Глава 1. Страсти по Лизе

Одним глазом я наблюдал за рыжим придурком Бо;рисом. Он сидел на спинке скамейки и, очевидно, спокойно дожидался своей очереди. Рядом стоял стаканчик с кофе. Я брезгливо поморщился, когда увидел, как он сунул в стакан морду со светлыми тощими усишками. У этого нищеброда не было ни гроша за душой. И кофе ему никто бы просто так не стал покупать. А допивать за кем-то остатки — это просто бррр... Не понимаю, чем он нравился Лизе. Не понимаю, но знаю, что после меня она даст ему. У этой дуры мозги, если и были, то только для того, чтобы мало-мальски поднимать на ноги детей.

Второй глаз, даром, что от рождения косой, прицельно высматривал Жорика. Жорик был не лучше Бориса. Вечно вонючий, всклокоченный, хоть и жил с приличной на вид женщиной. А ещё Жорик любил при случае рассказать, что мать его настоящая британка. Холёная красавица голубых кровей. Но судьба-злодейка или злой рок, или ещё какие обстоятельства непреодолимой силы сыграли с ней злую шутку. Влюбилась она в какого-то шалопая сибиряка. Тот её чпокнул и был таков, только его и видели. А Жорик стал единственным плодом... Ну, я уж не знаю, чего. Не любви, а мамашиной глупости, наверное. Такой вот сюжетец для "Сибирского цирюльника".

В общем, после Бориса Лиза обычно давала и Жорику. Можно сказать, что она была постоянной и практически порядочной. Потому что никому, кроме нас троих она не позволяла и носом ткнуться в свои роскошные булочки. В загул Лиза уходила четыре раза в год. И всё повторялось из раза в раз.

Я шестым чувством понимал, что пора, и бежал к ней. Она, тоже будучи не в силах противиться зову природы, ссорилась со своим дедом и сбегала из дома. В это же время подтягивались и рыжий с полубританцем. Мне она всегда давала первому. Если на дворе была поздняя весна, как сейчас, то нашим местом романтической встречи была клумба с проклёвывающимися тюльпанами и нарциссами. Там мы, скрытые с одной стороны стеной дома, а с другой ещё не благоухающими кустами сирени, предавались греху.

Лиза — моя прелестная блудница, всегда отдавалась с особой страстью, оглашая тягучими пошлыми воплями немаленький двор. Я всё делал молча. Впившись зубами в холку пепельной блондинки с умопомрачительным бирюзовым взором, я драл её, быстро работая бёдрами — всегда первый, главный, любимый.

Потом у Лизы рождались тройняшки. Может, она и привирала, но мне говорила, что чёрный, как уголь сын, а у меня рождались исключительно сыновья, появлялся на свет первым. Дымчатый четвертьбританец и рыжий — после. Но, что характерно, все дети наследовали Лизины ярко-голубые глаза. Сердобольный дед, с которым жила Лиза, любил детей и каждый раз пристраивал в хорошие руки. Даже не смотря на то, что рожала Лиза четыре раза в год.

Конечно, у меня хватало и других женщин. Но Лиза... Оххх... Она единственная, кто снилась мне.

Пока я усиленно делал потомство, не забывая при этом получать удовольствие, окно на первом этаже распахнулось. Деревянные рамы со струпьями некогда белой краски затрещали, возмущаясь совершаемому над ними после долгой покойной зимы насилию и распугивая тех, кого ещё не распугали Лизонькины вопли.

— А-ах, — блаженно вдохнула полной грудью свежий весенний воздух Наталья.

Грудь её была действительно полная. И обнажённая. И вывалила Наталья её бесстыже на узкий подоконник. Сзади к молодой распутнице пристроился какой-то очередной хахаль. Вот Наталью можно было назвать гулящей. Давала она всем без разбору, потому к мужику её я даже приглядываться не стал. А вот он явно смотрел на нас с Лизой.

— Смотри-ка, какой шустрый шахтёр! — это он, видимо, про меня Наталье сказал.

Раздался звонкий шлепок. Так человеческая ладонь шлёпает по голой коже. Наталья ойкнула, но не от боли, а скорее наигранно-игриво. И вывалилась ещё дальше за грязный серо-бурый подоконник. Мужик ещё что-то приговаривал, сравнивая Наталью с Лизой. Та в ответ то стонала, то хихикала. Я постарался не обращать на них внимания и ускорился.

Сделав дело и напоследок мощно куснув Лизончика, я с чувством собственного превосходства глянул на рыжего. Борис уже шагал в нашу сторону. Лиза отползла немного вперёд, под куст белой сирени. Скоро там проклюнутся ростки валерианы. И до следующей нашей тесной встречи мы будем изредка пересекаться лишь там, сгрызая, мочаля до основания несчастное растение, а после катаясь по земле в самом неприглядном виде, закатывая глаза и пуская пенные слюни. Добрым словом вспоминая почившую прошлой зимой бабу Галю, посадившую этот волшебный наркоманский куст.

