Обглодан голодом по тебе

Раскалённый закат, стремящийся к красноте твоих губ,
Одинокая ночь, синевой питающая тощйи мой труп.
Твои локоны в перецветии лунного света,
Моё тело в предсмертии с самонасильственным следом.

Твоё тело - небесное, моё тело - холодное,
Одно "но" и тысячи молчаний вновь,
Но мне не в новь.
Точно кошмар есть явь,
Ошущение облегчения лишь мясо с души сняв.

Презрение к моему существованию и безразличие к моей смерти,
Твоей грации чувственной чевствование и лучезарного милосердия
Твоего сердца горящего,
И взгляда пьянящего, ты невозможно-настоящая.
Моё каждое слово - тебя восхваляющее.

Ты доказательство теории невероятности, и я бы с радостью к нулю свёл всю свою ярость,
Но явность невозможности этого мне в данность, недосягаемость твоей прекрасности.
Хоть перекрестись, от тьмы акстись, но стиснет грудь что не вздохнуть ни в жизнь,
И скопы боли не разгрести.

Не сжимать твои руки, не чувствовать твоего дыхания на моём горле,
В бессилии неисчеслимые сутки, сердце точно вырвано с корнем.
По всему пространству твоё отсутствие внеразмерное неразмеренно разместилось,
Хоть душу в жертву вознести, но не удостоюсь твоей милости, тебя в лик всевышних возвести
Было естсесвтеннее всех истин.

Обглодан голодом по тебе, я душой дотемнел до морока да теней,
Я сгорал дотла что не сталось и костей, долго таЮ в себе желание сказать тебе "прости".
Помню стекали словно воском твои слёзы на вокзале Московском, касания точно лезвия,
Даже остались на кистях полоски, и кто это если не я?

А что меня категорически огорчает:
Где-то в недрах московского метро по вечерам не я тебя встречаю, не на моих повисла ты плечах,
Не со мною исполняется твоя мечта, не мне ты на любовь любовью отвечаешь, и не в моих отражается очах.
Но в моменты печали, что молебно-отчаяны, я вспоминаю ТЕБЯ и улыбаюсь слегка, невзначай.

Моё сердце в той шкатулке с "Поцелуем" Климта, я отразился в серьгах тех жемчужных,
После твоих когтей меня ласкала только бритва, и ожоги пузырятся от касаний чуждых.
Я пережиток брошенный, ненужный, но мне так память разум кружит.

Мне снова твой образ снится, мои губы всё на твоих ключицах,
Мне это любо, и для меня ни за что не заключится.
Я остался на тех фотографиях, но создавал ту явь не я,
Но наш тандем, теснящийся в объятиях.
В своих проклятых писаниях, желанием не угасая, всё мечтаю о твоих косаниях,
Не веря во вменяемое Кассандрами тебе являлся я на завтра и во снах.

Две любви в одном пламени, но моё тело по глади Стикса сплавили,
Две любви в одном пламени, и их мы сплавили.
И даже само пекло наши чувства обжигали,
И даже времени не зыблемы мы, ведь обожали.

В твоих чарующих очах что глубже ночи, я увяз в песках зыбучих точно, но нарочно,
Только вспомню - так до дрожи, и моральное состояние мне памяти не дороже.
В паранойе вижу тебя в проходящих незнакомках, мне так и тронуться не долго,
А у неё такая же заколка...
Смертью закалка, но снова слабость при воспоминании,
Воспаление уничижения и события вне комнаты не воспринимаемы.

"Если не хочешь быть со мной, то хотя бы приснись,
И во сне, обязательно, обворожительно улыбнись".
Прощай моё всё, навсегда, мы исчезли, какие бы слова из меня не лезли,
Прогулка по остриям лезвий, на плоти вырезанная надпись "вместе".

<<Твоё "прощай" - это невыносимо>>, и я невзначай последние теряю силы,
Я никому столь строк не посвящал, мне твой взгляд ласковый путь из марка освещал.
Долговязкая тоска до внутренностей обласкала,
Как осколком колким языком.
Время прогоркло, но не суть мне его сколько
Пройдёт, вспоминаю лик твой я с икон.

На старом месте встречи всё жду тебя извечно, раскурочен, изувечен, но как приятен был тот летний вечер...
Прошлое дотлеет да через вечность, не меньше, и я возлогаю снова себе вину на плечи.
Возможно так мне будет легче, возможно смертью я помечен,
Но всё миную чтоб с тобою снова лечь, в объятия что меня лечат.