к пушкину

"россия вспрянет ото сна" -
сказал поэт, предвестник воли,
сердцами жег свои глаголы,
глаголами жила страна.
он в ней известен в каждом крае:
от финнов, до друзей степей.
его считали негодяем,
но был он всех других честней.
присягу дав, не посягнулся
предать друзей и веру в них,
перед царем не пресмыкнулся,
не постыдился полковых.
он был с народом,
шел с ним в ногу,
из африки рабов был родом,
и знал души чужой истоку,
нашел ключи к сердцам иных.

но о регалиях и почестях
мы долго можем говорить.
не забываемся в условностях
и продолжаем эту нить.
великий пушкин, солнце наше,
погибло. стало только гаже
о саша, на кого оставил?
кому ты музу предоставил?
призвание не передал,
умчался быстро, как запал
от револьера твоего,
ты часто поднимал его.
был верный друг, защитник, брат,
ты вместе с ним кричал "виват!"
и рьяно рвался в смертный бой,
не поведя даже губой.
нет, не было в руках ни дрожи,
ни капли страха на глазах,
ты отбирал у слуги вожжи
и мчался к ним на всех порах.
к свободе, к братьям-декабристам,
и даже пред самим царем
сознался: была бы воля, ты б со свистом
стоял бы с ними, там, живьем.

но вновь ушли не в ту стезю мы,
ты захватил иных умы.
простить прошу меня, читатель,
в числе их новый обожатель.

стекая каплей по щеке,
прошу, чтоб было все по мне:
чтоб в роковой тот день, в руке
ты всеж не дался в слабине.
молю, господь, услышь молитву
искорени его грехи,
чтоб только пережил ту битву,
чтоб только он писал стихи.
но он не слышит, он не внемлет,
и не изменит он судьбы.
и перемены не приемлет,
и не откажет от борьбы.

ох, саша, как же трудно ныне,
смотреть в портрет твой без стыда,
когда в мире царит гордыня,
и не исчезли никуда
помещики и дворянины.
лишь маску изменив, они
выстреливают в наши спины,
а пулю ты в себя втяни.
обломки наши самовластья
сменялись много-много раз,
но череда этих несчастий
не отпускает, будто сглаз.
за что боролись наши предки?
когда взойдет уже звезда?
иль будем доедать объедки,
пока не стянет нас узда?