N

Теперь здесь парк,но тридцать лет назад,
Здесь находилось модное кафе.
Уже из моды вышли галифе
Но человек входил,как на показ.

При входе отдавали ем честь,
Он улыбался,как бы невзначай,
Заказывал себе китайский чай,
И что-нибудь горячее поесть.

Бывало выпивал,смотрел в окно,
По пьяной лавке раздавал приказы,
Его здесь не любили,ведь давно,
Он списан был в глухие про запасы.

А ведь когда-то в это же кафе,
Он заходил веселым лейтенантом,
Любил культуру,славился талантом,
И козырял своими галифе.

Любил стихи,зачитывался прозой,
Ходил в кино,любил помацать баб.
И не считался для людей угрозой,
Поскольку был всего лишь Божий раб.

Но время шло,и больше в том кофе,
Его никто не видел мирно-пьющим,
Теперь он стал задумчивым и злющим,
И не носил по моде галифе.

Ушли стихи,затем исчезла проза.
По нарам раскидали часть элит.
Он объяснил,что это все угроза,
Повсюду враг и он давно не спит.

Летели годы,время ускорялось,
Крошился мрамор стареньких дворцов.
Он запретил и то что разрешалось,
Ошибка не тиранов,но глупцов.

И вот достигнув мнимого величья,
Пощекотав ладонью облака,
Он ощутил глухое безразличье,
И даже улыбнулся,но слегка.

Пересажав последних добровольцев,
Он вдруг угрюмо посмотрел в окно.
Был серый день,и дождик лил давно,
Лил так давно,что сложно вспомнить солнце.

Его убрали теплым,летним днем,
И как это бывает с тиранией,
Тиран стал слаб,шептал,что не причем,
И умолял,чтобы его не били.

Он умер сам,уставшим стариком,
Совсем один,на старенькой кровати.
И перед смертью,словно бы тайком
Он тихо прохрипел-пожалуй хватит.