиллии  надо!..

От безрадостных дум по щекам нездоровым слеза,
Не хватает сейчас им тепла и лампадного света...
Позади уж давно предзакатных небес бирюза,
Ныне чаще они, как и я, сероватого цвета.

            * * *

Осенний день, дожди и холод,
А лишь начало сентября,
Что дальше, Мрак? Скитанье? Голод?..
Иль шлях из мглы до алтаря?

Незнамо мне, творцу пороков,
Сегодня здесь, а завтра там,
Где есть лжецы, но нет пророков,
Отдал кто жизнь свою листам.

На них весь я, за строчкой строчка,
Пробелов нет, такой вот нрав!
Десятки лет - цена листочка:
Дубрава, май и запах трав.

И так до зим в объятьях Смуты:
Ставок, камыш, густой туман -
Жнеца Глаголов атрибуты,
Полувраньё, Полуобман...

Нашёл себя в морали Слога,
Души безмолвие храня...
Всё будет: Сад, Катунь, Дорога,
Не будет только лишь меня.

            * * *

Багрянцем сочным рощиц и полей,
Последней в этой сутолоке песней
Летящих к югу серых журавлей,
Во мне ты, хлада лютого предвестник.

Поскольку, златом стелющимся ты,
Блуждая меж закатом и рассветом,
Возводишь капитальные мосты
В заснеженные пустоши из лета.
 
Пред этим, подчинившись естеству,
В тебе что от Кудесника и Евы,
Сжигаешь облетевшую листву,
И нет бы ради блага - для согрева.

Оставив мне лишь грусти горький мёд –
За сладкий, был что ранее возмездье,
Да в длани, слава Богу, что не лёд,
А ягод перезревшие созвездья.

Я в этой свистопляске золотой,
Осознавая суть круговорота,
Иду сквозь ночь, чтоб быть, не на постой,
А чтоб познать греховность - за ворота.

И там уж средь безмолвия и звёзд,
Упав пред ними молча на колени,
Вымаливаю тайно у берёз
На святость и порок благословенье.

Лишившись где невидимых оков,
Любви той, что связала нас когда-то,
Стою вот на развалинах веков,
И в ночь гляжу её я виновато.

            * * *

В дни осенние тишь поутру
И густой над лугами туман,
Кружевной я листвы соберу
И сошью тебе алый кафтан.

И его подарю средь полян,
Листья сбросившего уж колка,
Ты в нём - дева восточных славян:
И сильна, и шумна, и робка.

Как такую мечту не любить,
Все обиды, что были – забыть
И тебя всей душою обнять.

Ветер дул, расплетая шитьё,
Разрушая чем счастье моё…
Удалось мне её потерять.

               Осень, 1976год.

            * * *

Вот и октябрь, вода с небес,
Не льётся - сыплется крупою,
А над моею головою,
Ветрами воет голый лес.

Давно листва уж на траве.
Лес предо мной стоит прозрачен,
Роняя хлад, а будто плачет
Он по июньской синеве.

По звонким птичьим голосам,
По паутине меж листвою,
По вечерам и нам с тобою,
Верней, по нашим волосам.

Любил запутывать он их:
То в холм кудрей, то туго - в косы,
Когда на них ронял он росы
С ветвей причудливых своих.

Ушла пора беспечных нег,
Когда мы здесь искали счастье,
Теперь в лесу одно ненастье,
Осталось ждать теперь лишь снег.

            * * *

                Пока я жив, жива моя душа,
                А коли так, то жить я буду вечно...

Случилось то, что не могло не быть:
Сезон дождей настал - Река взревела,
С рассветом высь небес порозовела,
Стараясь грусть-печаль от люда скрыть.
Случилось то, что не могло не быть...

Пришла пора, когда ещё тепло,
Но и не жар - лишь он костей не ломит!
Сентябрь на всём, ведь Осень! экономит,
Чтоб, кто не с ним, ветрами унесло.
Пришла пора - не жарко, но тепло...

Но близок час безмолвия - долги,
Как им не быть, ведь жизнь такая штука,
То дрянь она, а то тупая сука -
Один сапог на босы две ноги!
Да, час настал - пора отдать долги...

Древа - листвой, её ведь нынче тьма,
Летит, летит - нет ни конца, ни края,
А мне отдать пришлось Небесным Раем,
Кончина, Смерть - не Горе, от ума!
Вокруг меня, во мне сгустилась тьма...

