Praesagium

Триптих

Эпизод 1. Один

За осенью пришла весна,
А за весной пришла свобода.
Всё перепутала с утра
Нетерпеливая природа.

Бродяжий дух погнал вперёд,
Но жизнь немного запоздала.
Я, как портной, свой эпизод
Отмерил с помощью лекала.

Пропал ленивый интерес.
Играя с кукловодом в прятки,
Я трость сломал. Забыл про стресс
И бросил в бездну две перчатки.

И тут, рискуя впасть в клише,
Шутя, а, может быть, в обиде,
— «Пора, дружок. Allez marcher!» —
Мне прошептал поэт Овидий.

Шекспир оставил нам вопрос,
Но Публий был Шекспира круче.
Есть средь его метаморфоз
И наша жизнь — как частный случай.

Придёт пора. В какой-то год,
Без декораций и оркестра,
Я доиграю свой уход
Не героически, но честно.

Конфетами и конфетти
Моя не устлана дорога.
А перекур в конце пути —
Лишь черновик без эпилога.

С тех пор, как выроню тетрадь
На обгоревшие поленья,
Себя я стану вечно ждать
Всегда один.
На день рожденья.

Эпизод 2. Развязка

Всё прошло. Пустота впереди.
Дно достигнуто. Бочка испита.
Догорают в глазах угольки
Прежней страсти и тихого быта.

Но не стоит банально страдать.
Заключённая в новом сосуде,
Жизнь вернётся. Случится опять —
И как прежде сведёт и рассудит.

Мы научимся снова слова
Говорить вдохновенно и чутко.
А о прошлом напомнит сова,
Или чья-то невинная шутка.

Я ещё понемногу пишу,
Разбавляя предчувствием краски.
Я имел свою цель и судьбу,
Как чудак, не достигший развязки.

Старость — это награда за то,
Что свой слалом прошёл без заминки.

В доме будет коньяк и вино —
Приходите ко мне на поминки.

Эпизод 3. Игра

Я актёр. Я играю ханжу.
В предвкушенье любви и банкета,
Я всегда, поклонясь, ухожу.
И цветы получаю за это.

Я постиг философию па.
Мне под силу Шекспир и Онегин.
— Оставайся, — кричат мне друзья.
— Уходи, — напирают коллеги.

Каждый раз забывая про шум,
Выхожу я на сцену упрямо.
Как броня, мой красивый костюм.
Как редут, оркестровая яма.

Я не вижу партер и балкон.
Мне глаза застилают софиты.
В этой пьесе был прежде резон,
Но исчез, всеми сразу забытый.

А еще я пою, уходя.
Пусть мой выбор заранее сужен,
Но он мой.
Я играю себя,
Лишь себя, и суфлёр мне не нужен.

 
Везение

В тот день старухе повезло.
В субботу приходили дети.
Сквозь приоткрытое окно
Проник в палату свежий ветер.

Забыты утка и клистир.
И с аппетитом съеден ужин:
И сыр, и коржик, и кефир,
А утром бабке стало хуже.

Ну, а когда пришли врачи
Спросить старуху: «Как простуда?»
Ее стеклянные зрачки
Уже смотрели ниоткуда.

А я с врачами заодно
Стоял и даже помолился.
Главврач сказал: «Ей повезло!»
Раскланялся и удалился.

Не состоялся медсовет.
Всё было просто и рутинно.
И тело лёгкое в обед
Увёз на кладбище мужчина.

Золотой запас

К нам в село привезли навоз.
Я его целый месяц ждал.
Я соломки ему принёс,
И мотыжкой чуток размял.

Утром пахнет земля свежо,
А на клумбе зацвёл тюльпан.
Я от пыли отмыл окно
И на лето составил план.

Как-то Ленин, надев картуз,
В день субботника нёс бревно.
Я, как Ленин, несу свой груз —
Нам профком подарил говно.

Я не самый плохой мужик.
У меня во дворе - шатёр.
Я завёл небольшой парник
И собаку - с недавних пор.

Подоспел для картошки срок —
Я её закопаю сам,
Где растёт молодой лучок,
А под вечер приму сто грамм.

Я развесил большой гамак.
На веранде теперь уют.
Даже шурин, большой босяк,
Стал бы паинькой сразу тут.

