Я был в аду

В железной койке — как в гробу,
Я был не мёртв, но был забыт,
Мой разум — искрой улетит,
Но разум — вырвался сквозь тьму.

Я падал медленно, без дна,
Сквозь шёпот лиц, распятых взглядов.
Не ночь, не день — и не весна,
А пепел чувств и черепа парадов.

Я оказался там — внизу,
Где крик не слышен, где не плачут.
Где тени гложут пустоту,
Где грех твой станет палачом.

Внизу — не пламя, не костры,
А хруст зеркал, кривых и жутких.
Там сны людей — как фонари,
Горят в руках слепых ублюдков.

Там ты не мученик, не гость
Ты часть, большого представленья.
Врата тут словно чья то кость,
Торчит по странному велению.

Я шёл один среди огня,
Среди кривых, безликих лиц,
Где совесть — цепь, а боль — броня,
Где Бог — молчит, и дьявол — спит.

Но кто-то вдруг сказал: «Вернись.
Ещё не время для расплаты».
И в грудь мне — молотом: «Очнись!»
И мир вернулся… как проклятый.

Я видел белый потолок,
И лица, маски, шёпот, свет…
Я проглотил слюны комок,
И вдруг вернулся — но не весь.

Во мне осталась чья-то тень,
Сухой, шершавый след дыханья,
Как будто ад, забыв про день,
Оставил метку на прощанье.

Я говорил: «Я был в аду…
Он рядом. Ближе, чем вам снится…»
Но врач — с улыбкой: «Ерунду
Не повторяйте при сестрице.»

Они ушли. Остался я.
С глазами, полными бездушья.
В аду я был — без сил, без «я»…
И тень стоит… и смотрит в душу.