          ------------------         

Случилось то, что не могло не быть:
Пришлось и мне себе могилу рыть.

            * * *

                Безумье - быть всего на шаг один от Бога...

Я устал от жары, что принёс благодатный сентябрь,
Вот бы каплю дождя на лицо осязаемой дали,
А потом уж в ветра, что на милость небес уповали,
Не пришли в сентябре - впереди всемогущий ноябрь.

Дай-то Бог, чтоб пришёл, я приму, даже пусть он в снегах,
Как духовный обет пред Крестом непорочный монах.

            * * *

На склоны гор упал туман,
И перекрашивая осень,
Он на её прелестный стан,
Косынку сизую набросил.

И золотые рук персты,
Волнуясь, изморозью сгладив,
Рисует чудные холсты,
Крылом седым по синей глади.

Во мгле рассветной серебрясь,
Туман над осенью витая,
Губами, жадными до ласк,
Сентябрь с его тоской глотает.

И я, засыпанный листвой,
На травах, росами прибитых,
Тумана сизого настой,
Пью, как божественный напиток.

            * * *

Со звёздами лунный овал,
Брега позабавив на славу,
Дрейфует, как сказочный вал,
По глади осеннего става.

Куда он плывёт средь тиши,
Прибьётся ли к брегу с рассветом,
То знают одни камыши,
Да в бездну ушедшее лето.

Рубином Восток заалел,
Прикрыв звёздам меркнущим очи,
Над ставом туман забелел-
Плывут его сизые клочья.

И в саване этом, как огнь,
Листву пожелтевшую сбросив,
Ведут меж собой диалог
Рябинок кровавые гроздья.
 
А рядом, в осенних тонах,
Плакучие ивы и клёны,
В иных лишь межзвёздных мирах
Меж ними багульник зелёный.
 
            * * *

                Грусть, изыди, вернись печаль!..

Далёко уж хмельное лето,
Во мгле ночной, что за рекой,
К душе моей пришёл покой
От полноты златого цвета.

Повсюду он - берёзы, ивы,
Златому нет альтернативы.

            * * *

                Всё мечтал о своём золотом сентябре,
                Но, увы, дерева в дорогом серебре...

Вот и старость подкралась к моим волосам,
Век пыталась подкрасить, в ответ же: "Я сам...",
И с закатом осенним, и брегом,
Чьи чернила густые - волнистая смоль,
В том её - молодить - неприглядная роль,
Вместо сумерек пасмурных - снегом.

Не хотелось бы видеть, ведь весь я в делах,
С сединою густою себя в зеркалах,
Потому их нет в моём доме,
Разве что на Реке - гладкий мартовский лёд,
Но весенний он, лёд-то - бессовестно врёт,
Да быть может в армейском альбоме.

Не гляжу на себя я с тех давних времён,
Там глаза - не туман, а лазоревый лён.

            * * *

                Коль грусть в душе - пройдись по злату...

От неги блеск на щёчках бархатист,
В румянах весь и в лучиках морщинок,
Как будто он из равных половинок:
Листок багрово-ал и белый лист.

Не листья - лист, словес роскошный бал,
На нём я свой сентябрь нарисовал.

            * * *

Ушёл из осени моей любимый край мой,
Меж древ осинок и берёз уж снега пятна,
Исчезли стайки журавлей с болот до мая,
Пришла и к нам уже пора малоприятна.

Когда вокруг белым-бело, и троп не видно,
Идёшь ты, как по целине, куда - не знаешь,
И оттого душе твоей до слёз обидно,
Что ты во мглу и забытьё на миг впадаешь.

Глазам моим бы сентября разнообразий,
А тут лишь снег один, ни ям тебе, ни впадин,
Закат лишь радует меня лилово-красен,
Да воздух свеж, как сена стог, и ароматен.

Дойти бы только вот до стога, вырыть норку,
Да в марте встретить первым утреннюю зорьку.

            * * *

Багрянцем золоченым сентября,
Последней в этой сутолоке песней
Летящего по небу журавля,
Твой зов звучит ко мне из поднебесья.

Шуршаньем увядающей листвы,
Молчаньем леса в отблесках рассвета,
Из синей мглы ажурные мосты
Возводит осень в пройденное лето.

Поддавшись роковому колдовству
Отбрасывая в небо неги тени,
Сжигает осень жухлую листву
Как тленья хлам, в костре былых сомнений.