Разрешился больной вопрос.
Наш родной золотой запас
Я по лункам с утра разнёс…
Так потом разнесут и нас.

Весенние похороны

Хоронили старого еврея
Возле ивы около прохода.
В воскресенье, пятого апреля.
Три старухи – вся толпа народа.

Он таким покорным раньше не был.
Он лежал в гробу, как на кровати.
Шелестел губами что-то ребе.
Ну, и я куда-то шел некстати.

Три старушки кое-как всплакнули.
Три мадонны, вечные невесты.
А потом, по-моему, в июле
Я приметил снова это место.

Это нехорошая привычка -
Видеть то, что видеть нам не надо:
Холм просевший, ржавая табличка
И бурьян по пояс, как ограда.

Я, как разводящий караула,
Подошёл и постоял мгновенье.
Ива тоже, кажется, всплакнула.
Вот и все. Кончалось воскресенье.

Шёл я молча по пустой аллеe.
А потом, куда и сам не знаю,
Я уехал, сам себя жалея,
И уснул в расхлябанном трамвае.

И пока трамвай скрипел на трассе
Снилось мне, что плакали старушки.
Снилось мне, что я известный классик.
То ли Гоголь, то ли даже Пушкин.

Снилось мне, что я просил у Бога,
Искренне, как просят только дети,
Хоть чуть-чуть отсрочить, хоть немного...
Но напрасны были просьбы эти.

За оградой

С хризантемами, белыми розами
Я иду по дороге пустой.
На пригорке олени здесь с козами
Словно страж на посту часовой.
Я всегда прихожу в воскресение,
Чтоб, роняя цветы на гранит,
Попросить еле слышно прощения,
Если сердце зовёт и болит.
Будто снова беседуя с милыми,
Я читаю слова по губам.
А потом, попрощавшись с могилами,
Тороплюсь по обычным делам.
Летом жарким, а может с морозами,
Я вернусь, чтоб прощённый прощать.
Я приеду с венками и розами,
Навсегда, как отец мой и мать.
Я лежу за высокой оградою
В трёх шагах от мирской суеты,
Где не греет земля и не радуют,
На смиренной могиле цветы.

Старость

Настанет день, потом другой,
Когда мне станет слишком трудно
В палате той, где стынет судно,
Следить за юной медсестрой.

Тогда не выдав ни строки,
Чтоб скрыть свидетельства позора,
Я сяду утром у забора,
Там, где другие старики.

И этим утром или днём
Мы дружно, как отряд юнатов,
Поговорим о том, о сём
И я вернусь опять в палату.

Я там увижу близко так
Сестру в прекрасном юном теле.
И укушу пустой кулак
Застыв в засаленной постели.

Два монолога

1. Монолог плиты

Завершился судьбы пируэт.
Я плита. Как меня положили,
Так лежу с истечением лет
На не очень известной могиле.

Я — гранит. Мне грустить не дано.
Истираются вечные даты,
Будто кто-то захлопнул окно
Под аккорды последней сонаты.

Не святыня, музей и не храм.
С точки зрения вечной природы
Я лежу на земле будто хлам,
Охраняя ушедшие годы.

Подо мною хранится беда.
Под землёй, а у вас под ногами
Лишь остатки былого труда,
Что отчалил с пустыми руками.

Мне не надо торжественных слёз
И вдовы неутешной припадка.
Ваш всемирно известный вопрос
Я решила давно без остатка.

Не поэт и не царь подо мной.
Под соседней плитою — учёный.
Ну и что? Все равны под землёй:
Атеисты, святые и бонны.

Все они по прошествии лет
Станут прахом в забытой могиле.
Я плита. Прикрываю скелет.
И лежу, где меня положили.

2. Монолог памятника

Я стою высоко над землёй.
Незнакомый с высокой наукой,
Я смеюсь над чужою плитой,
Этой плоской затоптанной штукой.

Мне не надо красивых цитат.
Всё, что было, давно уже спето.
Я хороший пример для ребят,
А не просто бандит с пистолетом.

Мне поставили здесь пьедестал
У ворот в двух шагах от прохода,
Чтобы каждый запомнил и знал:
Я бессмертие. Или свобода.

