реквием

началось как у всех — с бирки
и закончилось тоже ею:
прикованный чёрною ниткою
стол ледяной собой грею.

мухи — не гниль, а повод;
я как будто второй раз родился
знаю — сегодня меня обмоют —
конечно, я ж только вчера вкатился.

я гость ещё свежий, я — незнакомец
среди знакомых холодных людей
свет. тоннель. темнота. мастер анатомий
входит робко под плач матерей.

их нельзя пугать, но им нужно
проводить нас в последний путь;
в тот самый момент, натужно
мастер вводит мне ножичек в грудь.

крови нет, ха, а в детстве я трусил
и не верил мамы словам
а правда: «как комарик укусит» —
нож резанул меня пополам.

это был мой последний уверенный выдох —
словно ежик резиновый сдулся.
и назло, на закатанных глаз орбитах
образ твой киноплёнкою растянулся.

интересно, а сейчас ты придёшь ко мне?
ведь потом меня вовсе не станет
считай, я — кино, только держи билет
и смотри, как кишка моя в банке встрянет.

даже сейчас, пока меня мёртвого мочат
я никак не могу забыть.
прости, но к тебе приурочат
смерть мою, так тому и быть

и это окажется правдой
если б не был жмуром — подписал бы
даже если б горел, пропитался сажей
я оставил бы росчерк корявый.

я б кричал, как в горлину раненый
на самой людной самарской площади:
«это она всё!» — визжал бы менту в рожу пьяненький
но я скромный и
тупо
тебя
упустил.

*

меня зашили. обмыли. я закончил свою диатрибу*
по себе самому, напоследок хотел сказать:
я в самом начале знал, что погибну
и сейчас всё отдал, чтоб за тебя умирать.

1.09.23