запись 24. Те, кто научился быть

(фрагмент, найденный в письме странника. возможно — адресованный каждому)

«Все мы перед всеми за всех виноваты.» — Ф. М. Достоевский
«Сознательная жизнь — не более чем маскарад смерти.» — Д. Г. Лоуренс
«Тело — это то, как “СЕЙЧАС” может быть новым.» — Драгиња Кнези

сначала это звучит убедительно.
«ты никому ничего не должен».
свободно. уверенно.
почти как выздоровление.

хватит быть удобным.
хватит спасать.
пора заняться собой.

но однажды ты видишь,
как человек медленно опускается на колени
в вагоне метро.

он не просит.
он просто не может больше стоять.
и никто не подходит.
потому что никто никому ничего не должен.

ты слышишь, как кто-то плачет за стенкой,
но делаешь звук громче.
потому что «не вмешивайся».
потому что «у каждого свой путь».
потому что «у меня своих проблем хватает».

ты не становишься злым.
ты просто перестаёшь быть слышащим.

а потом — уже ты.
ты сидишь.
тебе невыносимо.
не жить — проснуться.
ты молчишь.
потому что всё в тебе уже знает:
никто не придёт.
у всех — своё.

ты сам стал тем, мимо кого проходят.

и вот ты начинаешь понимать:
фашизм — это не знамёна,
не лозунги,
не историческая угроза.

это равнодушие, признанное зрелостью.
это отказ от человека во имя комфорта.

ты думаешь: так проще.
если никого не впускаешь — не потеряешь.

но это ложь.
когда ты никого не впускаешь —
ты исчезаешь первым.

тебе объяснили, что сильный —
это тот, кто справляется сам.
не просит.
не плачет.
не мешает.

но это не сила.
это маска.

один человек когда-то сказал:
«сознанная жизнь — не более чем маскарад смерти».

и ты вдруг понимаешь, что это правда.
потому что когда всё в тебе под контролем,
когда ты действуешь, объясняешь, планируешь —
ты не живёшь.
ты выживаешь по инструкции.

а без живого тела —
нет боли.
нет прикосновения.
нет милости.

где-то сейчас кто-то сидит на скамейке.
долго.
молча.

и если бы у него на лбу было написано:
«укради меня» —
это было бы не вызовом,
а последней попыткой доказать,
что он ещё есть.

но мир проходит мимо.
потому что никто никому ничего не должен.

ты вспоминаешь фразу,
которую раньше не хотел слышать:
«все мы перед всеми за всех виноваты».

ты понимаешь:
это не приговор.
это — возвращение связи.

если ты никому не виноват —
ты никому и не принадлежишь.

а если не принадлежишь —
ты ничем не удержан, если исчезнешь.

с этого и начинается пустота.
где нет даже тени причастности.

ты не обязан спасать.
не обязан быть сильным.
не обязан знать, что сказать.

но ты можешь — остаться.

ты можешь быть тем,
кто слышит, даже когда другой молчит.
кто остаётся, даже если страшно.
кто не отворачивается, даже если не знает как.

ты можешь быть тем,
кто не стыдится своего тепла.

кто помнит:
доброта — это не слабость.
сострадание — это не поражение.
присутствие — это не наивность.

ты — то, что может стать другим.

и, может быть, всё начинается
не с объяснения,
не с понимания,
не с правильных слов.

а с того, что ты позволил чему-то быть.
чему-то — что не укладывается в систему.

где-то в другом тексте, написанном почти шёпотом, сказано:
«тело — это то, как “сейчас” может быть новым.»

и ты вдруг понимаешь:
речь не о теле как объекте,
а о теле как способности входить в “сейчас”.

именно это ты и есть.
не идея.
не роль.
не мнение.
а тело.
время.

ты — то, через что может пройти жизнь.

иногда твоё простое присутствие —
это то, что удерживает другого от исчезновения.

не слова.
не помощь.
не сила.

просто — быть рядом.
не уйти.

вот с этого и начинается человечность.
с одного, кто не ушёл.
с одного, кто остался.
с cебя.