Вторая оборона Севастополя
ПОЭМА
ЭПИГРАФ
Есть города на теле Богом данной Родины
С особенной, немыслимой судьбой,
Их имена звучат трагической мелодией,
Их память отзывается мольбой.
***
Помнит Великая наша страна,
Кровью – в скрижалях её имена –
Тех, кто огонь вызывал на
себя,
Шёл в штыковую, врага не щадя,
Пел кто сквозь слёзы «В землянке», любя…
Помнит!..
***
Есть в Севастополе в забытых переулках
Невидимая тихая тропа,
По ней весной вдоль каменных уступов
Проходит тень седого моряка.
Тяжёлые шаги ступают к кромке моря,
Туда, где чайки над волнами спорят,
Причал нашли последний на века
Два корабля средь вод пучины неприветной,
С тех пор всё ждут зов маяка ответный –
Их разговору внемлет сердце старика.
Под сенью звёзд – отметин пуль – на небе тёмном,
Под ветками побегов миндаля
Их голоса звучат над берегом негромко,
И отзывается им глухо в такт земля.
В боязни пропустить хотя б частицу слова
Старик глядит в морскую бездну снова,
И речь неспешную он слышит лишь едва,
Она полна всей горечи воспоминаний
Страны на долю выпавших страданий
О городе, когда в него пришла война.
Друг с другом шепчутся морские канониры,
Июньской ночи поминая темноту,
Когда с крестами в небе тихом бомбардиры
Повсюду сеяли багровую беду.
И содрогнулся город, изготовясь к бою,
Разряжен воздух, всё слилось в тревоги вое.
А смерть вела уже свои подсчёты –
В воронках у истерзанных домов
Стояли души первые без слов –
Мать, дочь и внучка Леночка пред вечности полётом.
Но у защитников нет паники и страха,
И город, что в тельняшке был рождён,
Отёр кровь обгоревшею рубахой,
Встал в оборону, позабыв, что значит сон.
Морзянкой выстрелов стучат зенитки в небо,
И город просит пороха и хлеба,
В готовности стоять сколь будет воли.
Один моряк – моряк, два – взвод, три – рота,
Залёгшая в укромных ДЗОТах,
И всем им не знакомо чувство боли.
Сплошным потоком через крымские просторы,
К позициям Ишуньским запоздав,
Войска Приморской армии шли скоро,
С Одессой попрощавшись, но не сдав.
Всё веря в безусловность «Барбароссы»,
Манштейна армия жгла крымские покосы,
Но в Севастополя вторую оборону,
Отваги всем являя образцы,
Вливались быстро русские бойцы,
Чтоб враг застыл от причинённого урона.
Стал первый бой попыткой штурма с ходу,
Залп батареи, – как начало всех начал.
Врага колонну в боевой тревоге
Иван Заика точным выстрелом встречал.
Огнём дышали безымянные высоты –
Пронумерованные обороны соты.
Жидилов сам наводит пушку без прицела,
И командиры собраны, без лишних слов:
Октябрьский, Петров и Моргунов –
А Лещенко стоит у 35-ки верной.
Есть в мире много бастионов неприступных.
Стен камня кладка – это сила всех фортов.
Но Севастополь беспримерен духом,
Здесь героизм – основа всех основ.
Границы выверены линий обороны,
Окопы-одиночки врыты в склоны,
Плавбатарея ждёт врага на внешнем рейде,
С Кавказа – транспорты и крейсера бессонно
Ведут снабжение ночами гарнизона,
Ощерившись стволами артиллерии.
Осадный город станет русским арьергардом.
Шлёт в Севастополь из заснеженной Москвы
С надеждой Родина скупые телеграммы:
«Держаться надо вам, держите строй, сынки!»
И здесь держались из последних сил расчёты,
Себя взрывали, не сдаваясь, ДОТы…
Оборонительный район ждал штурм повторный.
Декабрьским утром полыхнула вновь земля,
Беда огонь всё вызывала на себя,
И крест на храме обратился знаком створным.
