Неизбежная Индия. Глава 8
Получив бесценный опыт в Москве и закалившись, как сталь,
харьковские экзамены я сдал на ура и был зачислен на первый
курс факультета иностранных языков по специальности
переводчик-референт английского языка.
Учеба на инязе была интересной и радостной. Я с большим
удовольствием проводил время в лингафонных кабинетах, где
можно было послушать песни разрешенных советской властью
американских социальных активистов типа Пита Сигера и Боба
Диланa, а также приобщиться к высокому стилю ораторского
искусства на примере Фултонской речи великого британца
Уинстона Черчилля.
Сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, герцог Мальборо,
британский премьер-министр и мировой политик в 1953 году
получил Нобелевскую премию, но не мира, а по литературе
«за его мастерство исторического и биографического
описания, а также за его блестящее ораторское искусство
в защиту возвышенных человеческих ценностей».
Напомню, что эта «защита возвышенных человеческих
ценностей» стала предтечей холодной воины, а в нобелевской
гонке Черчилль обошел таких корифеев литературы как Хорхе
Луис Борхес, Владимир Набоков и Эрнест Хемингуэй.
Привожу несколько афоризмов этого непревзойденного
специалиста в красноречии и тонком английском юморе:
«Отнимите у меня сигару - и я объявлю вам войну!
«Если газеты начнут писать о том, что надо бросить курить, я
лучше брошу читать».
«В молодости я взял себе за правило не пить ни капли спиртного
до обеда. Теперь, когда я уже немолод, я держусь правила не
пить ни капли спиртного до завтрака».
«Если была возможность посидеть, я никогда не стоял, если была
возможность полежать, я никогда не сидел”.
«Я оптимист. Не вижу особой пользы быть чем-то еще”.
Я тоже был оптимистом и проводил время не только в учебных
классах и залах библиотек, изучая мудрых римлян, греков и
бриттов, но и, следуя латинским изречениям: «Longa est vita,
si plena est» (Жизнь длинна, если она насыщенна) и «Bibamus!»
(Давайте выпьем!) веселился в компании умных друзей и
веселых подружек.
Помимо студенческого гимна Gaudeamus, мы, сколотив ВИА
(вокально-инструментальный ансамбль), пели французский
шансон, американский кантри и сочиненные мной песни.
В составе агитбригады наша банда симпатичных жизнелюбов
объездила не только всю Харьковскую область, но и с успехом
гастролировала в далекой Якутии и в заграничной Польше.
В августе 1977 года меня срочно вызвали в деканат и
сообщили, что я включен в группу студентов для прохождения
языковой стажировки в британском Оксфорде. Было отобрано
шесть кандидатов: пять отличников и я – крепкий хорошист,
попавший в эту элитную компанию по известному советскому
принципу отбора - благонадежности.
Дело в том, что до этого я успешно съездил в
интернациональный стройотряд в Польшу, куда меня (благодаря
моим музыкальным талантам) взяли массовиком-затейником
для проведения вечеров дружбы и концертов художественной
самодеятельности.
Поездка студентов Харьковского госуниверситета в
побратимский университет имени Адама Мицкевича в Познани
оказалась успешной.
Молодые советские граждане достойно представили свою
страну на международном уровне, а соответствующие
партийные, комсомольские и недремлющие компетентные
органы отметили мой личный вклад в успех этой идеологической
экспедиции и вынесли свой вердикт: политически грамотен,
идейно и морально устойчив, может быть рекомендован для
выезда на учебу в капиталистическую Англию.
Пройдя все необходимые собеседования и утверждения и
получив загранпаспорта, мы стали ждать часа «Ч» - выдвижения
за рубеж. Однако «зарубеж» остался непреодолимым рубежом.
Изначально стажировка в Оксфорде планировалась и
согласовывалась в лучшие годы отношений между Советским
Союзом и Соединенным Королевством - в 1974–1976 годах, при
премьерстве Гарольда Вилсона.
