Письмо из прошлого 4

Словно во сне, Денис набрал номер телефона из письма, его пальцы медленно скользнули по клавиатуре, как будто сами искали нужные цифры. Вокруг него всё расплывалось в тумане, и он не мог отделаться от ощущения, что находится в каком-то параллельном мире. Тамбур вагона раскачивался, словно живое существо, подгоняемое ритмом стука колес о рельсы. Стучащий звук казался ему одновременно знакомым и чуждым, как отголоски забытых воспоминаний.
Он прижал телефон к уху, и сердце забилось быстрее, словно предвкушая ответ, который мог изменить всё. Шум поезда, гул голосов и звон рельсов смешивались в единый хаос, но в его сознании царила тишина. В этот момент всё вокруг исчезло: и бригада, и вечеринки, и даже Регина с её соблазнительными шепотами. Оставалась только эта цифра, этот номер — мост в прошлое, к Насте, к той любви, которую он некогда потерял.
Денис почувствовал, как волнение заполняет его, как волна, накатывающая на берег. Он не знал, что сказать, что спросить. Мысли метались, как птицы в клетке, не находя выхода. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох, стараясь успокоить бурю внутри. "Это всего лишь звонок," — напоминал он себе, но голос разума терялся в вихре эмоций.
И вот, когда гудок раздался в трубке, он ощутил, как его охватывает страх и надежда одновременно. Словно в этот момент вся его жизнь зависела от того, кто ответит на том конце провода.

***
Настя сидела у окна, сжимая в пальцах телефон. На дисплее — незнакомый номер. Но она знала, кто это. Слышала, как билось сердце. Медленно провела пальцем по экрану — и нажала "принять".
— Алло… — голос её был глухим, сдержанным, почти чужим самой себе.
На той стороне повисло напряжённое молчание, потом — тихое:
— Настя… Это я. Денис.
Она не ответила. Только вдохнула так, будто не воздуха, а сил набиралась.
— Я… только что узнал. О твоей маме. Прими мои соболезнования… Мне жаль, что всё так.
Снова тишина.
— И ещё… — он замялся, будто искал слова, которых было слишком много, и все они не подходили. — Мне жаль, что тогда всё так вышло. Что я не остался, не боролся. Что не был рядом. Я понимаю, как это звучит. После восьми лет молчания… Но я только сейчас узнал, что у меня есть сын. Настя, ты даже не представляешь, как это…
Её голос прозвучал спокойно, почти хрупко:
— Он на тебя похож. Особенно когда злится. И когда улыбается.
У Дениса перехватило дыхание.
— Я не прошу тебя всё забыть. И не знаю, есть ли у нас хоть какой-то шанс. Но если ты позволишь… я хотел бы увидеть тебя. Его. Познакомиться. Просто быть рядом. Я не хочу терять вас ещё раз. Не хочу прятаться от прошлого — я хочу стать частью вашей жизни. Хоть как-то. Если это ещё возможно.
Настя долго молчала. В трубке был слышен только дыхание. А потом, где-то на фоне, детский голос:
— Мааам, кто это?
Она не ответила сыну. Только приложила руку к груди и выдохнула в телефон:
— Мы тебя будем ждать. Приезжай…
А поезд продолжал мягко покачивался на стыках, мерно постукивая колёсами о рельсы. За окном всё ещё лежал снег — местами плотный и сероватый от пыли, местами — искристо-белый, нетронутый. Морозный воздух слегка запотевал стекло, оставляя туманные кружки, будто чьи-то дыхание задержалось на границе между двумя мирами: тёплым, вагонным и внешним — ещё зимним, но уже дрожащим от перемен.
Сквозь обнажённые ветви деревьев пробивался свет — не тот, холодный, безжизненный, который царил в январе, а чуть более мягкий, тёплый, золотистый, как первый взгляд весны. В низинах, у самых кромок снега, уже проглядывали редкие пятна земли — тёмной, влажной, живой. Ветер гонял по полям лёгкие клочья сухого снега, и в этом движении было что-то неспокойное, тревожное — как будто сама природа, устав от сна, начинала просыпаться.
Денис смотрел на этот пейзаж и чувствовал, как внутри него что-то сдвигается. Тонкая трещинка в ледяной оболочке, которую он носил в себе все эти годы. Этот день, это письмо, этот путь — всё слилось в ощущение, что прошлое больше не держит его. Где-то там, вдалеке, его ждала Настя. Ждал мальчик, которого он не знал, но к которому уже тянулось сердце. Ждала жизнь, в которую ещё можно войти.
И в этом прозрачном, зыбком дыхании ранней весны, он вдруг увидел — не прощание, а начало…