Я нарисую

Вымоешь голову и одуванчик почти –
ветер чуть дунет – сразу за ветром летит
лёгкая-лёгкая, как и моя голова
в синь недалёкую только о мире молва.

Слышишь сирену – музыкой не назовешь,
хрупкие стены, хрупкая жизнь, но живёшь,
молча шагаешь: клумбы, дорожка, цветы,
жизнь дорогая... в ней обесцененный ты...

Вот по аллее – девочка и самокат,
радости флейта – волосы следом летят.
Дети уж точно не выбирали войну,
злость междустрочий, город и даже страну.

Смотришь и больно: птицы и дети, любовь.
Будь моя воля – разве я выберу кровь,
смерть и разруху, ночи бессонные, дни,
годы разлуки и разобщенье родни,
трель телефона, и похоронки, как встарь?..

Господи Боже! Ты хоть воскрес, но устал...

*

Шукаю щось незнайдене, молюсь...
Двірник в дворі зміта монетки в'яза;
весна то не війна – жива до сказу,
квітує, з прохолоди робить плюс.

Плюсую небо синє і пісні,
що між сиренами птахи співають.
Хлібину вріжу, бо святковим короваєм
не наїсися... Наче уві сні
летять хмарини, розтають, чи тануть,
приходить після ночі сивий ранок,
та сивина вже як весняний сніг...

От і розтала: сонце і блакить!
І птах – не дрон! – по синяві летить!

*

Я нарисую: меня уже нет.
Только от имени медленный свет,
а за окном облака, как река,
лижутся с кленами как!

Я нарисую: стихи, как стрижи,
быстро сбривают, как серпики, жизнь.
Ленты невидимых, тающих дней...
Может помянем? – налей!

Я не хочу ничего поминать,
и никого, я строптива, как мать.
Дети земли не должнs уходить!
Жизнь, словно свечка, горит, не чадит.

Вновь я рисую: под солнцем трава,
жизнь-одуванчик упрямо жива,.
Хоть разлетелись седые шары –
всё это до благодатной поры.

Бог научил эту жизнь воскресать,
слушать сквозь смерть певчих птиц голоса.

Жаль что убитым наука не впрок,
только живым урок...