Лиза поприветствовала Бориса и высоко задрала пышный зад. Я развернулся и покинул палисадник. Дома меня ждала Светка, миска с сухарями и мягкая двуспальная кровать. Я запрыгнул на окно первого этажа. Прицелился, перескочил на козырёк подъезда. Какая-то козлина опять накидала сюда бычков. Брезгливо скинув пакость на ступеньки крыльца, я разбежался и долетел до нашего подоконника. Светка всегда держала форточку на кухне открытой. Летом она прикнопливала туда сетку от комаров, но пока проход был открыт. Так что я уходил из дома и возвращался назад не напрягая её. Летом приходилось отпрашиваться. Сидя у входной двери орать дурным голосом, обычный не прокатывал, чтобы выпустила. А обратно сначала ждать, когда кто-нибудь впустит в подъезд, ну, и так же орать у дверей только снаружи. Но это всё потом, а сейчас...

Я спрыгнул с кухонного окна на пол и направился к мискам. Пить хотелось больше, чем есть. Вот чем моя Светка молодец, так это тем, что миски мои всегда держит полными. Говорит, не могу смотреть на пустую посуду. Хорошая она у меня. Добрая и душевная. Порой на меня накатывала лютая нежность. Не сдерживая души прекрасного порыва, я бежал к Светке, лез к ней на колени и подставлял божественное тело под ласковые руки. Она находила нужные для поглаживаний и почёсываний места безошибочно.

Однако меня ждало большое разочарование. Мало того, что дверь в спальню была закрыта. Открывать двери я умел, вообще не проблема — повиснуть на ручке и слегка надавить. Нет, дело было не в двери, а в запахе, который доносился из-за неё. Этот запах не спутать ни с каким другим. Конкурент! И это тебе не Борис или Жорик. Те просто жалкие гиены, подъедающие остатки с моего стола. Здесь же я явственно различил другого альфу! Светка изменяла мне.

Чтобы умерить пыл и успокоиться я выскочил на балкон. Лёг у открытой фрамуги на широкий деревянный подоконник весь в мелких вмятинках от моих когтей. Хвост нервно метался, стучал то по стеклу, то по утеплителю под окном. Но долго злиться не пришлось. Убаюканный гармонией весенних ароматов и звуками просыпающейся природы, пригревшись под жёлтым боком небесного светила, я задремал.

Мне снова снилась Лиза. Изящная, гибкая блондинка грациозно вышагивала навстречу, томно поглядывая бирюзовыми глазами, подведёнными чёрными стрелками. Мерилин Мурло, не меньше. Я приготовился снова слиться с ней в безумном акте неудержимой похоти и разврата, но... Лиза остановилась. Из кустов выскочил и присоединился к ней незнакомец. Его белоснежные волосы, по-павлиньи распушённый хвост над белыми шароварами и невероятно наглый вид на миг повергли меня в немой шок.

— Гендальф, — нежно мурлыкнула Лиза и потёрлась головой о его мускулистое плечо.

Вот сволочь! Нет, ну, бабы, подлый народ! Это что за предательство на ровном месте?!

Кажется, я даже застонал во сне. Подёргав лапами, открыл глаза. Надо же, как крепко уснул. Не услышал, как Светкин кобель вышел на балкон. Этот подлец пристально смотрел на меня, измученного дурным сном.

— Чё, печёный, проснулся?

Из комнаты донёсся голос Светки:

— Милый, ты не видел Данте?

Данте — это я. Вовсе не шахтёр, не печёный, Бегемот, Демон, Бес, Блэк, Черныш и прочие плебейские прозвища, какими пытаются, блеснув скудоумием, называть меня окружающие.

— Не видел, — нависнув надо мной, громко ответил этот хрен с яйцами.

Ответил и, схватив меня за шкирку, вывесил за балкон. Не успел я и мявкнуть, как он, размахнувшись, швыранул меня в направлении тополя, росшего под окнами. Нет, всё же мявкнуть я успел. Выставив вперёд когтистые лапы, сгруппировался. Очень не хотелось потом выгрызать и вылизывать из шерсти клейкие тополиные чешуйки. Но в то же мгновение навстречу мне, откуда ни возьмись, вылетела ворона. Врезавшись в живот, она заставила меня поменять траекторию. Перекувыркнувшись в воздухе, я ударился головой сначала о толстый шершавый ствол тополя, а затем, отскочив, рухнул вниз.

Продолжение здесь - https://author.today/reader/404227/3741531