Оставив мне лишь в чашке майский мёд,
Да ягод недозревшие созвездья,
Да в сердце от любви холодный лёд,
Как плата предстоящему возмездью.

И в этой свистопляске золотой,
Осознавая суть плохой погоды,
Я обретаю сладостный покой
В мечтах моих и красоте природы.

Для очищенья совести молю
У сентября прохладное дыханье,
Воды прозрачной быструю струю,
И ив златых у става колыханье.

Вымаливая мглу у лепестков
Цветов последних, сущих их истоков,
Стою у затерявшихся веков
Стекла в росе давно чужих мне окон.

            * * *

                Это осень, друзья,
                Это с грустью задумчивой осень!

Не скроив - не сошьёшь ни кафтан, ни судьбину,
Коль сумеешь, то выползет тут же на свет,
Иль в багровых тонах пласт разверзнутый глины,
Иль в порывистых тучах весенний рассвет.

Ибо, быть наверху и слоняться по дебрям
Неуёмного прошлого тёмных лесов,
То же самое, что быть надломленным стеблем
Стрелки главной - секундной настенных часов.

Коль она не бежит по намеченной стёжке,
Не толкает мгновение мига вперёд,
Значит, иль ото льда охладели ладошки,
Иль душа превратилась в нетающий лёд.

Убегу от себя в те весенние грозы,
Где от ветра в лицо открывалась душа,
Где роняли слезу на ладонь мне берёзы,
И плыла синева, облаками шурша.

Где листвой золотой покрывалась долина,
Чтоб потом обрядившись в заснеженный лёд,
В неоглядных верхах стать ключом журавлиным,
Голос благостный чей в свой сентябри позовёт.

            * * *

Девочка в белом! В тот миг, когда мы, провожая закаты за дальние горы,
Будем искать в остывающем небе звезду на востоке, прижавшись друг к другу,
Вдруг зашумит по верхам пихтача неожиданно ветер, сжимая просторы,
До сладких слёзок на щёчках твоих и улыбки простой, средь роскошного луга.

Я соберу всю ту сладость со щёчек, склонившись над ликом, сухими устами,
Чтобы потом ублажить твою шейку и белые грудки желаньем горячим,
Младость, она ведь, даётся однажды закатною зорькой и лугом с цветами,
Всё совершим мы с тобой в эту ночь, даже грех самый грешный, а после оплачем.

            * * *

Пьянящий запах ослепительного мая,
В бокал души своей я с грустью наливаю,
Но не пьянею, как тогда, в былые лета,
Когда мы вместе любовались его цветом.

Тогда и ночь казалась краткой, а рассветы,
С небесной синью в высоте, как прошлым летом,
А тишина хрустальная заката,
Лилась божественной мелодией когда-то.

И вот теперь, когда уж стар, о юном мае,
Я с грустью в сердце очень част вспоминаю,
Поскольку май тот с белым яблоневым цветом,
Была тропой в сентябрь сквозь сказочное лето.

            * * *

Длиннее ночь, восход же хладом дышит,
Сентябрь давно уж лист с дерев сорвав,
Метет его по выщербленным крышам,
Как дворник тот, и думает, что прав.

А нет - бы вниз на мёрзлые аллеи,
Украсил бы и так суровый вид,
Девчонки той, которую лелеял,
Авось, возьмёт и ныне позвонит.

Покинет свой уют квартирки Евы,
И в мир впорхнёт ненастья и меня,
И станет день осенне-королевным,
Со стуком ног по золоту огня.

Со звоном слов из губок покрасневших,
Притронусь к ним лишь листиком ольхи,
К груди комком, от хлада захмелевшим:
Ты пой, поэт, но тёплые стихи.

Девчушке что, зима там или лето,
Иль май давно беснуется в саду...
Вот так уж век, с заката до рассвета,
Всё жду её, девчушку ту, всё жду.

            * * *

Дева, от коей я в миллионах утр,
Коль уж не можешь в явь появиться снова,
Снами приблизься, или приличным Словом
Наших с тобой лишь тех, где утехи, сутр.

Где от былых времён - на вершинках снег
Мы где с тобой в сентябре неземного блага,
Миг, и ладошки в хлад – ручейками влага
Тех сладострастных и бесконечных нег.

