Наивно в юности и в детстве

Наивно в юности и в детстве
Считали, мир - у наших ног.
Лишь пожелать, и есть все средства,
Пройти хоть тысячу дорог.

Все трудности преодолимы,
Окно жар-птице приоткрой,
Счастливым будешь и любимым,
Как в книжке сказочный герой.

В мир окунувшись с головою,
Плывем, не ведая преград,
Вполне довольные собою,
По большей части наугад.

И где же счастье? Верим - будет,
Успех, удача, радость - там.
Про всё на свете позабудем,
Устремлены опять к мечтам.

А у Творца Своя задача -
Вернуть заблудших нас к Себе.
Жизнь повернется вмиг иначе,
Глядишь, крутой вираж в судьбе.

Недуги, скорби и страданья -
Лекарств немало у Него.
Когда нагрянут испытанья,
Сиротство - подле никого.

Но люди рядом, как и прежде.
В душе пустыня лишь у нас.
И затуманилась надежда,
И не поднять открыто глаз.

Тоска-кручина сердце гложет:
Как тяжело на свете жить.
И совершенно невозможно
Былую легкость возвратить.

Гордец, ты думал сам всё сможешь?
Как меч, слова пронзили враз:
«Творить не можешь ничесоже
Без Бога.» Да, не в бровь, а в глаз…

И вновь затеплилась надежда -
Создатель, Бог, Господь, Творец!
Христос! Как имя то безбрежно!
С мольбой прильнуть к Тебе, Отец.

Остатки дней пройти усердно,
Без лишних слов и суеты.
И помня час последний, смертный,
Молить: «Со мной будь рядом Ты!»




Аз есмь лоза, вы же рождие, и иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног, яко без Мене не можете творити ничесоже (Ин.15:5).


(Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего.)


Из воспоминаний о санаксарском старце схиигумене Иерониме Верендякине.

«По своему простецкому устроению некоторые вещи Батюшка не мог нам объяснить. Но ему не нужны были слова…

Один раз, когда я еще был послушником, прихожу к о. Иерониму и спрашиваю:

– Батюшка! Что значит – «память смертная»? Как это состояние приобрести? Что оно может дать?

Батюшка посмотрел на меня, улыбнулся и перевёл разговор на другое. Потом он поисповедовал меня, и я ушел.

И вот я еще до келии своей не дошёл, как отчётливо понял, что завтра я не проснусь, что я умру завтра. Засела эта мысль во мне, и не могу её никуда деть. Я пришел в келию, почитал вечерние молитвы, потом я надел всё чистое и лёг умирать, зная, что я завтра не проснусь. И это было состояние такой свободы! Полной свободы от всего: ничего не надо, ни за что не отвечаешь, ни о чём не переживаешь! Это необыкновенное состояние: мирское, земное уже не держит, привязанности никакой не осталось. Всё это уже обесценилось. Это как соединение с Богом. Такие вещи нигде не вычитаешь.

Это – одно из тех состояний, о чем апостол Павел говорит: «Чадца, болезную, доколе не вообразится в вас Христос» (Гал.4: 19).

Это не страх, не трепет, это полная свобода, независимость от земного. Ничто тебя не касается, ничто уже не нужно, тебя уже не интересуют твои вещи, тебя не интересует то, что ты должен завтра сделать! Тебя уже ни-че-го не интересует!

Я утром встал – и потерял это состояние. Но опыт, переживание – остались».

Надо полагать, память о том пережитом состоянии отрешённости от всего временного, суетного, радость переживания абсолютной свободы в Боге, одним словом, память смертная, – это то, что уже никогда не даст сохраняющему её человеку полностью прилепиться к земным радостям и богатствам, то, что будет удерживать его душу в скучании о Боге.