Обезьянка с Литейного проспекта

Написано по мотивам реальных событий.

Глава 1

Лидочка прибежала встречать папу из дальней комнаты, где жили все её игрушки – две куклы, медвежонок и деревянный заяц в красных штанах и синей курточке. Услыхав дверной звонок, - два длинных и один короткий, девочка опрометью метнулась в прихожую – так звонил только папа!
С замиранием сердца она ждала, когда папа, подхвативший трехлетнюю дочурку на руки и закруживший в парадной, поставит её на пол – раньше она обожала, когда папа так кружил её, но сегодня все её мысли были захвачены одним – папа обещал Лидочке сюрприз.
Папа у Лидочки был добрым, сильным, весёлым и очень любил дочку и её маму – Глашу. Одно не нравилось Лидочке – папа часто уезжал в командировки и его не бывало несколько дней, а то и недель. Потому, что папа работал судьёй, но не тем, который заседает в суде, а футбольным, который бегает по зелёному полю, грозно свистит в свисток и показывает провинившимся игрокам красные и жёлтые карточки.  Папе приходилось очень много ездить по соревнованиям, и по нашей советской стране, и даже за границу. Но, здорово было, что из командировок папа всегда привозил Лидочке и маме какие-то гостинцы. Но в этот раз, похоже, он привёз что-то особенное, потому что вид у папы был очень загадочный и таинственный.
Лидочке ужасно хотелось узнать, что же такое скрывает папин потрёпанный в разных поездках, старенький чемоданчик. Но она была воспитанной девочкой, и не торопила папу – принесла папе полотенце – ведь ему было нужно умыться с дороги, пока мама Глаша накрывала на стол.
И вот уже после ужина, для всех собравшихся и любопытствующих, наконец скрипнула створка чемодана, и на свет появилась…
- Ой, кто это?  - удивлённо спросила Лидочка. Это точно была игрушка – розовая мордочка с лукавой улыбкой, коричневое тельце с длинным хвостом, маленькие ручки и ножки, похожие на лидочкины, нежная бархатистая плюшевая шёрстка…
- Это же обезьянка!! Мама, смотри, - это обезьянка!! – вдруг поняла Лидочка. Она видела весёлых озорных обезьянок в детской книжке. Обезьянки жили в далёкой Африке, а Лидочка – на Литейном проспекте в большом городе Ленинграде, и Лидочка даже подумать не могла, что у них в квартире может появиться почти настоящая обезьянка! Обезьянка была довольно большая, почти как соседский кот Котофей, который обожал бродить по веткам дерева за окном квартиры.
Мама тоже с восхищением смотрела на необычную игрушку.
- Толик, но она же, наверное, ужасно дорогая? – с просила папу мама Глаша.
- Глаш, ну не мог я устоять, смотри, какая красавица – почти как настоящая мартышка! – папа улыбался, довольный произведенным эффектом.
- Папа, а где она жила раньше, в Африке? – спросила Лидочка.
- Не знаю, Лидочка, может быть, только она приехала со мной из города Гамбурга, он находится в Германии, там у нас проходил футбольный турнир, - и вот позавчера я шёл после соревнований по улице, и в одной витрине увидел эту обезьянку. Она так мне улыбалась, что я сразу понял, что она ужасно хочет поехать к одной маленькой девочке по имени Лидочка, пришлось взять её с собой.
Теперь ты её хозяйка, береги её.
- А как её зовут? – поинтересовалась Лидочка.
- Ты знаешь, доча, я вот как-то не спросил, так что ты сама можешь назвать обезьянку, дать ей имя, какое захочешь.
- Мам, пап, а можно я назову её Шоколадка? – Лидочка ужасно любила шоколад, а шёрстка обезьянки была так похожа цветом на это замечательное лакомство.
- Конечно, можно! Пусть будет Шоколадка.
Так Шоколадка поселилась у Лидочки на Литейном проспекте в большой коммунальной квартире, с соседями, где у Лидочки и родителей было целых две комнаты.

