За чашкой чая

Сижу я в деревне, в окно светит солнце - на вид, как лампа,
Которой нет в комнате. Нынче весна. Значит, скоро дамба
Защитит от воды. Впрочем, в этих местах и болота опасней.
Восемнадцать мне. Оттепель. Март. Что же в мире прекрасней...

Было времени много, сейчас всё приходится красть у стрелок;
Вброд проходя, можно было и шорты стирать под водой, нынче мелок
Стал рукав у реки; раньше жизнь представлялась, как зёрна,
Только-только проросшие, сейчас всяк готов увядание встретить покорно.

Облака проплывают, на вид, как актёры, что роли играют
По-разному в разном кино, на себя всё подряд примеряют,
Пугают, под час вдохновляют, но смертны они, и вслух
Боюсь промолвить, как часто догорает под солнцем их пух.

Майский жук будет скоро, зажужжит, что пожароохрана,
Нервно убавит звук взмывшего только что аэроплана,
Дети забегают с сетками, путаясь в травах пятками,
Хозяйка развесит бельё, пока день не вернулся с осадками.

Сижу я в деревне. Пью чай, и гляжу, как из чашки глядит
Отраженье - с утра улыбнётся, в полдень поморщится, в вечер рябит.
Воробьи за окном ищут ветки, где прицел их не сможет достать,
Хорошо, никогда не давала мне совесть в кого-то стрелять.

Вспоминается детство, что осмыслено, мало сказать лишь в последние дни,
Там, где в памяти лес разрастался нынче в ряд раскинулись пни,
Открывая все дали, но мозг, как Земля, не плоский,
Потому, самый мрак отдалён от поставленной точки полоской.

Скоро что-то изменится, вряд ли замечу, хоть взгляд обеспечу
И светом, и ясностью, только закат в том же месте я встречу.
И лишь эта деревня будет дымами и после клубиться.
Мне теперь восемнадцать. Куда же я стал по весне торопиться...