И утомленность губ, но живые хоть!..
Ведь от закатных зорь до сугробов снежных,
В самый, ни есть что жар, горячо и нежно
Вёсен твоих и зим целовали плоть.

И… за окном дожди, в паутине строк
Средь пустоты ночи, обнимая стены,
Я, словно  клоун тот, что покинул сцену
Свой на земле святой отбываю срок.

            * * *

Снежинки две над дланями летают,
Как две звезды, но только лишь на миг,
Упав в ладонь, поблёскивая, тают,
Меняя свой привычный белый лик.

Несу две капли-радуги в ладони,
Горит рука, как будто в ней свеча,
Зачем нужны нам вороные кони,
Домчу тебя домой я на плечах.

Сентябрь не май, но ведь уж и не лето,
Тепло, села за лесом не видать,
Готов пробыть с тобой здесь до рассвета,
Но строг отец и волевая мать.

Привёл тебя на самый край деревни,
К домишкам, где никто уж не живёт,
Вот так бы, как сегодня, ежедневно,
Но там семья приличия блюдёт.

В ладонь упав снежинки, тут же тают
Уже за час набралось озерко...
Как плохо, что, как птица, не летаю,
Идти до дома слишком далеко.

            * * *

                Последняя декада октября,
                Не то, что первая апреля или мая...

Костров погасших век назад белёсый дым,
Вдыхая грудью и душой, я утопаю
Замёрзшей яблоньки колечком годовым
В снегах нетронутых любимого Алтая.

И вижу скалы, и сучок кедры сухой,
Где пращур лук свой ветхий вешает и стрелы,
И с речкой любится, и потчует ухой
С крапивой чахлою охотничьи наделы.
 
И ест, глотая словно хлеб, холодный снег,
Такие были времена, такие нравы,
Коль пьёшь арак, что по себе великий грех,
То не вини, что хворым стал, хотя бы травы.
 
Тебе ведь снова сквозь безумную пургу,
В страну полярных льдов-сугробов и сияний,
Где алой кровью ночек белых на снегу
Костры прапращуров и хлад Солнцестояний.
 
Тернистым путь тот был земли по краю мглы
От зарождения Эпохи и до Тризны,
От той унылой деревянной Улалы,
До настоящего Прекрасного Отчизны.
 
В конце, где ближе чем, тем ярче и светлей.
Домишка старенький и дряхлая ограда,
И чернота уж облетевших тополей...
Пошла предзимья предпоследняя декада.

            * * *

Листва дерев в моём саду
Уже подёрнулась рассветом,
И улетает в осень лето,
Снимая смертную страду.

Не спит поэт, и как итог:
Безумств его сентябрь и...стог.

            * * *

О, Грусть моя, багрянец и шартрез,
Маренго клер с лучами селадона,
Я ждал тебя, как вечер ждёт влюблённых,
Как ждёт воды высокой волнорез.

Как ждёт земля пожолклую листву,
Устав от месс навязчивого лета,
Как дева ждёт оргазма от Рассвета,
Заката хлад придвинув к Естеству.

Как ждёт пчела росы аквамарин,
Брюшко в июнь дождливый окуная,
Как сад мой ждёт прощения у мая
За всех здесь бывших Светок и Марин.

Ты снова здесь, и нет тебя родней,
Я твой озон, безмолвствуя, вдыхаю,
И словно тлен, глаголы выдыхая,
Всё жду, что ты расскажешь мне о ней.

            * * *

Листопад за окном, значит, скоро наступит зима,
И метель забросает древа перламутровой ватой,
И уснёт подо льдом в изголовье Катуни Сема,
Только я не усну, думки всё о той старенькой хате.

Два окошка во двор и одно на дорожную пыль,
Хоть и пыли той горсть - предпоследняя в улице узкой,
И не вспомнишь теперь, то была или сказка, иль быль:
Журавли у пруда и на самом крыльце - трясогузка.

Где уж мхом поросла и глухая, без окон стена,
И на крыше камыш, воробьи где и гнёзда уж свили,
Сад опал где уже, у пруда, где и ива мрачна,
Да и пруд сам угрюм - тишиною его обложили...
 
Буду просто глядеть, как сливается синь с бирюзой,
Как врачует волна полысевшего берега раны,
А потом немотой иль строки благородной лозой,
Улечу в синеву за твоим златовласым бураном.