Глава 2

Шоколадка жила у Лидочки уже почти два года, когда однажды летом, вместо того, чтобы пойти с Лидочкой в зоопарк, родители сели у стола и напряжённо слушали и слушали радиоприёмник, который вместо весёлых песен, звучащих по воскресеньям из его коричневой коробочки, разными голосами, суровыми и озабоченными, говорил и говорил слово «война».
Лидочка не очень понимала, что такое эта самая война, ей казалось, что это какое-то чудовище, которое рычит и бросается на людей, и может даже оторвать ногу или руку – как у соседа дяди Пети из их коммуналки. Лидочка как-то спросила дядю Петю, почему у него нет руки, и он сказал:
– Война проклятая, деточка, война. – а больше ничего не сказал, и только, как обычно при встрече, вытащил из кармана карамельку, пахнущую табаком, и вручил Лидочке.
Весь день родителям было не до неё, Лидочки. Папа зачем-то начал собирать вещи в свой чемоданчик, с которым ездил на соревнования, а мама ему помогала и плакала. Лидочка сидела на диване в комнате родителей и баюкала Шоколадку. Потому, что Шоколадка же тоже ужасно расстроилась, она тоже очень хотела в зоопарк, посмотреть на других обезьянок. Но Лидочка, как хозяйка Шоколадки, конечно же, должна была свою маленькую подружку успокоить – она пела ей песенки и рассказывала про смешных обезьянок, которых они обязательно увидят, только в другой раз.
На следующее утро папа Толя уехал. Лидочка с мамой провожали его до трамвайной остановки. Шоколадка на руках у Лидочки смотрела грустными глазками-пуговками, как будто понимала, почему беззвучно плачет мама Глаша и трёт кулачком глаза готовая разреветься Лидочка.
Папа поднял Лидочку с Шоколадкой на руки и крепко-крепко поцеловал дочку, прошептал ей в ушко:
 – Не нужно плакать, Лидочка, а то Шоколадку измочишь всю. Мы с тобой обязательно встретимся. Я вернусь, доча, и привезу тебе гостинцы, видишь, чемодан с собой взял!
Потом он ещё раз обнял маму, и вскочил в трамвай, тронувшийся с остановки.
Больше папу Лидочка не видела.
Мама Глаша, которая раньше, до войны, не ходила на работу – гуляла с Лидочкой, готовила вкусные завтраки и ужины, теперь уходила каждый день на учёбу. Когда она возвращалась, от неё пахло лекарствами – мама училась на медсестру. В доме обосновались толстые справочники,в некоторых из них даже были рисунки, которые Лидочка любила рассматривать.
Лидочка уже была большой и самостоятельной – ей уже исполнилось пять лет, поэтому она не боялась оставаться дома одна, да и дядя Петя с тётей Наташей присматривали по просьбе соседки за девочкой, а суп погреть и отрезать хлеба, и даже помыть тарелку Лидочка уже умела.
Но, несмотря на то, что пять лет – это уже очень много: не четыре и тем более не три года, как некоторым несмышлёным малышам, первой воздушной тревоги Лидочка очень испугалась: так громко завыла сирена из репродуктора на столбе возле дома, и совсем рядом послышался тяжёлый удар, как будто великан ударил изо всех сил ногой по огромному барабану. В комнату, где Лидочка укладывала спать кукол, зайца и Шоколадку, вбежала испуганная тётя Наташа, схватила Лидочку на руки и побежала с ней в подвал. На стене подъезда несколько дней назад нарисовали стрелку, указывающую вход в бомбоубежище.
Они сидели в бомбоубежище, и тётя Наташа прижимала к себе Лидочку и что-то про себя тихонько шептала. А великан всё топал и топал. Лидочка заплакала – она очень боялась, что великан растопчет и их дом, и Шоколадку. И ещё она испугалась за маму - вдруг та попадётся на пути страшного великана, которого тётя Наташа назвала Бомбят, ясно же, что этот великан совсем не добрый, что тогда может случиться?
Через некоторое время грохот утих. Кто-то вошёл в подвал, спросил – все целы? Это была дворничиха из их дома, Лидочка ее хорошо знала – та даже давала зимой Лидочке лопату – сгребать снег, это было очень весело и интересно!
– Тётя Наташа, а Бомбят уже ушёл? – спросила Лидочка соседку.
– Да, моя хорошая, ушёл, пойдём домой, скоро мама придёт.
Лидочка поскорее побежала домой, она очень боялась за своих кукол, и особенно за Шоколадку. Но, оказалось, что всё было в порядке, игрушки дремали в своих кроватках, видно, они не так сильно испугались, как тётя Наташа и Лидочка.
Мама пришла поздно вечером, очень усталая и заплаканная. На её одежде была пыль и красные пятна.
Мама сказала тёте Наташе:
– У нас сегодня занятий не было – отправили помогать в больницу, очень много раненых – несколько больших домов разбомбили фашисты, жители не успели спрятаться в убежища.
А потом мама объяснила Лидочке, что это не великан топал по городу, а проклятые фашисты с самолётов бросали бомбы, чтобы как можно больше убить и ранить людей в Ленинграде. И если Лидочка услышит сирену, она должна очень торопиться спрятаться в бомбоубежище.


