Спор в тени собора

Спор в тени собора 
(драматическая пьесса)

Акт I.

 Сумерки веры 

[Соборная площадь. Сумерки. Трое у статуи святого, покрытой голубиным помётом. Четвёртый — атеист — курит у фонаря.]

Сомневающийся (подбирая опавшие листья): 
"Эти листья — как страницы молитвенника, 
исписанные невидимыми чернилами времени... 
Кто даст мне лупу, чтобы прочесть 
последнюю заповедь, стёртую дождями? 
Я верю, но моя вера дрожит, 
как пламя свечи в руке эпилептика." 

Догматик (стуча тростью по плитам): 
"Глупец! Истина — это гранитный пол, 
где каждый узор высечен раз и навсегда! 
Ваши сомнения — плесень на витражах, 
ваши вопросы — дым от плохого ладана! 
Закройте глаза и следуйте — вот весь путь. 
Слепой достигает рая быстрее зрячего!" 

Философ (поправляя пенсне): 
"Любопытно... Если Бог — это свет, 
почему он создал так много теней? 
Вон те голуби — они святее нас, 
ибо не спорят о природе крошек. 
Может, рай — это просто состояние ума, 
где все противоречия становятся... мёдом?" 

Атеист (выпуская дым кольцами): 
"Ваш собор — красивая гробница, 
где хороните страх перед пустотой. 
Я предпочитаю мой чёрный кофе 
вашему вину, что вы называете кровью. 
Комфорт? Да — я выбираю диван, 
где можно любить без мыслей о грехе." 

Сомневающийся (к небу): 
"Но как вы объясните этот закат, 
это пурпурное безумие над крышами? 
Разве может слепая физика создать 
такую боль, такую... музыку? 
Я верю, но хочу верить иначе — 
не по учебнику, не по приказу..." 

Догматик (разрывая книгу): 
"Ересь! Каждый закат описан 
в 34-м послании к Коринфянам! 
Вы, как та бабочка у фонаря, 
сжигаете крылья на моих истинах! 
Бог — не поэзия! Он — приговор! 
И рай — лишь для тех, кто не задаёт вопросов!" 

Философ (задумчиво): 
"Интересно... Если в раю нет вопросов, 
то чем там занимаются вечностью? 
Может, наш спор и есть тот самый рай — 
пылающий сад противоречий? 
А ад — это где все кивают в такт 
и пьют чай с одинаковыми печеньями..." 

Атеист (смеётся): 
"Рай — это где нет ваших проповедей! 
Мой ад — это вечная воскресная месса. 
Я выбираю реальность: вот этот запах 
жареных каштанов и женской шеи. 
Ваш духовный комфорт — подушка 
для тех, кто боится спать без ночника." 

[Где-то бьют часы. Голуби взлетают, обсыпая спорщиков перьями и помётом.] 

Сомневающийся (вытирая лицо): 
"Посмотрите — даже птицы смеются 
над нашими претензиями на истину... 
Может, Бог — это просто голубь, 
который гадит на все наши системы? 
Я верю, но моя вера теперь 
пахнет голубиным помётом и ладаном..." 



Акт II.

Музыка сомнений

[Тот же соборный двор. Вечерние тени сплетаются в кружево на плитах. Из кабачка доносится шарманки плач.] 

Сомневающийся(гладит корявый ствол липы): 
"Дерево, скажи мне — твои корни пьют 
тьму или свет? Ты так молчаливо растёшь 
вверх, будто знаешь ответ... 
А может, ты просто забыло вопрос? 
О, как хочется верить без мук, 
как тебе, зелёный каторжник двора, 
чьи листья шепчут молитвы ветру..." 

Догматик (ломая сучок): 
"Молчи, романтик! Дерево — это столб 
для бича еретиков! Видишь эти кольца? 
Каждое — год, прожитый в послушании! 
Ваши сомнения — черви в его коре! 
Бог дал корни — ползи, дал ветви — кайся! 
А эти... (машет на листья) — всего лишь 
шум для прикрытия дьявольских шёпотов!" 

Философ (ловя падающий лист): 
"Странно... Этот жёлтый треугольник 
с дырками от дождей — точь-в-точь 
карта наших споров. Видишь — 
здесь река "Почему", здесь горы "Но", 
а это пятно... (смеётся) — вероятно, 
тот самый рай, где мы все 
перестанем жестикулировать как марионетки..." 