А внизу под скалой будет также струиться Река
И шуметь ветерок, где-то там под созвездием Вега,
Только здесь у меня, на уставших от думок висках,
Не зима - листопад будет виться серебряным снегом...

На ладошку упал пожелтевший рябиновый лист
Будто снова напомнил о том мне, что Бремя не вечно,
Как бы не был ты свят и до искренней честности чист,
Всё однако зажгут по тебе поминальные свечи.

И накроют столы, простынями увив зеркала,
И проставят твоих Восхождений в Падения Даты,
А в твоём сентябре за тебя отрыдает ветла
И отмолят грехи, за тебя ли вот только, закаты.

И травой зарастёт убелённый сединами Сад,
И тропинка сквозь Мглу оборвётся у самого края...
Я пока ещё жив, и персты поутру не дрожат,
Лишь Свеча вот в руке, всё дымит и трещит, догорая.

            * * *

Гонит листья осень по тропинкам,
Задувая травы желтизной,
Но ещё багровые рябинки
Не сронили наземь пламень свой.

Листья кружат в танце развесёлом,
Словно нет на свете октября,
Что они уж не живы и квёлы,
То об этом ветр сказал им зря.

Листьев мга несётся по аллее,
Ни себя, ни осень не жалея.

            * * *

Я уже отвыкаю, увы,
Быть с тобой, Умиление, рядом
И глядеть опечаленным взглядом
На ресницы твоей синевы.
 
Так бывает, поверь мне, всегда,
Коль мы все из закатного света,
С серовато-осенним рассветом
Улетаем в свои холода.

Чтобы там, в лихорадочном сне,
Где лишь снег без конца и без края,
Усомнившись в реальности рая,
Стать травой молодой по весне.

И устлав изумрудом луга,
А в угрюмом житейском болоте,
Пошумев первозданностью плоти,
В сентябре превратиться в стога.

В коих, может быть, кто-то опять,
Обезумев от блёклого злата,
Как и я откровенно когда-то,
Будет грудь Умилению мять.

            * * *

                Последнее Слово осени - листопад.

О, с Гор Ветра, о, Осень, влейтесь в Реку
Безумья дум, полётов с древ листвы,
Где не Творцу, а просто человеку,
О Сентябре мне говорили Вы!

Та, с кем ни хлад не страшен, ни жара,
Она во мне - осенняя пора!

            * * *

Фонарей огоньки, распушив сентябринкам хвосты,
И смочив их слезой бездыханности сна, пали наземь,
Где уж тишь октября, откровений обрушив мосты,
Вышивает на мне мги узор безысходности вязью.

Розмарином лугов пахнут осень и тени ночи,
И кислит тишина апельсиновой коркой печали,
Что лежит на окне бытием незажжённой свечи,
И немного горчит лепестками уснувшей морали.

Мне удобно бы лечь, на разостланный осенью плед
Из кленовой листвы и живительной влаги алоэ,
Только дождь по спине, да от капель на лужицах след,
Заставляет бежать по тропе, обозначенной мглою.

            * * *

Вот я и снова, как в прошлую осень, чьи синие очи,
Выстудив хладом, с рассветом простынкой прикрыл кружевной,
Падаю наземь, где травы уж сизы, безмолвием строчек,
Тени сугроба у вяза, своею касаясь спиной.

Чаще всё с треском да с хрустом костяшек озябших ладоней,
В радость ведь звуки, пусть даже и эти, из сумерек дня,
Знать бы ещё мне, в комочек сомнёт ли, иль только уронит,
В стылую глину декабрь сей холодный, как нечто, меня.

Нет, не желаю я благ от отечества здесь, и не буду,
Плотью хвататься, чтоб видеть, как млею, за низменный куш,
Ибо, не время ещё звездопада, январская удаль
Зреет лишь только в расщелинах Слова и зеркальцах луж.

Лучше уж сразу о землю, и в землю студёной водицей,
Ложе ведь страсти греховно-блаженной и сладостных нег!..
Падая, тает, на то он и первый, в пустые глазницы,
Надо прикрыть бы!.. пушистый и белый, как облако, снег.

            * * *

Вот я и снова, как в прошлую осень, в чьи синие очи,
Сумрачный вторник с рассветом набрызгал тоски ледяной,
Падаю наземь, где травы уж жухлы, безмолвием строчек,
Коих безмерно, о слог ударяясь сутулой спиной.