13 февраля 1975 года состоялся его официальный визит в
СССР, в ходе которого были подписаны важные договоры о
нераспространении ядерного оружия, а также сотрудничестве в
области науки, образования и здравоохранении. На этой волне
Но в марте 1976 года Гарольд Вильсон неожиданно подал в
потепления международных отношений мы и получили
возможность увидеть страну изучаемого языка.
отставку из-за политического скандала, связанного с советским
перебежчиком Анатолием Голицыным, который утверждал, что
Вильсон был завербован КГБ и организовал отравление своего
предшественника на посту главы Лейбористской партии - Хью
Гейтскелла.
Эти обвинения разрушили карьеру Вильсона и сказались на
отношениях между Вестминстером и Кремлем, а в конце 1977
года в Великобритании разразился сильнейший экономический
кризис и никому уже не было дело до студентов из советского
Харькова. Так наша стажировка в Оксфорде осталось
несбыточной мечтой.
Вместо Оксфорда мы поехали в Заполярье - на Всесоюзную
комсомольскую стройку в городе Надым Ямало-Ненецкого
автономного округа, затерявшегося на берегах Северного
Ледовитого океана.
Надым еще называют «Городом первых» - городом, создавших
его с нуля - геологов, инженеров, строителей и студентов, - тех,
кто полвека назад заложили в тундре основу мощного
нефтегазового развития СССР и России.
ССО (студенческие строительные отряды) - целая эпоха в
истории СССР. Свой скромный вклад в этот проект внес и наш
студенческий строительный отряд «Орион», в котором товарищи
избрали меня комиссаром.
Комиссар отряда - это обычный боец, работающий на равных
с другими ежедневно по 12 часов, но при этом отвечающий за
позитивный морально-психологический климат в коллективе и
организующий продуктивный, творческий и развивающий досуг.
По утрам, по доброй советской традиции, мы проводили
политинформации о международном положении и читали книги
дорогого Леонида Ильича Брежнева - «Малая земля» и
«Возрождение»; по вечерам мы дискутировали о египетских
пирамидах, колоссах острова Пасхи, Атлантиде и НЛО и пели у
костра комсомольские шлягеры, типа:
«Города, где я бывал, по которым тосковал
мне знакомы от стен и до крыш.
Снятся людям иногда их родные города -
кому Москва, кому Париж.
Ну а если нет следов на асфальте городов,
нам и это подходит вполне.
Мы на край земли придём, мы заложим первый дом
и табличку прибьём на сосне.
Все на свете города не объехать никогда,
на любой остановке сойди.
Есть у нас один секрет - на двоих нам сорок лет,
как говорят - всё впереди.
За ночь ровно на этаж подрастает город наш,
раньше всех к нам приходит рассвет.
Снятся людям иногда голубые города,
у которых названия нет”.
Имя нашего «голубого (в нормальном понимании этого слова)
города юности и мечты» было Надым, и он нам тогда не снился.
Нам вообще ничего не снилось, мы просто проваливались в
темноту после ежедневной 12-часовой работы без выходных.
Как комиссара меня бросали на самую неблагодарную и
малооплачиваемую работу. Первые две недели мое отделение
неистово вгрызалось в вечную мерзлоту. Мы копали там, куда
не могли подъехать экскаваторы, долбили ломами замерзшую
тундру, а в минуты короткого отдыха дымили крепчайшими
папиросами «Беломорканал», неуклюже держа их в распухших
от работы пальцах.
В один из таких перекуров к нам подошел пахнущий свежим
перегаром человек в клетчатом пиджаке, старомодном
зеленом берете и солнцезащитных очках с фиолетовыми
стеклышками. Узнав, что мы студенты иняза, он бурно
обрадовался и внезапно заговорил по-английски:
«Kudos, dudes! My prop! You slay me with your gig!»
Затем, глумливо улыбаясь, попросил меня перевести.
Но я не смог. Слова были английскими, а смысл тарабарским.