Атеист (прикуривая от фонаря): 
"Ваш Бог — старый шарманщик, 
что играет один и тот же вальс 
для голубей и пьяных девок. 
Я предпочитаю тиканье часов 
в борделе — там хоть честно 
говорят, за что платят. Духовность? 
Хорошее вино в подвале у священника!" 

[Где-то за стеной девушка поет похабную песню. Догматик крестится.] 

Сомневающийся (прислушиваясь): 
"Слышите? Её голос дрожит 
между "грешно" и "ах, как нежно"... 
Разве может грех звучать так, 
будто ангел забыл слова молитвы? 
Я верю, но моя вера теперь 
поёт похабные куплеты 
с разбитым сердцем в припевe..." 

Догматик (рвёт воротник): 
"Молчать! Каждое "ах" — гвоздь 
в ладони Спасителя! Эти ноты — 
змейки из ада в юбках! 
Покайтесь! (бьёт тростью по плитам) 
Рай — это тишина! Ад — 
это ваши дурацкие песенки 
и эти... (задыхается) вечные вопросы!" 

Философ (напевая): 
"Любопытно... Если ад — это шум, 
почему в монастырях звонят колокола? 
А райская тишина — не она ли 
виновата, что мы изобрели 
столько слов для пустоты? 
Может, Бог устал от молчания 
и создал джаз из наших грехов?" 

[Ночь. Фонарь коптит, освещая только лица. Где-то падает яблоко.]

Атеист (поднимая яблоко): 
"Вот ваш символ — червив и сладок. 
Ешьте — зубы сгниют, не ешьте — 
сгниёт в траве. Ваш выбор! 
Я выбираю сидр — пусть бродит 
в бочке моего безверия. 
Рай — это когда не болит голова 
после всех этих разговоров о вечном..." 



Акт III.

Последний аккорд мессира

[Полночь. Бар «У Падшего Ангела». На рояле — следы копыт. В углу дремлет жираф в подтяжках. За барной стойкой мессир Баэль, принявший облик поручика Ржевского]

Сомневающийся(крутя стакан): 
"Я так устал делить мир на чёрное и белое... 
Может, правда — это просто аккорд, 
который мы слышим по-разному? 
Поручик, налейте мне вашего самого 
тёмного вина — того, что пахнет 
первой любовью и последним 
днём осени... Я готов продать 
душу за один ответ, который не жжёт!" 

Догматик (швыряя четки в пианиста): 
"Молчи, Иуда! Это же сам Баэль! 
Видишь его тень — она жрёт 
свет от лампы! (крестится дрожащей рукой) 
Он... он играет фокстрот на костях 
святых! Вон там — в углу — 
его любовница Правда пьёт абсент 
с твоей мамзелькой! Это ад! 
Нет, это хуже — это Париж!" 

Философ (поправляя галстук-бабочку): 
"Забавно... Если Баэль — князь лжи, 
почему он единственный, кто называет 
вещи своими именами? Послушайте — 
его шансон честнее наших молитв! 
Мессир, спойте нам про то, как ангелы 
падают не вниз, а вбок — 
в кровать к стриптизёрше по имени 
Вечность... Ха! Вот это теология!" 

Атеист (заказывая ещё виски): 
"Наконец-то адекватный собеседник! 
Мессир, вы подтвердите — рай 
это просто невкусный мармелад 
для взрослых детей? Я готов купить 
ваш самый дорогой адский коктейль — 
«Расстрелянная совесть» с оливкой 
в виде черепа... Только без этой 
вашей демонской сентиментальности!" 

[Мессир Баэль вытирает бокал крылом и начинает петь хриплым баритоном] 

Баэль(играя на расстроенном рояле): 
"О, мои дорогие дурачки... 
Вы спорите, как слепые котята 
у миски с молоком вселенной! 
(достаёт из кармана череп Будды) 
Вот ваш Бог — он отлично служит 
пепельницей! Ха-ха! 
Рай? Это VIP-ложа для тех, 
кто вовремя подписал контракт. 
Ад? Обычный бар для поэтов..." 

Сомневающийся (в слезах): 
"Но... но где же любовь? Где..." 