Я не добрый и даже не злой.
Тот художник, что вылепил это
Целый год колдовал надо мной
Превращая бандита в поэта.

Высоко, потому что блатной,
Я стою, воскрешённый в обмане,
И смеюсь над наивной плитой,
Позабытой в высоком бурьяне.

И всем правилам вашим назло,
Хоть над мёртвым шутить не этично,
Мой покойник покруче её…
Но обоим теперь безразлично.

Душевые монологи

1. Монолог героя

Я попросил вчера у душа,
Висящего над головой:
«О господи, пошли мне душу.
Пошли мне душу, ангел мой.»

Я застывал под ним, как цапля.
И долго ждал святую весть.
А он сказал: «Да будет капля!
А ты живи с душой, что есть».

Мгновенно задрожали стёкла.
И зачесалось между ног.
И я ушёл босой и мокрый,
Ругая глупый диалог.

2. Монолог душа

Да, он просил. Но я не слушал.
Над яйцевидной головой —
Я душ. Я не имею душу.
Хотя капризный, как живой.

А он стоял, как в тине цапля,
И ждал мою святую весть.
И я вещал: «Да будет капля!
А ты, дурак, живи, как есть».

Три голоса

1. Он

Мы оба здесь. Но только в разном стиле.
Ты что-то строил, я слагал слова.
Пусть мы не так, как надо было, жили,
Конец один. Но мысль не нова.

Я думаю, тебе чертовски жутко.
В руках твоих какой-то мелкий счёт:
То ты твердишь, что раздражает шутка.
То вдруг пугает свежий анекдот.

Ты, Вася, - Зевс без царства и без свиты.
Без адвокатов, премий и наград.
Для всех людей и битых, и не битых
Есть два пути – ни одного назад.

Вот ты сейчас, а мне оно не надо,
Нарезал мясо, положил на гриль.
Так чёрт чадит посередине ада,
Всё превращая в мусор и утиль.

Ты часто, просыпаясь среди ночи,
Лежишь без сна. В мозгах летает моль.
И, осознав, что стала жизнь короче,
Ты шепчешь вяло до-ре-ми-фа-соль.

А днём ты снова всем и всех дружочек.
Готовый всех безропотно прощать…
Давай, герой, без долгих заморочек
Сбежим совсем, с последним словом — «мать».

2. Призрак

И всё же здесь пока ещё нет ада.
Дождит сегодня, но хороший день.
Я ем шашлык с товарищем у сада,
Где вместо ягод - розы и сирень.

Не оседлав бессмысленную гордость,
Наград больших и пыток не познав,
Мой гость упрямо подмечает подлость
И ненавидит нормы и устав.

Он не умеет изменить тональность
И часто ничему уже не рад.
Но, если вдруг нахлынет гениальность,
Вмиг оживают и поэт, и сад.

Он ест легко, но спорит, как философ.
И в каждом слове — гнев и благодать.
Он мне грозит: «Нет у тебя вопросов!
А я — поэт. Мне не дано молчать».

Бывает так, что портит он застолье.
Но мне сейчас не нужен светлый гость.
Мне нужен тот, кто знает цену соли
И слово может провернуть насквозь.

Я жизнь люблю. И чтоб гитара пела.
А он упёрся, будто Критский бык.
И водку пьёт, не ведая предела…
Сегодня, кстати, неплохой шашлык.

Не разорвать мне тягостные нити.
Я дело делаю, а он строчит свой стих.
И очень часто в череде событий
Мне очень трудно различить двоих.

3. Свидетель

Искусство жить не требует искусства.
Все умники закончат так, как все.
Я наблюдаю их смешные чувства
Из мрачной ложи, скрытой в тишине.

Рефлексия – удел духовно нищих.
Кто самый умный, тот большой дурак.
Один поэт, другой в нём что-то ищет.
И оба любят дорогой коньяк.

Есть два шута: один с нелепой шуткой,
Другой с каким-то жёстким шашлыком.
Я отлучился только на минутку,
Как эти двое спорят ни о чём.

Пусть по дороге в вечную обитель
Они оставят свой неяркий след.
Я не судья. Я просто скромный зритель,
Кто заплатил лишь за один билет.