Старьёвщик

Старьевщик принимал любое,
Ему в отчаяньи несённое:
И искорёженность гобоя,
И драгоценность обречённую,

И пыльность подвенечных платьев,
И канделябров грусть вчерашнюю,
И фраков мятых псевдобратию,
И всё, нуждою перекрашенное.

Он брал клинки, часы, папахи,
Ненужность златообручальную.
А главное, что брал он, - страхи.
Любые.  Даже изначальные.

Вот страх глубинный, первородный,
Рыдать в утробе не наученный .
А вот пустой, страдать не годный ,
Из глупых мыслей в жгут закрученный.

Вот страх остаться одиноким.
А вот боязнь прослыть не гением.
А вот сырой и однобокий,
Разбуженный больным сомнением.

Один лишь страх не брал упрямо,
Отказывал, сердился праведно:
Страх нелюбви, зовущий в яму.
Отчаянный. Избитый. Пламенный.

Перстом дрожащим гнал из дома,
Ругался, плакал, отговаривал.
Увы, беда была знакома.
Потом не спал, чай пил-заваривал.

И снова утром на работу -
Избавить страждущих от лишнего.
Дожить, дожить бы до субботы
И отпроситься у Всевышнего.