Баэль (задувая пламя на коктейле): 
"Любовь, дитя моё — это когда 
двое делят один стриптиз 
в зеркальном зале времени! 
(подмигивает жирафу) 
Ваши мамзельки — просто тени 
от моих крыльев на стене! 
Поручик Ржевский? Ха! Он сейчас 
целует ваших жен в раю!" 

Догматик (в истерике): 
"Я знал! Всё это тест! Господь..." 

Баэль (взрываясь смехом): 
"Ваш «Господь» — мой старый 
партнёр по покеру! Мы играем 
на души уже 12 тысяч лет! 
(показывает фотографию: Иова в солярии) 
Видите? Он проиграл даже 
свою историю! А этот огрызок 
в бокале — последний поэт, 
который верил в слова..." 

[Философ вдруг начинает танцевать танго с тенью] 

Философ (кружась): 
"Восхитительно! Значит, истина — 
это просто... (спотыкается) 
минорная гамма на разбитых 
клавишах мироздания? Мессир, 
дайте мне ваш автограф 
на салфетке — я опубликую 
это как «Апокриф от...» 
Ой, вы же не подпишетесь, да?" 

Атеист (разбивая бокал): 
"Наконец-то кто-то сказал правду! 
Мессир, я готов стать вашим 
рекламным агентом! «Ад — это весело!» 
«Грех — это новые ощущения!» 
(достаёт блокнот) Мы сделаем 
из вашего бара сеть по всему миру — 
«McBaal» с игрушками-грехами 
в детских наборах! Гениально?" 

[Баэль вдруг становится серьёзен. Наливает всем по бокалу чёрного вина.]

БАЭЛЬ(монолог под аккомпанемент саксофона): 
"Слушайте, червяки... Я устал. 
Устал от ваших глупых споров. 
(показывает на каждого пальцем с когтем) 
Ты ищешь Бога в щелях паркета, 
ты — в пыльном фолианте, 
ты — в пустом бокале, 
а ты... (смеётся) ты вообще ищешь 
только своё отражение в витринах. 

Знаете, в чём ваша проблема? 
Вы думаете, что я — зло. 
Но я всего лишь зеркало, 
которое не лжёт. (поправляет галстук) 
Рай — это скучно. Ад — клише. 
Настоящая тьма — это когда 
вы сами гасите в себе свет 
ради комфортной лжи. 

Я мог бы забрать ваши души 
прямо сейчас. Но зачем? 
(достаёт визитку с номером 666) 
Вы уже сами продали их 
за лайки, за квартиры, 
за эту вашу жалкую «духовность» 
в удобной упаковке. 

Так выпьем же за вас, идиоты! 
За то, что вы верите в слова, 
которые ничего не значат! 
За то, что целуете кресты, 
пока ваши жены целуют 
почтальонов! Ха! 
За то, что даже сейчас 
вы слушаете меня 
и думаете: «А вдруг он шутит?» 

Нет, я не шучу. 
Но и не грущу. 
Просто... (пишет что-то на салфетке) 
Мне надоело быть вашим кошмаром, 
когда вы сами — кошмар 
для всего живого. 

Так что — до свидания. 
Оплатите счёт. 
И передайте привет 
тому, кого вы называете 
Богом... когда никто не видит. 

[Занавес. На сцене остаётся только гитара с одной струной и пустой бокал с огрызком.] 


Акт IV.

Танец пыльных ангелов


[Полуразрушенная часовня«У Последней Истины». Кладбище. Надгробия, кресты. Мессир Баэль жонглирует черепами, напевая отрывки мессы]

Баэль (Сомневающемуся, протягивая зеркало): 
"Вот твоя душа — треснутое стекло, 
где лицо распадается на семь «почему». 
Ты ищешь Бога? Посмотри в него — 
он сейчас чихает от твоих слез. 
Дух? Это пар от супа, который 
никогда не сварится! Ха! 
Ты — дитя, потерявшее соску-веру 
в метро между станциями «Да» и «Нет». 
Возьми мой совет: выпей луну из стакана, 
и она станет твоим единственным 
светильником в этом тупике. 
Но не плачь — даже трещины поют, 
если в них дует ветер отчаяния." 

