вдох выдох вдох

Память
плечо мое тихонечко прислонила
к стенке,
как в шепоте коридора прикладывают крышку гроба;
с улыбкой тянет мне горсть эглонила:
— Хочешь лечиться?
— Да не особо.

(Больше хочу понять, как слетела с белого
в оглушающе серый —
самолетом с вечным креном
на левый бок.)
Я ей кричу: «Безобразная, что же со мной ты сделала?»,
а она отвечает:
.
.
.
«И где твой бог?»

а она отвечает
что это еще не тьма
череп праматери евы сует под пальцы
и она продолжает
не дергайся
отнимай
семь
и не смей отключаться

рельсы рельсы и шпалы шпалы и алый дым
сигаретный фонарик замылил приход рассвета
на двадцатке из боли всплываешь как из воды
просыпаешься —
 

где ты


вдох выдох вдох
веки вверх
в потолке ножи
Память
грохочет копытами по черепице
и душит домашних птиц
почему я всегда только при смерти
вспоминаю, что можно жить?

я ей кричу:
— так нечестно!
она мне:
— честь?
ты миры не смешала тут?
честь — побрякушка,
картон, пропитание для печей —
и пепел её у тебя во рту.

Ковыляю сквозь ночь одуревшая, обезличенная,
шёпот — сбивчиво, глухо, как хлам из дубового ящика:
а давай типа это всё сонный был паралич, а-
а потом ты как будто проснешься по-настоящему