Как я выращивала сад
Пневмония поселилась во мне, как незваный художник: рисовала жаром витражи на стеклах, кашлем выбивала азбуку Морзе из ребер, а в чашке с чаем оставляла алые росчерки — будто подписывала контракт на мое безумие.
Чувство пришло в бреду.
Нет, не он - даже его тень была слишком реальной для горячечного сна. Это был вирус другого рода: мозг, лишённый кислорода, начал клонировать образы. Вспышка — и вот уже цифра на градуснике совпадает с его возрастом, в ту пору, когда я о нем узнала (случайность, конечно). Хрип в груди напевает мелодию, похожую на ту, что он когда-то упоминал (но упоминал ли?). Даже тени на стене складываются в профиль человека, чьё лицо я не помню.
Я боролась с двумя лихорадками.
Первой — солевыми повязками и проклятиями в адрес своей гордыни ("Не смей умирать от какой-то простуды!").
Второй — скальпелем рационализма: "Это не сердце болит — лёгкие рвутся наружу", "Он — просто галлюцинация дефицита воздуха". По утрам, отплевываясь кровавыми лепестками, я клялась себе: выздоровею - и эта дурацкая искра сгорит в печке здравомыслия.
Но тело и душа играли в слепого.
Кашель выворачивал меня наизнанку, а где-то меж ребер прорастал сорняк нежности. Я выдёргивала его с корнем: "Это просто химия - лейкоциты путают врага с любовью".
Февраль принес кризис. Близкие заговорили о госпитализации, а я - о том, что "любовь" оказалась стойким штаммом. В полубреду представляла, как вскрываю грудную клетку: слева - гнойный очаг, справа - его имя, выжженное на ткани легкого (Не назову. Не смейте спрашивать).
Март научил меня дышать заново.
Апрель подарил первый чистый платок.
Май теперь машет в окно сиреневыми кистями, но я всё ещё ношу в груди осколки зимы. Легкие заживают, а сердце… Сердце - как сломанный компас: все еще дрожит в сторону той пустоты, что я когда-то приняла за север.
После всего остался лишь тихий стыд: как объяснить, что твой главный роман случился с галлюцинацией?
Он не знает. И не узнает. Мы - две параллельные строчки в чужом стихотворении, которые даже не рифмуются.
P.S. Иногда кашляю - уже без крови, но с памятью. Врачи говорят, что рубцы останутся. Хорошо. Пусть хоть лёгкие сохранят шрамы там, где душа отказалась.
Свидетельство о публикации №125051107321