Сомневающийся (разбивает зеркало): 
"Я... я не хочу быть осколком! 
Дайте мне целое небо, даже если оно вранье! 
Но как собрать пазл из дождя и воплей? 
Может, душа — это просто привычка 
к страданию? Мессир, вы же знаете... 
Нет, не говорите! Я сам — 
слепой щенок под диваном мироздания. 
Но даже щенки верят в солнце... 
Хотя лижут только лужи. 
Где ответ? В вине? В псалмах? 
В глазах прохожего, который 
сплюнул в мою разбитую душу?" 

Баэль (Догматику, надевая ему на голову горшок с геранью): 
"Ты — садовник абсурда! Твои догмы 
цветут, как грибы после лживого дождя. 
«Бог сказал!» — кричишь ты, но это 
твой желудок урчит от страха. 
Рай? Ха! Это твой чердак, 
где ты прячешь нагую святость! 
Смотри — твой «абсолют» протекает, 
как дырявая крыша над нищим. 
Ты бьешь тростью по лужам, 
но это твое отражение бьет тебя 
по морде истории. Умри тихо — 
твои кости станут удобрением 
для моих новых анекдотов о вере." 

Догматик (рвет на себе молитвенный пояс): 
"Я... я не... (задыхается) Это провокация! 
Сатана в костюме Арлекина! Ваши слова — 
гвозди в крышке моего гроба! 
Но я воскресну! Я... (падает на колени) 
Господи, почему Ты молчишь? 
Или это Ты смеешься в трубку 
старого телефона исповеди? 
Я больше не слышу гудков... 
Только шум крови в висках...

Баэль (Атеисту, вручая пустую рамку): 
"Вот твой портрет — идеально пуст! 
Ты гордишься этим? «Я — разум! Я — плоть!» 
Но твоя плоть пахнет страхом, как тухлая рыба. 
Ты отрицаешь ад? Тогда почему дрожишь, 
когда лифт застревает между этажами? 
Твоя «реальность» — это шкаф, 
где висят только твои костюмы-маски. 
Умри — станешь удобным аргументом 
для тех, кто верит в «ничто». 
Но даже смерть тебя обманет — 
ты проснешься в сне, который 
не сможешь объяснить. Ха! 
Прими мой тост: «За ничто!» 
Но не плачь — даже ничто плачет." 

Атеист (роняет рамку): 
"Я... я не боюсь! Ваши сказки — 
детский лепет вселенной. 
Да, я умру — как лампа гаснет, 
без аплодисментов. Но вы... 
вы — пыль на моих часах! 
Мессир, вы — клоун без цирка, 
ваш ад — декорация для тех, 
кто любит жевать трагедию. 
Но я... (смеется) Я выпью вашу тьму 
как кофе! Горько? Зато бодрит! 
А после умру — и даже 
не оставлю вам на память огурец." 

Баэль (Философу, рисуя в воздухе шахматную доску): 
"Ты — пешка, которая думает, что ферзь! 
Твои парадоксы — детские каракули 
на полях великой книги, которую 
никто не читает. «В чем смысл?» 
Ха! Это игра для крыс! 
Ты смеешься? Смейся громче — 
твой смех — лучшая музыка 
для моего ресторана абсурда! 
Сыграем? Ты — конь, я — смерть, 
но мы оба знаем: партия 
предрешена. Шах! 
Но не грусти — даже мат 
может быть красивым, 
если поставить его с улыбкой." 

Философ (переворачивает доску): 
"Прекрасно! Я обожаю проигрывать — 
это единственный честный итог. 
Мессир, вы — гениальный клоун 
в цирке без зрителей. Ваша тьма — 
просто отсутствие фонаря. 
Но знаете, что смешнее всего? 
Даже вы — часть вопроса, 
на который нет ответа. 
Давайте выпьем за это! 
За то, что мы все — 
рифмы в плохом стихотворении, 
которое пишет пьяный мессир.

[Все замирают. Внезапно гаснет свет. Когда он вспыхивает вновь, Баэль исчезает. Остаются только пустые бокалы и четыре тени на стене.] 

Сомневающийся (подбирая осколки зеркала): 
"Я — пазл из вопросительных знаков. 
Каждый осколок режет, но в крови 
я ищу свое отражение. Может, Бог — 
это тот, кто плачет, глядя на мои руки, 
истекающие «почему». Но я все еще верю — 
даже в трещинах живет свет. 
Я буду собирать себя, пока пальцы 
не сотрутся в пыль. А потом — 
начну сначала." 

