Демон желания. Глава5

Глава5. Утро после, или Завтрак на грани нервного оргазма

Вера проснулась оттого, что кто-то водил по её позвоночнику серебряной ложкой. Медленно. Извиваясь, как змея, решившая поиграть в симфонию.
Открыла глаза. С потолка свисали шелковые оковы. На стене — канделябр, источающий сладкий аромат... амброзии и посткоитального разврата.

Вера была на кровати. Или, скорее, на троне из бархата, греха и чьих-то тёплых дыханий.

На ней не было ничего, кроме нашей старой знакомой — пары очков и следов от плётки, которые почему-то напоминали буквы древнего языка. Вероятно, это было слово «принадлежит».

Лукреций сидел в кресле у изножья. На нём — чёрный халат, который больше открывал, чем скрывал.

Он читал «Камасутру для чайников» и пил кофе из чашки с надписью «I ; Sins».
— "Ты выглядишь… разрушенной. И это комплимент."
Вера попыталась что-то сказать, но из её горла вырвался только влажный стон и цитата из Вирджинии Вулф.

В этот момент дверь открылась, и вошла Кельма. В латексе. С подносом.
На подносе — каша, кнут и фаллоимитатор с автографом какого-то архангела.

— "Завтрак готов. Выбирай, что войдёт в тебя первым."

Вера захохотала. Искренне. Громко.
Она поняла, что возвращения нет. И ей это нравилось.

Кельма подошла ближе и, вместо того чтобы кормить, надела Вере ошейник.

— "Сегодня ты будешь молчаливой девочкой. Только звуки. Ни слова. Слова — для тех, кто читает. Ты — та, кого читают."

И тут началось.
Не игра.
Ритуал.
Лукреций встал. Сбросил халат.
Он был идеален. И беспощаден.
Он прошёлся по Вере — взглядом, пальцами, кнутом.
Кельма управляла.

— "Руки — за голову. Колени — шире. Спина — как у грешницы, готовой к исповеди телом."
Плеть — шёлк.
Пальцы — команда.
Вера — инструмент.
Она была выворачиваема.
Она была разбираема на части.

Она была книгой без обложки, в которой писали не чернилами, а влажностью и властью.
Кельма нашептывала пошлости на латыни.

Лукреций касался её точек так, будто знал, в каком году она впервые посмотрела порно и как именно сидела в кресле, когда это случилось.

— "Ты ведь хотела раствориться? Тогда забудь, кто ты. Отныне ты — глагол."
Крики Веры — глухие, сдержанные, рвущиеся изнутри — стали молитвой.
Она не кончала.
Она принимала пророчество.

На потолке медленно проявилась новая надпись:
"Мораль удалена. Реальность: не отвечает. Объект «Вера» — переписан. Вкус: бесстыдный."

И лишь где-то в углу, среди всех этих шелков, плётей и туманных стона, мирно светилась настольная лампа.
Н
а ней болталась табличка:
"Добро пожаловать в Чистилище удовольствий. Вы можете выйти в любой момент… но вы же не захотите."