надцать

На кладбище светло и сухо,
и запах гари въелся в пыль.
Здесь тяжкий воздух, низость духа.
Рядочки стареньких могил...

Пойдёшь направо – выход главный –
Архистратига будет храм...
Надгробья там монументальны –
краеугольны имена.

Пойдёшь налево – метров ...надцать –
мой дед, завхоз при МГБ.
Прорвёшься прямо – сквозь акации –
у стеллы столбики в траве
белеют, как грибы без шляпок
посмертной ротой в два ряда.

Могилы в звёздах – без креста.
Здесь крестик мал ещё и робок.

Здесь я стою. Мне ...надцать лет.
Смотрю на "девочку".






























...Под 30-ть?
Уткнулась в письма – громко, с всхлипом, –
читает жизнь, которой нет.

Зелёный китель "обнял" плечи.
Непримирившийся девичий
с надрывом голос. Не красотка.
В морщинках серые колготки –
смиренный ширпотреб советский.

Ни Карабах,.. ни две Чеченских... –
ещё Россию не трясли.
Бугор взъерошенной земли –
на судьбах свежая здесь рана.
Двухсотый из Авганистана?..

Обратный адрес боли этой
не прочитать: затёрто прошлым.
Труха времён курится тошно:
так пахнут падаль с сигаретой.


...И плакальщиц надрывно жалко,
и тяжек восходящий свет*.
Вне Благодати – толку нет
бродить по человечьей свалке.

_
* "...Суд Мой, как восходящий свет (...) Ибо Я милости хочу, а не жертвы, и Боговеде­ния более, нежели всесожже­ний.". (Из пророка Осии, 6 гл.).