Догматик (разглядывая разорванную книгу): 
"Страницы стали крыльями моли. 
Я больше не вижу букв — только дыры, 
где раньше жили истины. Мой Бог... 
Он теперь молчит, как телефонная будка 
на краю мертвого города. Я стучу — 
но эхо возвращается пустотой. 
Может, я стал этой пустотой? 
Нет, я... я буду молчать. 
Потому что в тишине 
даже ложь звучит как молитва." 

Атеист (разглядывая пустую рамку): 
"Я — портрет, который стер сам себя. 
Но разве это плохо? Пустота — 
лучший холст. Я буду рисовать ветром, 
пить дождь из лужиц, смеяться 
над вашими «душами», как над старыми анекдотами. 
Смерть? Она — мой последний эксперимент. 
Если я исчезну — значит, я был прав. 
Если нет... Ха! Тогда я научусь 
танцевать на ваших алтарях." 

Философ (поднимая опрокинутую доску): 
"Шахматы? Нет, мы играли в прятки 
с собственными тенями. Мессир проиграл — 
он забыл, что смех тоже часть уравнения. 
Я буду писать трактаты на салфетках, 
пить вино с призраками и искать 
красоту в трещинах. Бог? Возможно, 
он — наш общий псевдоним. 
Но это неважно. Важно, что 
пешка, превратившаяся в ферзя, 
все равно в конце попадает в коробку. 
А я... я просто переставлю фигуры 
и начну новую партию с ветром." 

[Занавес. На полу — осколки, пустая рамка и пятно вина в форме вопросительного знака.
Яркая вспышка и прямо над ними появляется небольшая площадка, вся окутанная дымом ладана]




Акт V.

Монолог Баэля
(возникает в клубах ладана, поправляя перстень с печатью завета)

«О, слепые путники на мосту из паутины! 
Вы — тени, пляшущие у костра, что сами же и разожгли. 
(обращаясь к Догматику, с лёгким поклоном) 
Ты — утёс в океане безумия. Твои догмы 
крепче адаманта, и даже ветер времён 
лишь полирует их грани. Твой Бог — меч, 
отточенный веками, и ты держишь его 
как последний страж в падшей крепости. 
Уважаю. Не за истину — за упорство раба, 
цепляющегося за оковы как за святыню.» 

(к Сомневающемуся, холодно улыбаясь) 
«Ты же — дождь без тучи. Пляшешь между «да» и «нет», 
придумывая лужи, чтобы увидеть в них звёзды. 
Твоя душа? Переливание пустоты в пустоту. 
Ты веришь в вопросы, как ребёнок верит 
в монстры под кроватью. Но вопросы — это щели, 
где прозябает страх. Ты не достоин даже ереси — 
ты просто шёпот в библиотеке, которую уже сожгли.» 

(к Атеисту, щелкая пальцами — в воздухе вспыхивает чёрное пламя) 
«Ты — пустой алтарь, где пауки плетут гимны ничтожеству. 
Гордишься? «Я свободен!» — кричишь, запертый в клетке 
своих органов чувств. Твоё «ничто» — это крик 
в утробе небытия, где даже эхо стыдится ответить. 
Ты умрёшь как песчинка в песочных часах — 
не замедляя падения, не оставив царапины на стекле. 
Даже ад не примет тебя — ты уже вычеркнут из книги, 
где чернила — это боль, а буквы — вздохи грешников.» 

(к Философу, перебирая чётки из черепов) 
«Ты — попугай в лавке древних. Твои парадоксы — 
плесень на хлебе мудрецов. Ты жуёшь слова, 
как нищий жуёт корки, выдавая это за пир. 
«Всё относительно!» — бормочешь, но сам дрожишь, 
когда ночью слышишь шаги в коридорах разума. 
Твоя философия — это блуждание по лабиринту 
с зажмуренными глазами. Ты умрёшь на пороге, 
так и не решив, стоит ли войти.» 

(обводит всех взглядом, и вдруг в его руках появляется чаша с кровью)
«Но вы все — листья на ветру моей воли. 
Догмы? Они переживут вас. Станут пылью 
в шкатулке вечности. Вера, сомнения, гордыня — 
это просто тени на стенах пещеры, где пляшет огонь, 
зажжённый не вами и не для вас. 
(поднимает чашу) 
Пейте. Догматик — свою слепую стойкость, 
Сомневающийся — вечное «может быть», 
Атеист — прах собственной значимости, 
Философ — вино из пустых слов. 

