Возвращение солдата Василия Батышева

Предисловие

Великая Отечественная война 1941-1945 гг. проникла в каждый дом, в каждую семью. У всех есть истории возвращения и потерь. Рассказ «Возвращение солдата Василия Батышева» написан со слов фронтовика его сестрой – Захаровой (Батышевой) Евдокией Ильиничной, которая мне приходилась прабабушкой по матери. Прадядя был трижды в плену, трижды бежал, в последний раз – в неизвестное село нашей глубинки, где сельская женщина закопала родственника в навозе, чтобы немецкие собаки не нашли след.
А муж прабабушки Евдокии, мой прадед – Захаров Николай Тимофеевич, не вернулся с войны. О прадедушке, погибшем под Сталинградом в годы Великой Отечественной войны, ничего не известно. Не было похоронки, и прадед не был найден. Прабабушка (его жена) ездила на Мамаев курган: ни имя, ни место захоронения не нашла. И так было со многими нашими солдатами... История, которую вы прочитаете, поведает о том, как война меняет жизнь людей.

Возвращение солдата Василия Батышева

После Великой Отечественной войны в начале августа 1945 года был демобилизован солдат из Советской армии. В Раве-Русской был сформирован эшелон с демобилизованными. Путь предстоял далёкий: Польша, Украина, Курск, Москва, Торбеево. В вагоне нас было много, ехали шумно, весело, так как ехали до дому, к родным, к семьям.
Но вот и долгожданное Торбеево, солдат сошёл с поезда, теперь надо добираться до Темникова. А как? Машины не ходили, стал искать подводу, подводу нашёл до П. Селищ. Решил ехать. В Селищи приехал поздно, пришлось ночевать у хозяина, с которым приехал.
Рано утром солдат отправился пешком в село Жегалово, где до войны жили его родители, которых он оставил в 1939 году, когда его призвали на действительную службу в Красную армию. Были у солдата и братья, и сёстры, но в то время все они жили в разных местах страны: на Урале, в Баку, в Ленинграде.
Шёл солдат медленно: война, плен, концлагерь, камера смертников – всё это искалечило, изнурило его, когда-то физически крепкого юношу. Его и демобилизовали по состоянию здоровья – инвалид II группы. Солдат спешил к родителям до дому, но ноги его плохо слушались, он часто садился отдыхать. Шёл солдат на встречу неизвестному, он думал о встречи с родителями. Но он о них ничего не знал, почти четыре года. Последнее письмо из дому он получил ещё будучи на фронте, в сентябре 1941 года, прошло почти четыре года, живы ли родители, родные сёстры, братья.
В голове были мысли самые печальные: «Вот приду до дому, а родителей нет, родственников нет. Родители остались престарелые, они могли и умереть, жизнь во время войны была тяжёлая, а для них, одиноких престарелых, тем более трудно было. А, возможно, и дома нет или дома приют для сирот». И такая тревога охватила солдата, что закружилась голова. Солдат присел, отдохнул и медленно пошёл дальше.
Солнце светило ярко, время было около 15 часов, кругом не видно ни одного человека, а как хотелось спросить у людей о родителях. Наконец показалось село Жегалово, сердце учащённо забилось. «Крепись, солдат! –приказывает сам себе.  – Сейчас ты всё узнаешь».
Подошёл к родному дому, увидел знакомое крылечко, на котором играли дети-дошкольники. «Дети – значит, детсад здесь», – мелькнула догадка у солдата. Взошёл на крылечко, постоял около двери, дети перестали играть, смотрят на незнакомого солдата, а он на них.
Взялся дрожащей рукой за ручку двери и, открывая, взволновано сказал:
– Можно войти?..
Тихий голос ответил:
– Войдите, а кто ты?..
Солдат вошёл в избу и увидел родную маму, она сидела на кровати. Мама сильно постарела, поседела, сетка морщин покрыла её милое лицо. Солдат её сразу узнал. Шли секунды как часы, сердце учащённо стучало, солдат-сын смотрел на мать, мать на солдата…
– Мама, ты меня не узнала? Это же я – твой сын – Вася!
Мама ойкнула и свалилась на кровать. Сын испугался, растерялся, ребятишки с крыльца зашли в избу за солдатом, громко заплакали, а двое постарше выбежали на крыльцо и крикнули соседку тётю Машу, которая шла мимо дому по двору. Тётя Маша услышала в избе детский крик. Дети объяснили тёте Маше:
– Пришёл какой-то солдат, а бабушка упала.
В избу вошла тётя Маша, пристально посмотрела на солдата и лежащую в обмороке маму и, видимо, поняла, что случилось. Солдата она признала, когда он сказал:
– Здравствуйте, тётя Маша. Вы меня узнаёте?
– Да, ты же Вася, тёти Любы сын (так она звала мою маму).
Тётя Маша скомандовала:
– Валя, Саша, вон идёт М. И. Гарин – фельдшер, быстро его позовите.
Зашёл М. И. в избу, подошёл к маме, проверил пульс и сказал:
– Обморок.
Растёр виски, побрызгал водой на лицо маме. Мама медленно приходила в сознание. Затем М. И. подошёл ко мне, поздоровался приветливо, поздравил с Победой, с возвращением. Мы молча сели, я думал: «Да, здорово меня фашистский концлагерь истерзал, что даже родная мать не признала».
Тётя Маша, чтобы вывести маму из оцепенения сказала:
– Тётя Люба! Ты встретила сына, пришёл с войны, жив, здоров, ставь на стол хлеб, соль.
Мама покачала головой, медленно поднялась с кровати и, пошатываясь, пошла к полке, взяла хлеб, соль – поставила на стол и очень внимательно стала смотреть на сына. Тем временем тётя Маша принесла бутылку самогона, поставила на стол и сказала:
– Ну давайте выпьем за возвращение тёти Любиного сына.
Поздравили друг друга с Победой, а меня и маму со встречей. Разговор как-то не клеился, каждый думал о своём.
Мама тихо, взволнованно сказала:
– Вася, ты откуда пришёл: не с того света или откуда?..
– Нет, мама, я пришёл с войны.
– А похоронка приходила на тебя давно. Как же? – прошептала мама и заплакала.
Я объяснил маме, что похоронка – это ошибка, я не умирал, я был ранен на фронте, попал в плен, а командование не могло знать, что я выживу. А я выжил и вот пришёл до дому – к Вам. Так было не только со мной. Мама всё ещё сомневалась. И вот после маминых слов о похоронке я понял, какую я сделал оплошность. Надо было с дороги дать телеграмму или через людей подготовить маму о моём возвращении.
Мама медленно приходила в себя, смотрела на сына и о чём-то думала. Чтобы мама убедилась о моём возвращении, я стал задавать вопросы о папе, о сёстрах, о братьях, о родных. Здесь я узнал, что папа жив-здоров, сестра Лиза и сестра Дуся – живы, здоровы и живут здесь вместе с родителями, а ребятишки – это племянники и племянницы: Валентин, Эдик, Эля – это Дусины, Саша – сын брата Серёжи, он ещё не демобилизовался.
Пока мы беседовали о живых и мёртвых, о житье-бытье, ребята-племянники сбегали в луга и сказали моему папе и сестре Лизе о моём возвращении. Они убирали сено.
Из окна мне было видно, как шли папа и Лиза, они спешили убедиться в правильности слов ребят. Им также было трудно поверить о моём возвращении. Папа постарел, поседел, он спешит, спешит, а ноги заплетаются. Ну вот и встреча, слёзы радости текли из глаз.
Стали приходить близкие и далёкие односельчане, чтоб посмотреть на вернувшегося «с того света» солдата. Стало темнеть, а мы сидели и тихо говорили о разном.
Мама предложила мне отдохнуть. Я лёг на кровать, но сон не шёл, я всё думал о встрече, я вновь и вновь переживал эту тяжёлую и радостную встречу. Минут через 10-15 подошла к кровати, где я лежал, мама, села на стул около головы, провела рукой по голове моей, как бы убеждаясь, что это не приведение лежит, а живой человек – её сын.
Часов в 12 ночи приехала из Темникова моя сестра Дуся. Мама вышла открывать дверь. Сестра спросила:
– Мама, правда, что ли у нас радость – приехал Вася? Мне дорогой сказали.
– Ой, Дуся, иди посмотри, я и сама не пойму, он или нет, как-то не верится…
С зажжённой лампой сестра и мать подошли к кровати, где я лежал. Дуся внимательно посмотрела и сказала:
– Мама, чего же ты не веришь?! Он. Настоящий он. Он же Вася!
Мама и Дуся прослезились, я поднялся и сказал:
– Что вы плачете, я же жив, здоров.
– Да, живой, а в чём душа держится! – заметила сестра.
Так мы сидели, тихо говорили о житье-бытье, о живых и мёртвых. Мама теперь верила о моём возвращении, я был очень рад, что я дома с родителями и родными.
– Время уже много, светает, давайте отдыхать.

Составитель текста: Захарова (Батышева) Евдокия Ильинична