Насладившись вызванным конфузом, местный Коровьев-Фагот
снизошел до объяснений:
«Это американский сленг – жаргон подростков из нью-йоркского
Бронкса и означает: «Браво, ребята! Уважуха! Ваша работа
впечатляет!»
Персонаж вызвал интерес.
Посыпались вопросы к мистеру Икс. Оказалось, что в свои
лучшие времена он окончил Киевский институт международных
отношений и Всесоюзную академию внешней торговли, работал
заместителем начальника отдела по международным связям
ЛКСМУ (комсомола Украины), проходил языковую практику в
Лондоне и Нью-Йорке.
Извиняясь за свой нескромный вопрос, я спросил местного
бича (бывшего интеллигентного человека): как же он с таких
заоблачных высот скатился к черту на кулички? На что
престранный гражданин ответил знакомой мне цитатой из
Оскара Уайльда:
«Вопросы не бывают нескромными. Ответы иногда бывают”.
И рассказал индийскую притчу. Вот она:
«Один человек долго медитировал на осознание Единого и,
познав некую высоту, поднялся и пошёл по узкой лесной
тропинке, радуясь по пути каждому проявлению Всевышнего.
Душа его парила над землей и пела. Он видел себя
соединённым со всем многообразием окружающей его жизни
и, казалось, познал высшее блаженство. Навстречу ему,
размахивая хоботом, бежал разъяренный слон. Человек,
преисполненный важности сделанного им открытия, ожидал,
что слон уступит ему дорогу, и встал перед ним на тропе, однако
был растоптан диким и непросветленным животным”.
Незнакомец-эрудит пристально посмотрел на меня и мрачно
заключил: «Мораль! Не мни себя Богом! Понял?»
После чего, лихо заломив за ухо несуразный берет, покатил
колесо своей сансары вслед за уходящим на закат длинным
полярным днем и безвозвратно исчез в бескрайних просторах
Крайнего Севера, а рассказанную им индийскую притчу я
запомнил навсегда.
В Надыме за два месяца я заработал аж 900 рублей, что по
тем временам было очень много. На них я купил родителям
цветной телевизор «Темп-714» за 680 рублей, а на оставшиеся
деньги уехал отдыхать в Крым, любимую Алушту – место моего
ежегодного отдыха.
В студенческие годы я любил хорошо проводить время с
друзьями и подружками, а деньги на развлечения всегда были.
Дело в том, что, работая у отца по субботам и воскресеньям,
я зарабатывал до 100 рублей в месяц, чего с лихвой хватало на
дружеские попойки и интересный отдых.
Папа, опережавший время, уже в семидесятые годы 20 века
подвизался на поприще индивидуальной деятельности или, как
тогда говорили, «шабашек».
Слово «шабашка» происходит от еврейского «шаббат» –
суббота. Иудеи по субботам не работают, а для выполнения
всяких неотложных работ нанимают в этот день «гоев» (неиудеев).
В СССР «шабашкой» называли сезонное строительное
ремесло, как правило, в колхозах и совхозах, которые в условиях
строгой советской системы хозяйствования имели возможность
расходовать наличные средства для собственных нужд, в том
числе заключать договоры на строительство зернохранилищ,
коровников, теплиц с так называемыми временными трудовыми
коллективами - «шабашками».
Мой папа входил в контакт с директорами колхозов и совхозов,
формировал бригаду, в которую время от времени включал и
меня, и мы колесили по Харьковской области возводя
сельскохозяйственные объекты.
Расчёт производился наличными на месте, после окончания
работ. Сам процесс расчета зачастую сопровождался
«магарычем» (от арабского «расходы, издержки») - застольем по
поводу завершения работ. Я всегда сопровождал отца на эти
мероприятия в качестве трезвого водителя, так как с 18-ти лет
имел водительские права.
И вот однажды, в декабре 1978 года, я вез папу домой из
Великобурлукского района. В тот вечер «магарыч» был
серьезным и продолжительным, поэтому папа очень устал и
отдыхал на заднем сидении.