Завтра вы умрёте. Послезавтра — забудетесь. 
Но догмы останутся. Как остаются шрамы 
на теле истории. Как остаётся эхо 
от ударов молота по наковальне, 
где куётся ваша участь.» 

(исчезает, оставив чашу, в которой кровь превращается в ржавые шестерни часов)

Финал. На полу: раскрытый молитвенник с вырванными страницами, разбитые очки философа и песочные часы с застывшим песком. Из темноты доносится звон колокола. 

( Баэль здесь — не шут, а вечный архивариус, констатирующий тщету. Финальный образ с шестернями подчёркивает: даже догмы — лишь детали в механизме, чьи шестерни вращает неведомая сила.)



Акт VI.

Небесный кабачок

[Небо рвётся, как бумажный пакет. Архангел-женщина спускается, поправляя крылья из газетных заголовков. Мужчина лет сорока, блондин с длинными волосами и бородой в плаще из трамвайных билетов ведёт её под руку. Баэль, склонив колено, чистит ногти кинжалом.]

Архангел (доставая кофе из складок тучи): 
"Дети мои, не спорьте так громко — 
на небесах думают, что это гроза! 
(кивает Богу, тот достаёт из кармана 
семена подсолнухов и сеет их в трещины плит) 
Смотрите — ваш спор пророс сорняками 
между «да» и «нет». Мессир, встань — 
ты же знаешь, мы все здесь актёры 
в пьесе, где автор давно потерял рукопись..." 

Баэль (вставая, щурясь на свет): 
"Мадемуазель Архангел, вы прекрасны, 
как забастовка ангелов в час пик! 
А вы, Старина... (кланяется Богу) 
Ваш плащ пахнет дождём и бензином — 
это новая мода в раю? Или просто 
вы опять потеряли ключи от вечности 
в трамвае №7?" 

Архангел (разливая кофе по треснутым чашкам): 
"Сомневающийся! Твои вопросики — 
это птенцы, выпавшие из гнезда веры. 
Догматик! Твои стены — бумажны, 
но ты рисуешь на них фрески страха. 
Атеист! Твоё «ничто» — это лужа, 
где я стираю свои крылья по воскресеньям. 
Философ! Твои мысли — пуговицы 
на пальто времени — красивы, но всегда 
не на той петле..." 

Бог (молча раздаёт семена. Они прорастают 
в слова: «Мир», «Любовь», «Устал»). 
Один росток — «Ад» — он отдаёт Баэлю 
со взглядом: «Вырастишь как хочешь». 

Архангел(подмигивая Сомневающемуся): 
"Ты ищешь ответ? Он в пятне кофе 
на моей салфетке. Видишь — 
это лицо, или клякса, или карта 
страны, которой нет. Верь в кляксу — 
иногда это единственное, что остаётся 
после грозы вопросов. А если нет — 
купи себе попугая. Он будет кричать 
«Почему?» каждое утро вместо тебя." 

Догматик(роняя чётки): 
"Но... но где же истина? Где..." 

Архангел (поправляя ему галстук из тумана): 
"Истина — это старый сапожник, 
который чинит облака. Он глух, 
но зато у него золотые гвозди. 
(указывает на Бога, который 
чинит дырявый ботинок века) 
Видишь? Он даже не смотрит на нас — 
занят работой. Истина в том, 
чтобы подошва не отвалилась 
по дороге в магазин за молоком." 

Атеист (вертя в руках семечко «Ад»): 
"А что мне с этим делать? Посадить 
в горшок с цитатами Ницше?" 

Архангел (смеётся, как звон разбитой люстры): 
"Прорасти его под кроватью! 
Когда вырастет — пригласи на ужин. 
Ад — это когда ты ешь в одиночестве 
свой собственный страх, приправленный 
гордостью. Но можешь добавить 
лимон — вдруг станет легче..." 

Философ (разглядывая свой росток «Устал»): 
"А это... метафора? Или просто 
Бог устал от наших споров?" 

