Хрустальный рыцарь

Хрустальный рыцарь в бдении своём
На склоне гор, искрящихся потоком,
Стоял перед людьми и перед Богом,
Берёг удел обширный день за днём.

И, проходя сквозь призрачный хрусталь,
Лучи играли сотнями соцветий,
Песком сквозь пальцы сыпались столетья,
А он стоял, вцепившись взглядом в даль.

Ни до него, ни после мир не знал
Ни верности, ни стойкости подобной.
Как камень, что упрямо точат волны,
Но он оберегает свой причал.

Восторга бытия немой вассал,
Стоящий над землёй упрямой тенью.
Он видел зарождение империй,
Он будет лицезреть и их финал.

И вьются кружева его судьбы –
Никем не потревоженные нити,
Хранит упрямо скорбную обитель
Тот лавр, что не способен дать плоды.

Но вот однажды в тихий летний день,
Когда закат крестом сходился с морем,
В привычном для души его дозоре,
У ног своих приметил рыцарь тень.

С усилием он взгляд свой опустил.
Тот взгляд, что был привычен видеть небо
И, повторяя нить блужданий Феба,
Следил за продвижением светил.

Тот взгляд, что не смущает красота
И не тревожат язвы и уродство,
Тот взгляд, что создан видеть только звёзды,
Но миг, чтоб опустить его, настал.

В его ногах шутливый аквилон
Оставил чьё-то маленькое семя.
И показать способно только время,
Какой же в нём раскроется бутон.

Закрыл глаза хрустальный исполин,
Прислушиваясь с робким изумленьем
К заметному едва сердцебиенью,
Что тихо доносилось из земли.

Вокруг него ни травы, ни цветы
Не смели оставлять своих побегов.
И скалы, будто тронутые тленом,
Привыкли к хватке этой пустоты.

И рыцарь сам порою размышлял,
Какая сила пьёт так жадно соки,
Что иссушает корни и истоки,
Но истины он так и не узнал.

И вдруг вот здесь, в размолотой пыли,
Почти неслышно шепчется живое –
Нездешнее, какое-то чужое,
Со странной жаждой где-то там, внутри.

Летели дни, он молча созерцал,
Нельзя сказать, что с вящим интересом –
В бессмертии весь мир безглас и пресен,
Но в то же время он чего-то ждал.

Росток зацвёл осеннюю порой,
Когда огнём окрашены деревья,
Чарующей и сладостной сиренью
Взорвался он однажды под луной.

Хрустальной плоти сумрачную гладь
Он оплетал решительно и крепко,
Как будто обнимая человека,
Способного и жить, и сострадать.

И вздрогнул в ту секунду великан,
Почувствовав, как крохотные ветви
Его обвили медленно, но верно.
Он в это миг услышал океан.

Услышал, как звенит прохладный ключ,
Увидел, как спускается с предгорья,
Бежит и утопает где-то в море
Цветущий изумрудной гранью плющ.

Хрустальный рыцарь видел и познал,
Весь мир ему открылся на секунду,
Должно быть, также видел всё Иуда,
Когда свою петлю в руках свивал.

И в этот миг, нежданно для себя,
Покрылся исполин узором трещин.
Один лишь вздох, но стал ценою в вечность.
Он знал – над ним последняя заря.

И, свой последний взгляд направив вниз,
Вдохнул он аромат своей сирени.
К корням её припав без сожаленья,
Он наконец постиг, что значит жизнь.

Его века, прошедшие, как сон,
Не стоили и краткого мгновенья,
Несущего такое наслажденье,
Когда ты с миром будто в унисон.
…
На склоне гор, на дальних берегах,
Цветёт сирень и тянет руки к звёздам.
В её корнях, искрящийся на солнце,
Пристанище обрел хрустальный прах.