Пока ехали по проселочным дорогам все было хоть и
ухабисто, но контролируемо, а когда вышли на основную
трассу, я понял, что разъезженная за день дорога подмерзла
и стала похожа каток. Машина перестала меня слушаться,
и я остановился. Тут проснулся папа и, выслушав мой доклад,
заявил, что теперь он поведет машину. Зная своего отца, я понял,
что возражать бесполезно и передал ему руль, взяв с него слово,
что перед постом ГАИ при въезде в Харьков мы поменяемся
местами.
Полуночная дорога была одинока, как никому не нужный
ковбой и мерцала в свете фар, словно магический хрустальный
шар, предлагавший заглянуть в будущее, которое могло и вовсе
не случиться, так как отец, до этого уверенно ведший машину,
на мгновение задремал, а когда вынырнул из короткого сна,
резко затормозил.
Машина пошла кругами по ледяной дороге и на третьем
пируэте мы поняли, что нас несет в кювет. Отец успел крикнуть:
«Ноги в пол! Держись!» и через мгновение мы закувыркались по
обледеневшему дорожному откосу. Дальнейшее напоминало
фильм в замедленной съемке.
Я видел аварию как бы со стороны: вот наша «Лада»
переверчивается один раз, потом второй, потом делает еще
пол-оборота и застывает на боку в заснеженно-заледенелом
поле и пронзительной тишине.
Пройдя в себя после легкого головокружения, я понял, что
нахожусь в верхней части салона, а отец где-то внизу. Мы
одновременно спросили друг друга: «Жив?» Вопрос, к счастью,
оказался риторическим и не требовал ответа. Открыв дверь с
моей стороны, словно люк космического аппарата, мы
выкарабкались из машины.
Нам удалось поставить машину в горизонтальное положение и
осмотреть ее. К нашему великому удивлению, замене
подлежало лишь левое переднее колесо вместе со ступицей.
Кузов, фары, окна были целы и невредимы. Видимо, глубокий
снег и ледяная корка на нем стали для нашей «Лады»
своеобразным желобом, по которому мы прошли неидеальным
бобслеем. Сами мы отделались только легкими ушибами.
Это была фантастическая удача и, как я теперь понимаю,
неизбежная карма-судьба. Ведь Индия ждала меня, а значит
оберегала.
На третьем курсе, помимо шабашек у папы, я стал
подрабатывать переводами статей из зарубежных научно-
популярных журналов и вновь встретился с Индией.
Однажды попался фрагмент из книги «Йога-Дипики» Беллеура
Айенгара - выдающегося йогина, прожившего 96 лет, из них 70
лет практиковавшего искусство йоги. В этом трактате
утверждалось, что отношение к жизни почти всегда имеет
физические соответствия в организме.
Так вытяжение тела от пальцев ног до темени развивает силу
воли, свободное раскачивание конечностями, побуждает
побороть силу притяжения и усиливает желание действовать и
творить, длительное балансирования на ступнях и кистях
способствует развитию возвышенных стремлений и честолюбию,
удерживание тела в различных позах в течение нескольких минут
воспитывает упорство, а спокойное и равномерное дыхание
приносит покой и умиротворение.
Гуру Айенгар предупреждал, что практика йоги воспитывает в
человеке важнейшее чувство меры и пропорции, но полученные
знания просто опасны для тех, кто, будучи не в ладу сам с собой,
предпочитают применять их для управления другими, вместо того
чтобы улучшать и совершенствовать самих себя.
Позже, как бы в подтверждении этого предупреждения, я
прочитал статью о так зазываемом «Индийском синдроме»,
который часто поражает людей из развитых стран Запада,
нуждающихся в чистом и экзотическом культурном
пространстве, где, как они полагают, еще сохранились
реальные ценности.
У большинства Индия ассоциируется прежде всего с йогой
и медитацией. Именно за этим европейцы стали ездить сюда
еще в конце XIX века, а уж после того, как в1968-м группа Битлз в
полном составе прибыли в Ришикеш - мировую столицу йоги
изучать медитацию к Махариши Махешу Йоги, началось
массовое помешательство на Индии.