Глава 3.
Эта осень была совсем не весёлой.  Каждый день Лидочке приходилось узнавать новые слова, которых она никогда не слышала в мирной жизни. Война принесла с собой много горьких и страшных слов: мама приходила с работы – она уже работала в госпитале, и рассказывала о раненых. 
Когда у неё появлялась свободная минутка, она брала Лидочку за руку, и они шли отоваривать карточки (это было ещё одно новое слово, означавшее маленькие бумажки с разными словами, которые Лидочка уже даже могла прочитать: хлеб, сахар, мясо, рыба), без этих бумажек даже добрая продавщица тётя Тома из булочной в доме напротив, ничего не сможет продать.
Из кондитерской исчезли любимые лидочкины конфеты и пирожные, и вообще всё чаще Лидочка видела огорчённое мамино лицо, когда они долго стояли в очереди, а еды купить удавалось совсем немного.
Лидочка уже знала, что Бомбят – это не страшный великан, а злые люди, фашисты, которым совсем не жалко никого из русских, советских людей, и поэтому они прилетают на гудящих, точно осы, самолётах и сбрасывают бомбы на Ленинград.
Они с мамой и тётей Наташей после той, первой бомбёжки заклеили окна полосками бумаги крест-накрест, чтобы взрывами не повредило стёкла, Лидочка тоже помогала маме – подавала ей полоски, разложенные на полу.
Новое слово «светомаскировка» означало, что вечером нужно обязательно плотно-плотно задёрнуть тёмные шторы, чтобы ни один лучик не пробился наружу, и фашисты не смогли разглядеть лидочкин дом и в него прицелиться своими бомбами.
Ещё было слово «зажигалка», которое означало, что старшеклассники Саша и Серёжа из пятой квартиры снова будут дежурить на крыше дома во время авианалёта с большими клещами и хватать этими клещами плюющиеся искрами маленькие бомбы, чтоб утопить в бочке с водой, установленной тут же, на крыше.
И слово «обстрел» – когда страшный великан начинал топать по городу, хоть и не было слышно тяжёлого воя фашистских самолётов, но под его тяжкими ударами рассыпались стены домов, а на уцелевших стенах оставались щербины, как на утоптанной земле, когда мальчишки играют в ножички. Обстрел бывал часто внезапно, и не все успевали спрятаться в убежища. Однажды, в октябре, когда уже с больших деревьев опадали листья, и дворничиха целыми днями выметала их двор,   страшный грохот обстрела раздался совсем рядом с домом, и Лидочка, игравшая во дворе со своей Шоколадкой, еле успела забежать в подвал.
Когда обстрел закончился, Лидочка поднялась по ступенькам из подвала, где стояли скамейки и сколоченные из досок лежанки, и увидела лежащую ничком дворничиху тётю Тосю, которая не шевелилась, а из-под её тела пробивал себе дорожку в пыли красный ручеёк. Лидочка наклонилась, потрогала тётю Тосю, но та не шевелилась, и ничего не говорила. Тогда девочка побежала скорее домой, звать тётю Наташу. Когда та выскочила во двор, возле дворничихи уже стояли дед Степан из третьей парадной и Саша и Серёжа. Они стояли молча, у деда Степана странно подёргивалась щека, а у Серёжи по щекам катились слёзы, но он их словно не замечал, просто стоял и молча смотрел. Так Лидочка узнала новое слово – смерть. Злые фашисты убили добрую тётю Тосю, в этом была ужасная несправедливость. Лидочка заплакала, обнимая свою верную подружку Шоколадку.
Вечером вернулась мама. Как всегда усталая, сильно похудевшая. Она принесла Лидочке немножко каши в баночке и, грустно смотрела, как её круглолицая в прошлом, розовощёкая девочка, капризничавшая раньше за столом и плевавшаяся сладкой манной кашей с маслом, теперь вылизывает ложку и выскребает баночку с холодной пресной кашей на воде.
– Лидочка, норму хлеба снова уменьшили.  Я думаю, тебя нужно отправить на Большую землю.
Слова «Большая земля» Лидочка тоже узнала недавно. Вместе со словом «блокада». Блокада означала, что Ленинград окружили фашисты, и не выпускают никого из города, и не дают привезти ленинградцам хлеба, картошки – никакой еды. Так объяснила Лидочке мама, а вот на Большой земле блокады нет, и там детям дают вдоволь и хлеба, и каши, и даже сладкий чай.
Лидочка очень хотела сладкого чая, но она даже думать не могла, что она куда-то уедет от мамы. Но маме нельзя было в «эвакуацию», куда она собиралась отправить Лидочку. Она была послушной девочкой, но в этот раз Лидочка горько расплакалась, потому что она очень боялась остаться одна, – папа ушёл на войну и только иногда от него приходили бумажные треугольнички писем, которые дочке читала мама, а если ещё и мама будет далеко, как тогда быть Лидочке?
– Ну, ладно, – сказала мама Глаша, посмотрим, может, всё ещё обойдётся, не плачь.
– Мамочка, я буду всё-всё делать, я уже большая, я и посуду буду мыть, и печку топить, только не нужно меня эвакуировать, пожалуйста! – ревела Лидочка.
Первая блокадная зима пришла в Ленинград злыми морозами, ветром и снегом, словно сговорившись с фашистами уничтожить как можно больше жителей города. В доме на Литейном проспекте осталось совсем мало жильцов. Несколько семей уехали в эвакуацию, ушли на фронт Саша и Серёжа, дядя Петя переселился на завод, где работал на станке – точил болванки под снаряды, тётя Наташа, получив похоронку на старшего сына, тоже уехала помогать невестке, у которой было трое детей, куда-то на Васильевский остров. В соседней квартире умерла от голода и холода одинокая старушка – у неё не было сил дойти по морозу до булочной и отоварить карточки.

