Армейские стансы

28 января 1996 года
Не отличался от других дней,
Потому что я служил в Армии полгода,
Где было много таких же похожих людей.

В 6.00 утра ежедневно: «рота - подъем!»
Нас будил нервно сонный дневальный,
Чтобы мы быстрее всех одевались,
А не как дембеля кричали: х@й забей!

В каптерке было много нужных вещей:
От мыла до портянок и белоснежных простыней.
В столовую мы шли строем, изо  рта песня звучала громко.
Дембеля шутя, ругались матом, раздавая щедро духам пенделей.

На построении по команде:
Равняйсь! Смирно! Вольно!
Нас распределили в наряды:
На КПП - обычно спали, а в столовке - объедались до отвала.

Хуже всего было в наряде - дневальным.
Ни поесть, ни поспать нормально.
Да ещё дембеля издевались,
Крича ночью матом: дневальный!

Я любил коротать студеные вечера,
Например, в сушилке между бушлатов с керзовыми сапогами,
Где можно было зимой погреться,
А летом там никого не было, кроме одиночества – тайны.

Редко, но я ходил раз в месяц
В армейскую библиотеку,
Чтобы читать книги и газеты.
Там мне всегда улыбалась библиотекарь, словно поэту известному.

Летом – трава зеленела.
Желтела - осенью.
Зимой – много снега.
Весной – в лужах небо отражалось солнечно.

28 января 1996 года
Не отличался от других дней.
Где-то далеко в Нью-Йорке
Умер поэт Иосиф Бродский.

В 22.00 ровно по команде: «рота - отбой!»
Мы закрывали глаза, умирая до подъёма.
Лишь дембеля кричали: дневальный!
Матом и хотели очень сильно домой.

Находясь в двухгодичном изгнании,
Наполняли дембельский альбом стихами,
Чтобы невесты «на гражданке»  ждали и плакали,
словно эпитафии великих поэтов читали.

Ведь, каждый в одиночестве о любви мечтает,
Особенно вдали от дома.
Даже если в Нью-Йорке.
Даже если поэт - Иосиф Бродский.