Очень многих последователей этих практик поражают
физиологические возможности йогов, таких как, плавить лед
теплом своего тела, дышать в течение месяцев, будучи заживо
погребенными, парить над землей, что приводит к их
одержимости стать сверхчеловеком.
На вид нормальный человек однажды утром встает с кровати,
утверждая, что у него открылся третий глаз, что он обнаружил
континент Лемурия или что конец света уже наступил.
Большинство затем приходит в себя, но некоторые теряют
рассудок, а кто-то исчезает или даже умирает.
По официальной статистике одного из частных госпиталей в
Нью-Дели, каждый год в больницу попадает приблизительно 100
сошедших с ума человек, многие из которых практиковали йогу.
Люди попадают в больницу с острыми психопатическими
симптомами, но как только они поднимаются на борт
самолета, их состояние стабилизируется. Правда, был случай,
когда сотрудникам психиатрического отделения Института
психического здоровья и бихевиоризма в Нью-Дели пришлось
прибегнуть к помощи полиции, чтобы выслать из страны
американку, которая отказывалась покидать ашрам (обитель
йогов), где в состоянии транса каждую ночь танцевала стриптиз.
Но бывают и более печальные исходы. Например, одна 21-
летняя британка после посещения духовных центров в Дели,
Варанаси и Дхарамсала прибыла в городок Бодх-Гая, где Будда
достиг просветления, где в течение семи дней медитировала в
позе лотоса, слушала лекции о кармическом цикле смерти и
возрождения, вела дневник своих наблюдений и ощущений.
На восьмой день преподаватель попросил ее представить
себе, что она мертва, что ее тело – мешок с экскрементами,
объяснив, что это упражнение направлено на то, чтобы помочь
ей развить экстрасенсорные способности, которые она сможет
использовать, находясь под угрозой реальной смерти.
После этого сеанса девушка поднялась на крышу, обмотала
шарфом лицо и прыгнула вниз. Последней запись в ее дневнике
гласила: «Я бодхисатва, просветленное существо…»
Мне же из всех индийских йогов ближе всего мой поэтический
бодхисатва - Рабиндранат Тагор, о котором так хорошо когда-то
написал русский поэт «Серебряного века» Игорь-Северянин:
«За синим кружевным массивом гор,
где омывает ноги Ганг у йога,
где вавилонская чужда тревога
блаженной умудренности озер,
где благостен животворящий взор
факиров, аскетически и строго
ведущих жизнь - отчизна полубога
под именем Рабиндранат Тагор”.
Поэзию Рабиндраната Тагора я любил и по молодости лет,
из-за неоправданно завышенного самомнения, даже
осмеливался вести с ним виртуальные поэтические беседы:
Рабиндранат:
И сказала росинка огромному озеру: «Ты - большая капля под
листом лотоса, а я - маленькая на его внешней стороне”.
Я:
Главное - иметь свой жизненный лотос.
Рабиндранат:
Звёзды не боятся, что их примут за светляков.
Я:
Но светляки напоминают мне маленькие светильники,
зажжённые в родном доме, где меня ждет моя звезда Мама.
Рабиндранат:
Когда сердца полны любви и бьются лишь от встречи до разлуки,
достаточно и легкого намека, чтобы понять, простить, обнять друг
друга.
Я:
Как быстро пролетает жизнь, как послевкусие поцелуя…
Рабиндранат:
Очень просто быть счастливым, но очень сложно быть простым.
Я:
Простота - сродни незнанию, а незнание – это счастье.
Рабиндранат:
Я попросил дерево: «Скажи мне о Боге». И оно зацвело.
Я:
Помнишь, добрый мой Учитель, как когда-то у ручья
под раскидистой оливой мы сидели - Ты и я?
Сладки были баккуроты, миг – прекрасен, ночь - нежна.