Вгрызаясь в каждый сантиметр земли бесценной,
Дым взрывов с воздухом мешая пополам,
Герои шли в бессмертие священное,
Стволы орудий разряжая по врагам.
В зубах сжимая бескозырок ленты,
Морские дьяволы летели чёрной смертью.
И недруг, скованный десантом, контратакой,
Огнём бесстрашный город поливал,
Но, измождённый, между неприступных скал
Остановился в безуспешности наката.
А Севастополь замер перед зла затишьем,
Залечивая раны не спеша,
Весна у моря к лету подошла неслышно,
Крепилась города уставшая душа.
Ночами скрытно прорывались с боем
К защитникам бесстрашные конвои.
Дышало жизнью всё под сенью страшной смерти,
После налётов город воскресал,
Скамейки красил и завалы разбирал,
И госпиталю помогали дети.
Но враг коварен и июньским утром ранним,
Всю ненависть свою зажав в кулак,
Бомбёжек мраком накрывал отчаянно –
Штурм третий начинался так.
Пылали г;рода артерии-дороги,
Крошилась, скальная, разрывами порода,
Но не сдавались люди, вырастая из земли,
А враг бомбил Владимирский на Херсонесе,
Он Панораму бил фугасным повсеместно,
И гибли, прорываясь в город корабли.
Пять дней тяжёлой беспрестанной канонады.
Под миномётным несмолкающим огнём
Удары «Доры», «Карлов» – порождения ада,
Пожаров зарева – и ночью, словно днём.
Но ужасался враг увиденной картине:
Вновь поднимались в бой не люди – исполины.
И здесь ковался образ будущей победы –
Спасали Мурманск, и Москву, и Ленинград,
Глотая сажу пороха, вдыхая пепла смрад,
И вечность шла за ними тихо следом.
А город с криком вновь срывался в контратаку –
Сгоревший мученик двух страшных оборон.
Сквозь боль крыла парящий правым галсом,
Здесь русский дух не плавился огнём.
Прощальной надписью на уцелевших стенах
Потомкам завещали здесь победу.
И люди, крепче камня, на века
Держали оборону в окружении,
В те дни Земля своё замедлила движение,
Запоминая взгляд солдата, моряка.
И уходили, чтоб вернуться через время,
И оставались, чтобы помнили всегда.
На горизонте катеров застыли тени,
Сковала город горькая беда...
Они вернут его – он русский от рождения!
И будет сброшен ига мрак и наваждение!
И мерно вторить будет метронома звук
Под майским светом ежегодным,
Запомнив, как с причала шёл, отчаянный и гордый,
Не в силах бросить 35-ку Кабалюк…
И в Севастопольских могилах, что на горках,
В изломах замолчавших батарей,
Фронтов кровавых каждодневных сводках,
Воронках перепаханных полей.
В тылу, где всё для фронта, для победы,
В осадном чёрном долгожданном хлебе –
Здесь Родины начертано нам имя,
Священен города здесь каждый камень,
Священная земля, познавши пламень,
Бессмертной памятью пульсирует поныне…
Стоит старик на берегу, в глазах застыли слёзы,
Речь кораблей совсем уж не слышна,
Лучей рассветных солнце морю дарит россыпь,
На небе нет уже Медведицы ковша.
А в мыслях грезятся ему друзья былые,
Товарищи родные полковые,
Мальчишки, светом озарявшие улыбки,
Они собой закрыли эту землю,
Их души всё потомкам молча внемлют,
И не было им права на ошибку.
Старик прощается с пустынным тихим морем,
Шлёт крестное знамение кораблям,
Каков бы ни был здесь закат, – всегда приходят зори,
Об этом помнят Керчь, Москва, Смоленск и Сталинград.
Здесь нами не забыт никто,
Ничто не позабыто!
И книга памяти времён навеки здесь открыта,
Ведь Родины историю вершат в бою сыны,
И, подчиняясь беспрестанно воле высшей,
Вновь растворяются вдали шаги неслышно –
Моряк уйдёт, но лишь до следующей весны…
21.03.2025
Свидетельство о публикации №125050901178