Чаще всё с треском, да с хрустом костяшек озябших ладоней,
В радость ведь звуки, пусть даже и эти, из сумерек дня!..
Знать бы ещё мне, сомнёт ли в комочек, иль только уронит
В глину сырую, чтоб выбыл из действа, ненастье меня.

Нет, не желаю я счастья такого, и точно не буду
Плотью хвататься, чтоб вызрело семя, за низменный гуж,
Ибо не время ещё снегопадам, ведь зимняя удаль,
Тлеет лишь только в расщелинах Слова и вымерзших луж.

Лучше уж сразу о землю и в землю студёной водицей,
Ложе ведь страсти греховно-блаженной и сладостных нег!..
Падает, тая, на то он и первый!.. в пустые глазницы
Осени поздней пушистый и белый, как облако снег.

            * * *

Обычный день, всё тот же кот на солнце млеет,
Мычит бычок всё так же жалобно в хлеву,
И мать всё та же, то же дитятко лелеет,
Всё тем же взглядом устремляясь в синеву.

И сад всё тот же с хилой вишенкой направо,
Налево где ограда в улицу дырой,
Всё тот же лист и те же яблоки на травы
Роняет той же переменчивой порой.

Но всё же… миг, всего лишь миг и снова ночка,
Вот здесь бы мне, в конце концов, поставить точу
Коль уж и ты, моя любовь, сучишь пятой,

Но ведь нельзя, поверь мне на слово, без боя
Остаться в ней, как и с тобой, самим собою,
Поставлю я, наверно… точку с запятой…

            * * *

Печали длань коснулась всё ж
Веселья той, чей локон светлый,
Манил меня безумьем лета,
В её намеренную ложь.

Поблёкший цвет её ланит,
Усталый взгляд, где нет уж сини,
Где только лишь снега отныне,
Меня в то лето не манит.

Не успокаивает ночь,
И не тревожат молний блёстки,
И стон под окнами берёзки,
Меня из лета гонит прочь.

В моё ничто, где только мгла,
На троне зыбком восседает,
И пьёт сентябрь мой, заедая
Его остатками тепла.

            * * *

На сердце тоскливо, ведь знаю, что скоро зима,
И лист, что опал уж, укроется саваном белым,
А совесть, что дремлет, что ныне, как память, нема,
Вопьётся когтями и в душу, и в грешное тело.

И будет глумиться над святостью Слова о ней,
О той, с кем навеки меня повенчали когда-то,
Что может быть лучше, что может быть в жизни милей!..   
Лазурное небо и древ полыхания Дата.

Кленовая осень, души ты с обличьем распутье,
Кленовая осень, во мне ты всей женскою сутью
И благостью божьей, но ныне, моя ли вина?..

О, девица красна, чьи очи, что ангелов лики,
А голос - журчанье холодной водицы в арыке,
К великому счастью, наверно, не мною больна.

            * * *

Давно в саду погасли дерева,
Листвы огни багровые поблёкли,
Как будто их октябрь промозглый проклял,
Забрав на жизнь греховную права.

И я без прав, в трепещущей груди,
Как и вокруг, осенние дожди.

            * * *

Небо всё то же, и тот же октябрь
Лучиком солнца царапает шторы,
Та же по лужам сребристая рябь,
Что подошли уж с дождями к забору.

Действо любви на траве совершив,
С милой хохлатой, но робкой подругой,
Птицы воркуют в вечерней тиши,
Нежно и томно прижавшись друг к другу.

Лист уж упал на тонюсенький лёд,
Только уж нет в нём той сладостной неги,
Пахла что летом, как липовый мёд,
Где целовались с тобою на бреге.
 
Пламень заката и месяц меж туч,
Скоро и снег - лета с осенью сводник...
Солнца последний неласковый луч,
Лист освятил, что уж стал прошлогодним.

            * * *

Опомнившись будто, что августу скоро
Пора улетать за далёкие горы,
Безмолвие неба безумием молний,
Объяло притихшую землю, исполнив

Свой долг пред осенним сползанием в бездну
Моим воздыханьям по вёснам, где тесно
Нам было вдвоем с умирающим маем,
Что кудри мне красил, июнь ожидая.

По капелькам звонким, тернистой дорожкой,
Шагают в забвение августа ножки,
А следом сентябрь, громыхая громами,
Он мглой угрожая, летит над домами.

