Мне счастья было мало, Нашёл мешок из сала!

Бывает, что после расставания с любимой, наступает такой момент в жизни мужчины, когда он внезапно начинает искать женщину.

Не ту, что досталась на вечеринке.
Не ту, что мелькает на рекламных щитах, клянча скидку на пельмени.
А свою. Родную.

Ту, с которой можно молча смотреть в одну точку и понимать друг друга без слов.
Ну или хотя бы ту, с которой можно будет нормально сидеть на диване и чесать пузо, не вызывая у себя же чувства вины.

Друзья, видя, как я, брошенный и несчастный, смотрю на мир и на холодильник с тоской, сказали:
— Пора, брат. Интернет тебе в помощь.
И открыли передо мной бездну по имени "Мамба".

Там было всё.
Их было много.
Как рыб в мутном озере:
Блестят хвостами, бьют по лицу сообщениями, обещают любовь до гроба.
Только гроб желательно золотой и к нему обязательно серьги с бриллиантами, кольца с бриллиантами, в общем, всё с бриллиантами...

Я сразу написал условия, чтобы отделить зёрна от плевел:
— Ресторанов нет.
— Клубов нет.
— Подарков нет.
— Хотите любви — милости просим но начнём с "Макдональдс".

Странное дело: после этого мои фанатки куда-то исчезли.
То ли стали вдруг стеснительными, то ли желудок стали к фастфуду готовить.

И тут она.
Прекрасная незнакомка:
Глаза — космос, фигура — прямая угроза разуму, сознанию, воле, свободе и жизни.
Фото такое, что даже терялся интерес ко всему, что интересовало раньше.
Девятнадцать лет счастья в чистом виде.
В общем:
— «В ЗАГС — так в ЗАГС».
Пишет озорно, смеётся, цитирует Пушкина.

Словом, беру билеты в рай:
Два дня в Сергиевом Посаде, экскурсии, монастыри, духовное возрождение, а так же смородина, малина, клюква, сёмга на мангале.
Всё как у людей.

Договорились, что если она опоздает, то я её встречу на станции Сергиев—Посад со следующей электрички, поскольку к этой должны подъехать друзья.
А мы пока закупимся в магазине продуктами.
Сидел я, значит, в электричке, в последнем вагоне.
Ждал.
И уже когда закрывались с шипением двери, как последний пар из самовара, застопорив двери, вломилась в вагон ТЬМА.
В буквальном смысле.
Тьма плотная, ухмыляющаяся, пахнущая ванилью, куриными окорочками и майонезом.

Я то думал, что она опоздала…
И вдруг она мне звонит, и я понимаю, что вызов идёт от этой огромной бабы.

Она — моя невеста.

Размером — ну как...
Если бы "Титаник" выжил, пришвартовался бы к нашему перрону и крикнул: "Здрасьте, я по переписке!"

Подмигнула, чмокнула меня в ухо так, что в ухе зазвенело, и сказала: — Приветик! Узнал?

Не узнать было трудно.
Не узнать — это значит отрицать Святую Троицу и происки Лукавого.

Пассажиры смотрели на нас как на новое цирковое шоу.
Кто-то хихикал, кто-то записывал происходящее на телефон для внуков.

И тут, чтоб уже окончательно утопить мою репутацию, она на весь вагон заорала:
— А чё ты удивляешься?! Это фотка старая! Мне там шестнадцать! Сейчас я просто... как бы это...
(и многозначительно погладила живот двумя руками, как древний буддийский монах своего Божественного Пузо)
— ...гормоны шалят! Но если будешь радовать меня в постеле почаще — похудею. Серьёзно!

В этот момент хотелось убежать. Куда угодно. Даже к Пушкину в Болдино.

Но судьба решила иначе.
Мы сидели вдвоем на трёхместном сидении.
Точнее, я сидел, она оккупировала пространство так, что, если б к нам пытался подсесть ещё кто-то, его бы просто вдавило в стенку.

Ехали мы так полтора часа.
За это время я узнал о гормонах, о диетах, о её борьбе с весом и о планах на троих детей и маленького котика.

На перроне меня уже встречали друзья.
Бодрые такие, жизнерадостные, не знающие ещё, какая тоска сейчас сядет им на плечи.

Они посмотрели на меня.
На неё.
На меня.

И молча впали в ступор.

Когда она обняла меня своим массивным крылом и радостно сообщила "Мы приехали вместе!", у друзей началась клиническая фаза недоверия.
Когнитивный ступор.
Нервный тик.
И в глазах у каждого стоял немой вопрос: "Как?!"

В машине нас было много, мест мало.
Мне пришлось ехать на ней.
Не рядом — на ней.

И машина издавала скрежет и стоны.

На подъезде к даче, машина села пузом на землю, как уставшая черепаха.
Вытолкали мы машину только после того, как моя подруга — с грохотом и тяжёлым вздохом — была эвакуирована наружу.

На даче — новые зрители, новые глаза.
Девушки друзей.
И… — моя бывшая…
Все смотрели так, будто я вышел из машины с гигантским слоном на поводке.

И бывшая, ядовито улыбаясь, прошипела: — Уже до слонов доразмножался гад...

За столом мы ели мало.
Потому что всё ела она.
Оливье и мясные нарезки исчезали в процессе подачи.
Даже хлеб — тот стоически остающийся всегдашний хлеб — и тот был съеден.

Ночи я боялся.
Боялся за свою судьбу, за свою спину, за свои лёгкие.
Боялся, что она меня ночью найдёт, обнимет, и я исчезну, как картофельное пюре под её вилкой.

Поэтому бродя по участку, я договорился с друзьями, что притворюсь будто бы подвернул ногу.
А один из друзей повезёт меня в травматологический пункт на мотоцикле, ну, что бы вдруг ОНА не намылилась со мною.
Друг приехал на мотоцикле, эвакуировал меня, как раненого героя с поля боя.

А она осталась.
Доедать запасы.

Вернувшись в Москву, я сменил номер и на всякий случай провайдера.

И понял:
Иногда одиночество — это не кара, а милость.