В большой квартире, где жила Лидочка, стало совсем тихо. Время от времени мама брала дочку в госпиталь, где дежурила сутками, а то и по несколько суток – людей не хватало, а больных, раненых, обмороженных ленинградцев всё прибавлялось. Там девочке доставалась иногда ложка-другая больничной каши или супа, и было не так холодно, как в квартире.

Но  однажды мама Глаша с Лидочкой пошли домой – маме дали наконец-то выходной, нужно было выкупить хлеб по карточкам, набрать воды, затопить печурку-буржуйку, которую им установили в самой маленькой комнате, маленькую комнату было легче протопить – туда переехала кровать, где они с мамой спали теперь одетыми и под грудой одеял и пальто, там поселились и лидочкины игрушки. Лидочка охладела в последнее время к своим куклам, и только Шоколадку везде носила с собой, разговаривала с ней, вспоминала со своей плюшевой подружкой дни, когда папа приносил настоящий шоколад и разноцветные леденцы-монпансье, а мама пекла вкусные пышки и всегда Лидочке подкладывала побольше варенья, в которое можно было макать горячее душистое тесто.

Мама, по приходу домой, затопила буржуйку обломками старого шкафа, стоявшего в их квартире в передней с незапамятных времён, и взяв бидончик и  хлебные карточки, наказала дочке ждать её, она сходит в булочную и на реку Фонтанку, набрать воды – выходной дали на целых три дня.

Глава 4.
Лидочка посидела возле буржуйки, подбрасывая щепочки в огонь, и слушая, как неподалёку снова топает великан – звуки обстрела то удалялись, то приближались. Но в подвал она не побежала, в последнее время она перестала бояться этих звуков, они стали привычными. Лидочка вообще почти перестала бояться – чувство постоянного голода заглушало даже страх. Вот и сейчас она сидела у огня, пока не почувствовала, что начинает дремать. Мамы всё не было. За окнами начали сгущаться сумерки.
 
– Наверное, в булочной большая очередь, – сказала Шоколадке девочка. – Давай заберёмся в кровать, будем ждать маму там.
Под ворохом одеял и одежды Лидочка, прижав к себе обезьянку, задремала.
Утром мама не пришла. Лидочка, выбравшись из кровати, увидела, что буржуйка совсем погасла и уже даже остыла – металл недолго держит тепло. В комнате было очень холодно, на столе, под салфеткой Лидочка нашла кусочек чёрного хлеба – маленький, со спичечный коробок. Этот блокадный хлеб был такой чёрный, что Лидочка уже не раз думала, что, наверное, его делают из угля, потому, что мука же белого цвета, это она знала хорошо.
Лидочка съела этот кусочек, но голод только стал сильнее, в животе было больно, очень хотелось ещё хоть капельку чего-то съестного. Воды в доме тоже не было – вчера Лидочка выпила последнюю, нагрев в жестяной кружке на буржуйке. Это был «чай», только без заварки и без сахара. Просто горячая вода.

