Дневник 194

  Прогулка в солнце и лазурь меня не сильно порадовала: мороз ночи и снега делали своё дело. Птиц не слышно. Кроншнепы выжили. Видел чёрных дроздов. И хотя сегодня и тепло, и солнечно, и бешено всё тает, но только ветер шумит в лесах. Да ещё и пёс мой, Тихон Иванович, затерялся где-то в них... Не в первый раз, конечно, маленький охотник исчезает во время моей прогулки или жены... Пёс удивительной выносливости, энергии, любознательности. Это иногда и подводит. Нет дома вот уже почти восемь часов.

  Рассказ Чехова «Печенег». Читал его во второй раз. Экзистенциональная тоска! Снова и снова думал о тоске как категории русской, как о вещи для нас фундаментальной. Никто так не передал в русской литературе вой повседневности, тоску неизбывную необразованщины, претензии пустоты и глупости, смертельного морока жизни без смысла, как Антон Павлович. Жмухин Иван Абрамович, офицер в отставке. Скотское безразличие к двум великовозрастным сыновьям… Огонёчек робкой надежды в слабенькой и несчастной душе Любовь Осиповны, жены занудного и словоохотливого изверга, забитого, робкого существа. И жаль в рассказе только её. Стыд, а с другой стороны, деликатность частного поверенного, оказавшегося случайно в капкане, в заточении душной и бессмысленной беседы с философствующим подлецом, в душной ночи, с мухами и осами, без сна… Истории, рассказанные Жмухиным случайному гостю, бесстыдные и жестокие: выпороли княжну на Кавказе, потому что слезами довела военных, оплакивая мужа, помещик и приказчик его, бесчеловечно, изуверски относящиеся к рабочим (приказчик, бродяга, нищеброд, по слову хозяина не выдает по субботам расчёт, а за то его бьют рабочие, хозяин платит ему по десятке за «крест» такой…).
  Небо «мёртвых душ» висит над смыслами и чувствами рассказа Чехова, над душой Жмухина. И только бесконечно жаль Любовь Осиповну.
  «Вы мне надоели!» - кричит от ворот частный поверенный. «Убил бы скотину!» - слышим мы перевод в неделикатном варианте…
  «О тоска! Через тысячу лет мы не сможем измерить души…» (А. Блок) Наверное, русская тоска будет размываться с годами в нас, выветриваться из нас, исходить, смягчаться цивилизацией, обретая лицо «европейское», теряя свой могучий поэтический потенциал.

  Всегда с огромной благодарностью воспринимаю отношение Пушкина к традиции, к предшественникам и современникам. Уважительное, бережное, сыновнее...
  Подсчитал сегодня: в романе "Евгений Онегин" упомянуто больше ста имён русских и зарубежных авторов! А сколько реминисценций, скрытых намёков, откликов в нём! Взять, к примеру, Жуковского. Пушкина взял только одну строчку из наследия друга, наставника в качестве эпиграфа к пятой главе, но в текстах разлито десятки перекличек с его элегиями, балладами, стихотворениями, посвящениями, эпистолярией. И хоть другие имена чаще упоминаются в тексте романа, но ни у кого нет такой глубинной переклички с Пушкиным, героем-Автором, как и Василия Андреича.
  Среди русских писателей - Ломоносов, Озеров, Державин, Гнедич, Вяземский, Баратынский, Языков, Дельвиг, Грибоедов, И. Дмитриев, Фонвизин, Каверин, Княжнин, Шаховской, Чаадаев, Шишков...
  Список зарубежных авторов значительно объёмней: от Гомера до Байрона (Апулей, Цицерон, Шатобриан, мадам де Сталь, Саади, Цицерон, Гёте. В. Скотт и многие-многие другие). Это придаёт роману, его смыслам глубокую объёмность.
  Не говорю уж о мифологии, фольклоре...