2 глава

Художник идёт по пути создания образов, очищая картину от всего лишнего, он стремится к раскрытию главного смысла бытия. А где брать эти самые образы, подскажет сама природа.

Решили мы как-то изведать заветный пруд, который недавно облюбовала стая лебедей, в надежде не только посмотреть на прекрасных птиц, но и запечатлеть их, если предстоит такая возможность. Путь предстоял неблизкий, до зари пустились вниз по реке: мелко- ряска на весло, вода тихая, спокойно переливается в первых лучах июньского солнышка. Прохор Никитич затянул ласковую песню, подпевая из далека приносимого журавлиного пения, мы слушаем, любуемся как светлеет лес, наполняясь жизнью.

Плыли мы так около часа, скоро высадились на берег. Ноги затекли от долгого неудобного сидения, а тут бережок светлый, тёплый, прям чудесный и белоствольные берёзки кудрявыми головками машут, приглашают к соседству и звенит вода в родничке на все переливы. Напились мы жадно холодной воды, а затем все попадали отлежаться. Говорить совсем не хотелось, а внутренне всё весело, и по-прежнему полно разговоров.

Через час снова в путь. А идти надо было через болото. Хлюпанье воды под сапогами, резкий запах тины, кружение комаров перед лицом, - приятного мало. Один Лёшка у нас улыбается, то медовую стрекозу приметит, что пролетает у самого его носа, то лягушку поймает:
– Никак жена твоя, Алёшенька! – шутят ребята и смеются. – Ну ка, поцелуй Василису!
– Сами с лягухами целуйтесь. – отвечает им нагло Лёшка. – Меня лебёдушка ждёт.

Только к позднему вечеру вышли к сосновому лесу, на землю уже опускались сумерки. Собрали наскоро шалаш из сосновых веток, развели небольшой костерок в стороне, спасение от комаров, но наши старания пошли крахом, скоро нашей спаленкой овладели муравьи, а нами страх.

В распадке ещё последний свет полосой был, учитель бросил: Приходи вчера!, метнулся в этот свет и исчез, а в бору темень, глаз выколи, и часу не легче: то стук какой, то ворон каркнет и где сук отвалится, и скрипнет в темноте вековое дерево, шмыгнет мышь, устроит шорохи в траве – и весь ты от этого вздрагиваешь, напрягаешь зрение, слух, и уже и смех кажется какой раздаётся вдали, видишь чудище вылазит прямо из- под земли, постоянно меняя свои формы, ветер заводит свою опасную игру в тонких кронах длинных сосен, и кажется, что деревья меняются местами, переходят с места на место.

В общем сковал нас страх несусветный, а Лёшка так вообще как в опере рот разинул, и – ООО, ААА – из стороны в сторону, гримасничает значит. Темно вокруг, а мы смотрим как его лицо и облик весь, как будто освещен и всё действие как на ладони, и видим, что чудище из –под земли, не чудище вовсе, а обычный пень, а Лёшкино удивлённое лицо таким выглядит смешным, что страх весь улетучивается, как не было его. И, Прохор Никитич, давно уже стоит за нами с горящей лощиной в руках, и понимаешь, что всё игра и опускается тихо за спиною покой, снимая накопившее напряжение.
Всё отступает, разгоняя ночные грёзы.