Хрупкий свет

Ты — тихий свет во тьме ночной, 
Как звёздный отблеск в небесах. 
Мы пьём из чаши, напиток неземной, 
Но знаем: счастье — лишь в земных делах.

Как тень ветров, что шепчутся с листвою, 
Твой голос льётся в сумрак бытия. 
И пусть весь мир рассыплется золою, 
Ты станешь вечностью, храня любовь мою.

Но время — змей, точащий дни, как зёрна, 
И радость — краткий миг в тумане снов. 
Пусть боль и мрак, как тени, в сердце мчатся, 
Я не отдам тебя, мой свет, часов.

Мы — два крыла в полете над пучиной, 
Где вечность стонет в пенном забытьи. 
Пусть рок обрушит нас кручиной-бурей, 
Я выпью тьму, но не отдам, прости.

И если смерть, как вьюга, нас настигнет вдруг, 
И пепел дней развеет бездна пустоты, 
Твой свет во мне, как в звёздный вечер круг, 
Пребудет навсегда, не зная суеты.

Так пусть же миг, как вино, струится зыбко, 
И пусть судьба грозит нам за труды. 
Я приму всё — и боль, и тьму, и гибель, 
Лишь бы с тобой пройти сквозь пустоту.

Авторский комментарий к стихотворению "Хрупкий свет"

1. Суфийские мотивы: любовь как путь к Богу

В основе стихотворения лежит суфийская концепция "ишк" (божественной любви), где возлюбленная — не просто человек, но отблеск Абсолюта.

      • "Ты — тихий свет во тьме ночной" — отсылка к суфийскому представлению о Боге как о Свете, который проявляется в земном мире через любовь.
      • "Мы пьём из чаши, напиток неземной" — аллюзия на вино как символ мистического опьянения (у Руми, Хафиза). Но важно: герои осознают иллюзорность вечного блаженства ("счастье — лишь в земных делах"). Это отказ от экстатического бегства от мира в пользу осмысленного приятия его несовершенства.

Ключевой суфийский образ — "два крыла в полёте над пучиной". В традиции это душа и Бог, у меня — два любящих, чья связь преодолевает хаос.

2. Философский подтекст: диалог с экзистенциализмом

Стихотворение построено на парадоксе:

      • С одной стороны, всё тленно ("мир рассыплется золою", "время — змей").
      • С другой — любовь творит вечность ("Ты станешь вечностью").

Это перекликается с Хайдеггером ("бытие-к-смерти") и Сартром ("ад — это другие"), но с принципиальным отличием: у меня любовь — не бегство от экзистенциального ужаса, а его преодоление.

Особенно явно это в финале:
"Я приму всё — и боль, и тьму, и гибель,
Лишь бы с тобой пройти сквозь пустоту."

"Пустота" здесь — не нигилизм, а пространство свободы, где только и возможно подлинное бытие.

3. Духовный аспект: христианские аллюзии

      • Чаша — не только суфийский символ, но и Чаша Причастия, где земное и небесное соединяются.
      • "Я выпью тьму" — отсылка к Гефсиманскому молению ("Да минует Меня чаша сия"), но с добровольным принятием страдания.
      • "Круг" в предпоследней строфе — намёк на венок терновый и одновременно солнечный нимб.

4. Мистика: поэзия как заклинание

Стихотворение построено как магический акт:

      • Повторы ("пусть", "не отдам") — элементы заклинания.
      • Образы стихий (вьюга, буря, пучина) — архетипы хаоса, которые я пытаюсь укротить словом.
      • "Твой свет во мне... пребудет" — это не метафора, а литературный аналог "имяславия": имя (образ) любимой становится оберегом.

5. Главная антиномия: хрупкость vs. вечность

Весь текст — о противоречии между мигом и вечностью:

      • "радость — краткий миг", но "любовь мою... храня".
      • "пепел дней", но "звёздный вечер круг" (круг — знак вневременности).

Разрешается это противоречие через поэзию: стихотворение и есть тот "хрупкий свет", что побеждает тьму.

Итог

Если вы нашли в стихах утешение или отражение своих тревог — я как поэт достиг цели. Настоящее стихотворение — как тот самый "хрупкий свет": оно для тех, кто готов видеть в искусстве исповедь.

P.S. Для меня важно, что читатель может не заметить всех этих слоёв, но ощутить главное: даже в падении есть полёт.