Архангел(укутыыая шею белым шарфом): 
"Нет, это совет. Посади его у окна, 
поливай вином по пятницам. Когда зацветёт — 
принеси мне букет. Мы украсим им 
небесный кабачок, где пьют звёзды 
и спят ангелы-неудачники." 

Баэль (садясь на плечо Богу, как попугай): 
"Слушай, Старина, может, хватит? 
Они даже рай испортят! Давай 
устроим потоп? Или я разолью 
шампанское по всем этажам..." 

Архангел (беря всех за руки): 
"Довольно. Занавес. 
(указывает на ростки) 
Ваши слова уже цветут. 
Догматик — пусть твой «Мир» 
станет скамейкой для усталых. 
Сомневающийся — пусть «Любовь» 
даст тебе пчелиные крылья. 
Атеист — сажай «Ад» в туалете — 
пусть корни прорастут в канализацию. 
Философ — нюхай «Устал» и смейся. 
А мы... (смотрит на Бога, который 
уже выражает нетерпение) 
Мы пойдём чинить луну — 
там опять дети стреляли из рогаток." 

[Исчезают. На земле остаются цветы из слов. Догматик поливает «Мир», атеист кормит «Ад» сигаретным пеплом. Философ смеётся. Сомневающийся целует пчелу. Баэль машет из дыры в небе, роняя пустую бутылку.]




Акт VII.

Монолог Бога в перерыве

Мессир Баэль, старый мой партнёр по бриджу, 
ты проиграл, поставив на их гордыню. 

Люди, вы — рассыпанный пазл в трамвае. 
Догматик! Твои скрижали — мел на асфальте. 
Сомневающийся! Твой вопль — лучшая молитва. 
Атеист! Твой бунт — детский плач 
за брошенной маской. Философ… 
Хватит жевать мои цитаты! 

Баэль, видишь — они рисуют меня то грозой, 
то кошкой, спящей на диване вечности. 
Пусть. Я устал шить миры из их снов. 
Сегодня я буду бродягой с гармошкой — 
пусть догадаются, что в каждой ноте 
спрятан ключ от сломанного рая. 

Люди, ваш спор — детский кулич в песочнице. 
Догматик лепит башни, Атеист топчет, 
Сомневающийся плачет над формочкой «Почему?». 
А я? Я поливаю это всё из лейки 
с надписью «Случай», пока Баэль 
ворует совочки для своего сада. 

Мессир, хватит ржать за кулисами! 
Ты же знаешь — я давно не автор, 
а зритель с дешёвым биноклем. 
Рай и ад — два билета на трамвай, 
что везёт нас в никуда под грохот 
их сердец, стучащих как колёса. 

А теперь — тишина. Или нет… 
Пусть философ допьёт свой кофе, 
сомневающийся найдёт под столом пепел письма про веру, 
атеист украдёт часы у вечности, 
догматик заснёт, как ребёнок. 
Баэль, идём — пора чинить луну. 




Акт VIII.

Баэль, собираясь за Богом, вставляет пять копеек:

Догматик, твои стены — бумажные замки. 
Страх склеил их слюной святой воды.
Рай? Пустой альбом для ваших каракуль.
Вы молитесь, а Бог устал от ваших воплей.
Истина — это яма, где гниют 
ваши мечты, обёрнутые в цитаты.

Сомневающийся! Твой вопль — детский фейерверк.
Ты ловишь ответы ситом из дыр.
Душа? Старая кукла с выпавшим глазом. 
Веришь в закат, но боишься рассвета.
Спроси у голубей — они смеются,
клюя крошки ваших «вечных вопросов».

Атеист, твой бунт — плевок в лужу.
«Ничто» — просто дырка в кармане времени.
Ты отрицаешь ад, но дрожишь ночью,
когда ветер стучит стихами Екклесиаста. 
Смерть? Билет в кино, где экран
заполнен вашими же фантазиями о вечности.

Философ, ты жуёшь слова безвкусно.
Истина? Девушка, что смеётся за углом.
Ты гонишься, спотыкаясь о собственные тени.
Рай — это диван, где ты
задыхаешься от «воздуха» своих теорий. 

Архангел! Ты — бармен в кабачке.
Разливаешь свет, но пьёшь за стойкой.
Бог? Это ответ для ваших иллюзий.
Ваши — танаха вчерашних сенсаций.