«Смерти нет! - сказал Ты, - просто наступает Тишина…
Завершая воспоминания о чудесных годах студенческой
жизни, привожу ниже письмо, написанное спустя 40 лет своему
учителю и куратору - Светлане Александровне Кибук:
«Эпиграф:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, -
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
Ф. И. Тютчев
Уважаемая Светлана Александровна!
Могли ли Вы предугадать, что сказанные Вами много лет назад
слова, не только отзовутся, но и изменят мои поступки, привычки,
характер, судьбу?
Мог ли я предположить, что много лет спустя я осознаю
необходимость высказать Вам благодарность за эти слова?
Вот всего лишь несколько вспышек-воспоминаний:
1. Третий курс. Экзамен по лексикологии.
«Ты все пела? Это дело: так поди же, попляши!» - с этой цитаты
классика началось наше знакомство. Я опрометчиво пропускал
Ваши лекции, ибо весь семестр беспечно разъезжал в составе
университетской агитбригады по просторам Харьковщины, и
закономерной расплатой стало сокрушительное фиаско на
экзамене. И в течение последующего месяца под Вашим
неустанным, чутким и безжалостным надзором я восполнял
пробел в своем образовании и, в конце концов, постиг не только
семантику и парадигму слова, но и навечно обогатил свой
лексикон такими архиважными и всенепременно нужными в
повседневной жизни понятиями как ономасиология и
семасиология. ;
Первый урок, который вы мне тогда преподали, гласил:
«За все в этой жизни придется отвечать!»
2. Четвертый курс. Экзамен по английскому языку:
«You must blush to the color of your shirt! – «Краснейте до цвета
своей рубашки» - а я тогда сидел перед ней в рубашке
бордового цвета и с трудом сохранял статус «хорошиста».
Ваш второй урок был:
«Хватит жить ниже своего потенциала! Думай о том, как добиться
результата, а не о том, почему это невозможно сделать!»
3. Пятый курс.
Ваша характеристика для моей работы за рубежом: «
Способен успешно выполнять самые сложные задания”.
Вот третий урок, который я вынес:
«Оказанное доверие вызывает ответную верность”.
Этому принципу я стараюсь следовать всю свою жизнь.
Я уверен: тысячам Ваших воспитанников Вы сказали когда-то
очень важные слова, которые они запомнили, уяснили и
применили в своей жизни.
Мои Вы уже знаете. Спасибо Вам за них.
В своём признании Вам, как Вы и учили меня, я постарался
быть: лапидарен, филигранен и талантлив.
С уважением,
Евгений Бобков,
один из Ваших многочисленных благодарных учеников”.
Еще позже, когда началась СВО (Специальная военная
операция) на Украине, я навсегда распрощался с моей
уважаемой учительницей, как и со многим когда-то родными и
близкими людьми, одурманенными неонацисткой пропагандой.
И сделать мне это пришлось на английском языке, ибо
по-русски она предпочла не общаться:
«My dear Teacher, Svetlana Aleksandrovna!
You taught me the skills of English speaking, listening, reading and
writing, but most important - you taught me skill of thinking to be
able to understand myself, the world around me, the people I meet,
the true values of this life.
Thank you for this invaluable gift, which you generously shared
with me. With all due respect to you and your standpoint on the
current world events, I remain faithful and devoted to my Russian
Language, History, Culture, Heritage, and Faith.
Eugene Bobkoff»
Для меня война между Россией и Украиной стала личной
трагедией, в которой я потерял город своей юности, а с ним
брата, родственников, друзей.
Однако эти потери – болезненные и невосполнимые,
заставили меня переосмыслить и понять суть происходящего в
мире и укрепиться в Вере, что я, моя жена Ира и миллионы
других людей - на стороне Добра и Света, что с нами Бог, что
наше дело правое и Победа будет за нами!
За нее, за нашу Победу, как и за прозрение брата и друзей,
я молюсь каждый день.
Свидетельство о публикации №125051702639