            * * *

Мы с тобой, Любовь, из сентябрей
Тех, что над рубиновой калиной,
С летом чтоб покончить поскорей,
Вьются-кружат змейкой комариной.

И взлетают стаей лебедей
С речки, что у скошенного поля,
К небу, чтоб подальше от людей,
К звёздам, где безмолвие и воля.

Мы с тобой, о, да!.. из тех веков,
Верб листок где алый с ветки – злато,
Лёд же утром солнечных белков -
В кварце жилки розовых агатов.

Слово где, коль сказано оно,
Если даже желчь драконья в душу,
Иль средь ночи радуга в окно,
Глыба - не подвинуть, не обрушить.

Просто, мы оттуда, из эпох,
Между где бесчестием и славой,
Юность и, увы, последний вздох,
Клёнов наших огненных над ставом.

            * * *

Дух в себя мой вобрал всех землян в узел свитые руки,
Где и страсть, и любовь ко всему, что способно любить,
И презрения гнев к тем, кто шлёт благородство на муки,
Кто готов за пятак сироту-голодранца убить.

Сам не рад уж тому, что привит от коварства и мести,
Что лишён козырей, на руках только мелочь одна,
Да во след дикий визг, что не в том появился я месте,
И не в тот меня век занесла мимоходом волна.

Жить, как все в этой мгле, не могу, не хочу и не буду,
Благо, сад ещё млад, есть куда, коль невмочь, убежать,
И что было со мной средь людей, может быть позабуду,
А коль нет, то хоть раз в тишине средь дерев полежать.

            * * *

Вспомнилась осень из детства босого,
Пруд с ивняками у самых брегов,
Где лишь всего-то полдюйма до Бога,
Столько же - до близлежащих логов.

Выбор, конечно, был в пользу ложбинок,
Тропочек между сухих тополей,
В вечер густой, к журавлиному клину,
Что улетать собирался с полей.

Серое царство на скошенной ниве
Долго прощалось с землёй праотцов,
Клювами в землю, а кто суетливей-
Крыльями бывших недавно птенцов.

Разом взлетела крылатая стая,
Тихо вначале, и вдруг, словно вой-
По сентябрю закурлыкала, тая,
Там в вышине, над моей головой.

Так вот и я, как тот ключ журавлиный,
Мысленно дали свои облетев,
Милую землю навеки покину…
Чтобы лишь только могилка у древ.

            * * *

Лето вновь возвратилось, надолго ль! в промозглую рябь,
Но не яблок ведром, а смолистыми ветками кедра,
В чьих лохматых от игл и дождя непрерывного недрах,
Дозревает в подвесках ореха янтарный сентябрь.

Да воды колыханием в речке, стремящейся быть,
Где от солнечных брызг бирюзовым становится вечер,
И не хлещущий сноп, а с зарёй мне ложится на плечи,
Не касаясь лица, сентября паутинная нить.

            * * *

Лето вновь возвратилось, надолго ль!.. в промозглую рябь,
Но не яблок ведром, а смолистыми ветками кедра,
В чьих лохматых от игл и дождя непрерывного недрах,
Дозревает в подвесках ореха янтарный сентябрь.

Ветерком-шалуном, всё пытается душу согреть,
Он со мною всегда, и в раю, и в аду злополучном,
И сребристой луной над леском и долиной беззвучной,
Я готов от любви к небесам и земле умереть.

И зарницей вдали, с нею нежен вишнёвый мой сад,
И росой на траве, босиком бы сейчас да по полю,
Да припасть к роднику, да напиться водицы бы вволю,
А потом на покой в свой сребристо-златой листопад.

Да воды колыханием в речке, стремящейся быть,
Где от солнечных брызг бирюзовым становится вечер,
И не хлещущий сноп, а с зарёй мне ложится на плечи,
Не касаясь лица, сентября паутинная нить.

            * * *

Пытаюсь стихом сжечь
Летящих снегов тень,
Невнятна моя речь
И сердцу стучать лень.

От края черты шаг,
Отступишь назад… стыд,
А ведь за чертой мрак
И марево там гид.

Но как мне забыть Сад
И листьев его блеск,
И яблок с ветвей град,
И рос на траве всплеск.

Как нерв оголён лист,
Лишь тронув его… боль,
Сейчас он совсем чист,
В очах - сентября соль!..


     Украина, Белоруссия, Алтай, 1972 - 2025