Вам больно? Но это ваше лицо.
Играйте дальше в прятки с вечностью.
Ад — ваш смех за спиной.
Рай — тишина, когда вы 
наконец заткнётесь. Ха! Вот и всё.




Акт IX. 
Почти финал 

Сомневающийся:
Слова рассыпались, как бисер в грязи. 
Где тот мост между «да» и «нет»? 
Может, Бог — это шрам от детства? 
А душа — синяк, который не проходит? 
Зачем небо, если дверь в него 
заколочена нашими же вопросами без ответа? 

Догматик:
Истина — это гвоздь в стене времени. 
Вы, черви, грызёте корни Его башни! 
Рай — крепость, ад — ваша лень. 
Каждое «почему» — плевок в лицо вечности. 
Сомнения сожгут вас, как солома в огне. 
Молчите и следуйте — здесь нет дверей. 

Атеист:
Ваш Бог — детская сказка про каши горшок. 
Душа — это газ, выходящий из трупа. 
Рай? Скамейка для идиотов с гитарой. 
Я выбираю виски и тлен на губах. 
Смерть — лучший аргумент против неба. 
Дайте мне факел — спалю ваши мифы. 

Философ:
Истина — это женщина без нижнего белья. 
Мы все — статисты в театре абсурда. 
Бог — то чего нет в учебнике физики. 
Ад — очередь в кассу метро. 
Сомнения — единственная валюта бессмертных душ. 
Дайте мне кофе и тишину библиотеки. 

Баэль: 
Ваши молитвы — фальшивые купюры в моём казино. 
Бог? Страж с ключами от пустоты. 
Смерть — дешёвый фокус для детей. 
Я смеюсь над вашими крестами и атеизмом. 
Ад — это вы, когда снимаете маски. 

Архангел:
Крылья — это бремя, которое вы называете светом. 
Бог шьёт миры из ваших кошмаров. 
Рай — пустая рама для ваших снов. 
Сомнения — гвозди, на которых висит вечность. 
Я раздаю надежду, как флаеры у метро. 
Любите боль — она последняя, искренняя. 

Бог:
Я устал чинить часы ваших вселенных. 
Догмы — это пыль на моих инструментах. 
Ад — ваш смех за моей спиной. 
Рай — детский рисунок на холодильнике. 
Вы все — опечатки в чужом стихе. 
Баэль, хватит воровать души из рая! 



Акт X.

Финал

Сомнения вросли в плиты, как мох. 
Догмы заржавели, как гвозди в осеннем дожде. 
Атеист спит, обняв пустую бутылку вечности. 
Философ рисует усы на портрете Баэля. 
Архангел роняет перо в лужу крови. 
Бог чинит луну, проклиная свою работу. 

Голуби клюют крошки слов на площади. 
«Рай» и «ад» слились в граффити. 
Кто-то плачет, читая объявление о потерянной душе. 
Баэль продаёт билеты в никуда за поцелуй. 
Архангел пишет смс: «Приходи, обсудим вечность». 
Бог ставит чайник на галактическую плиту. 

Философ нашёл ответ в трещине известняка. 
Догматик заперся в шкафу с пустыми скрижалями. 
Атеист целует тень, думая, что это истина. 
Сомневающийся разбил зеркало — теперь их двое. 
Баэль танцует танго с чёрной дырой. 
Архангел стирает крылья в автомате за углом. 

Бог уснул, и время остановилось. 
Догмы растаяли, как сахар в холодном кофе. 
Атеист вдруг вспомнил молитву из детства. 
Философ прибил парадокс к двери собора. 
Сомневающийся нашёл ключ — но потерял дверь. 
Баэль смеётся, роняя семена нового апокалипсиса. 

Архангел купил кроссворд и газету «Вечность». 
Бог слушает мольбы, заполненные чьими-то страхами. 
Догматик рисует мелом рай на асфальте. 
Атеист пишет письмо: «Ад, приходи. Будет весело». 
Философ сжёг все книги — греется у костра. 
Сомневающийся зашивает рот нитками из тишины. 

Финал — это дырка в кармане неба. 
Баэль машет рукой: «Спектакль окончен, идите домой». 
Архангел дарит всем по перу из своих крыльев. 
Бог выключает свет — остаются тени. 
Остаются тени, как
огрызки яблока, забытые на краю стола. 

Danise Lapkin
2025