Инге

                Но в каждой римской курии
                в обозе по две фурии.
                А. Ситницкий

Беленькой бретелечкой
лифчика китайского
плечико удавлено,
как большой петлёй.
Что, подружка, в стелечку?
Терпкого токайского
да с сырочком плавленым,
или с коноплёй,

или с причитаньями
по всему ушедшему,
нам до полчетвертого –
пить не перепить.
Голосом маманиным:
«Сучка сумасшедшая!»
мне ль тебя одёргивать.
Мне ль тебе тропить

стёжечку надёжную:
женишок, замужество…
Игры в дочки-матери,
нет, не для тебя.
Ты – натура сложная.
И медаль «За мужество»
ангелы припрятали
и вручат, трубя,

в час, когда свободная
и непокорённая,
ты ворота райские
вышибешь ногой,
вся такая модная,
одухотворённая,
с мыслями дурацкими
и с душой нагой.

Ну чего ж ты мечешься,
ты ж самодостаточна!
Ну чего ж угарно ты
бредишь про петлю?
Делать, что ли, нечего?
Выглядеть загадочно,
чтоб не ждать банального
«Я тебя люблю»?

Упиваться дОсмерти?
Ровно в полчетвёртого
головой в холодную
воду – и идти
на вокзал, чтоб в поезде
надышаться спёртого
воздуха  народного
в поисках пути?

Полно!
Мы ж немолоды. Жизнь до трети пройдена.
Нам грешно – оплакивать. А мечтать – смешно.
Ни ума. Ни золота. Ни мужей. Ни родины.
Гордость  да токайское терпкое вино.

04.10.10