A fearful

  Сидеть осталось три недели. Ловишь секунды. После:
  вокзал, весна; падаешь в сон прерывисто. Лоно взгляда
  заполнено мертвенным прозябанием, глаукомой страха.

  Хрупки слова молитвы; но упоительна боязливцу.
  Жжёт испытание: в темноте, без огня, без воздуха, но
  в слишком свинцовом, слишком реальном теле, –
  опаляет, как бы то ни было, подлинным исцелением.

  Как вспышки стекла, ломкие рельсы под вечер: с бездомным пеплом
  тянется первый холод. Один из/за другого проходим, каждый,
  роняя кости той рукой, которой в следующее мгновение уже нет, которой
  узор наносим – и следующее мгновение растворяется за спиной
  к желанной изначальной простоте полыми, гулкими стратами означаемых,
  разворачивает свои условия, словно мои условия,
  ласковой тканью проблеска в каменных зёрнах эхо.

  Так же скатывается гладкое кольцо – alma, золото, –
  вниз скоро: засыпая на предпоследней заветной миле перед Сиэтлом.
  Пуст стилос; оса азота (нехваткой воздуха)
  истончается меры трением, тетивы зазором, безводным йодом; –
  мой дом теперь – сухопутное море странное, где дети в безумии поглощали яд
  слипшихся мёртвых букв, словно спят, непомерно устав, чрезмерно рядом. Я

  и дистанция: ночь поразительно коротка
  и охватывается – в касание полусферы – взглядом
  с запада на восток мгновенно.

15 мая, 2025 год.