Лидочка вышла на порог парадного. Мамы нигде не было видно. Она закричала:
– Мама, мамочка, ты где? – ей казалось, что она кричит очень громко, но на самом деле её слабенький голосок не было слышно даже за десять шагов. Ветер, поднимающий позёмку, бросил в Лидочку пригоршней снега, больно обжёгшего ей щёки.
Девочка вернулась в квартиру, залезла в кровать – там было теплее, прижала к себе Шоколадку. Она почувствовала от своей плюшевой подружки какой-то вкусный запах – так пахли опилки, которыми была набита игрушечная обезьянка. Лидочка взяла в рот лапку обезьянки – на несколько мгновений рот наполнился сладковатым привкусом, и Лидочка вспомнила, как однажды, когда ещё не было войны, мама варила варенье, и Шоколадка свалилась, макнувшись передними лапками прямо в таз с сиропом. Как мама ругалась на Лидочку, когда оттирала игрушку – и шкодницей назвала, и плохой хозяйкой! Эти воспоминания заставили девочку тихо заплакать, и слёзы катились по щёчкам, впитывались шёрсткой верной подружки.

Лидочку нашли только через месяц. Дворники обходили квартиры, собирали погибших от голода и холода, чтобы захоронить в больших братских могилах. Мужчина, нашедший Лидочку, обнявшую свою Шоколадку с обгрызенными голодным ребёнком лапками, аккуратно высвободил обезьянку из рук девочки. Забинтовал повреждённые лапки и сунул игрушку в заплечный мешок. На столе в комнате оставил записку, где написал, что нашёл в квартире погибшего от голода ребёнка, приблизительно пяти-шести лет, и название кладбища, где Лидочку похоронят.
Дворник работал ещё и в детском доме, где в это время собирали детей для эвакуации, там ему накануне попалась на глаза девчушка по имени Настя, которая была очень похожа на Лидочку – такая же светловолосая, светлоглазая. Девочка сидела всё время в уголке, и было видно, что её ничего не интересует. Она была истощённой, с каким-то старушечьим взглядом: на глазах у девочки недавно умерла от голода её мама, папа погиб на фронте ещё раньше – малышку привели в детский дом соседи, которые ещё оставались в их подъезде. Они жили там же, на Литейном, неподалёку от дома Лидочки. Могли пойти даже в одну школу, в один класс. Об этом думал дворник, слушая перешёптывания детдомовских нянечек про Настю:
– Не жилица, похоже, вон ничему не рада, всё думу думает...
Повинуясь какому-то странному наитию, дворник и прихватил необычную игрушку с собой. Когда он достал её из мешка и положил на колени девочке, обезьянка улыбнулась Насте лукавой мордочкой и вдруг глаза маленькой «старушки» ожили, засветились интересом. Она схватила обезьянку и крепко прижала к себе.

Глава 5.
В далёком уральском городке много лет спустя молодая пара отмечала новоселье – им дали отдельную двухкомнатную квартиру! По традиции позвали в гости соседей, помогавших носить вещи новосёлов. Расселись чинно за столом. Дядька Игнат, пенсионер, отдавший много лет заводу, на котором недавно начали работу молодые инженер Василий  с женой Анастасией, внезапно посреди разговора замолчал, остановив взгляд на игрушке, разместившейся за стеклом буфета.
Потом встал, подошёл поближе, хрипло спросил молодых:
– Это откуда?
Настя удивлённо проследила за взглядом соседа, нахмурилась, сказала:
– Долгая история, дядь Игнат. Мне эта обезьянка, можно сказать, жизнь спасла. В Ленинграде, много лет назад. Мне её один человек подарил перед самой эвакуацией. Я с ней все эти годы не расставалась, она мне очень дорога.
– Настя, это ты? Детский дом, Литейный проспект..., да? – потрясённо пробормотал Игнат Иванович.
– Да, а вы откуда... Это вы мне её принесли? Вы? – Настя вдруг снова стала похожа на ту маленькую девочку, которой на колени положили удивительную игрушку, и из глаз её покатились слёзы.
А обезьянка с Литейного проспекта смотрела на людей. На этих удивительных людей, ленинградцев, переживших самое страшное, но снова научившихся радоваться жизни, и трудиться, и  создавать.