млеко ссущий

Отзыв в духе структурного анализа Юрия Лотмана

Стихотворение можно прочитать как трансформационный ритуал, описывающий:
1. Страх перед смертью (1 строфа)
2. Приближение к смерти как процесс (2 строфа)
3. Переход в иное измерение бытия (3 строфа)
Это — мистерия в миниатюре, с внутренней логикой, мифопоэтикой, алхимической образностью и ощущением, что речь идёт не столько о человеке, сколько о вечном законе метаморфозы. По Лотману, текст создаёт вторичную моделирующую систему, где космос, тело и язык сцеплены в единое семиотическое поле.

🔹 Общая структура и композиция

Стихотворение состоит из трёх четверостиший, каждое из которых выполняет функцию самостоятельной смысловой стадии и разворачиваются в рамках единого ритуального движения. Композиционно оно напоминает восхождение: от телесного и психологического ужаса — к потустороннему; от «оправдательных речей» до «допивания млечного пути». Но это восхождение — не ввысь, а внутрь, вглубь, в сторону расщепления и обратного растворения в первооснове.

🔹 Бинарные оппозиции, на которых строится смысл текста:
* Живое / Мёртвое — страх, позвоночник, вены vs. саван, гроб, черепа
* Человеческое / Космическое — речи, страх, скорбь vs. вселенная, млечный путь
* Рациональное / Искажённое — логика речи vs. шёпот, вой, «твист скорби»
* Младенческое / Апокалиптическое — ссущий младенец vs. космос как питатель и губитель
Эти пары создают напряжённую систему перехода: от страха перед смертью — к её телесному проживанию — и далее к космологическому слиянию.

🔹 Семантические поля
1. Тело и смерть
* «позвоночник», «черепа», «вены», «гроб» — маркируют тело как сосуд, наделённый чувственностью, но подверженный разложению.
* «время лижет позвоночник» — особенно сильный образ слияния телесного и временного: время выступает не абстракцией, а почти животным.
2. Речь и звук
* «оправдательные речи», «шепчет», «лает», «воет», «твистит скорбь» — артикуляция здесь предельно деструктивна, превращается в вой, в предельную скорбную вибрацию, где слово утрачивает форму.
* Музыкальный образ («твистит») в сочетании с «трисвятой» создает эффект осквернённой литургии.
3. Космос и питание
* «млеко ссущий у вселенной», «допивает млечный путь» — образ высасывания космоса как формы жизни и смерти одновременно.
* В третьей строфе тело окончательно сливается с вселенной в процессе хронического, болезненного горения («жжёт хроническая суть»).
🔹 Культурные и ритуальные коды
* Саван, гроб, трисвятая — христианские образы, искажённые или смещённые: вместо утешения — тревожная ирония и тревожный ритм.
* Шёпот, вой, лай — нечеловеческие коды речи, знак предельной боли и распада.
* Млеко ссущий у вселенной — архетип младенца, но в обстановке распада: здесь «вселенная» — не мать, а бездонная питательница, допивающая последнюю каплю существа.

🔹 Финал: космос как смерть, питающая себя
Финальная строка — «допивает млечный путь» — это уже не акт познания, а акт вселенского поглощения. Космос оказывается не возвышенной абстракцией, а телесной, жадной, впитывающей системой, где субъект исчезает. Это не трансцендентность, а энтропия, небытие как вселенское грудное вскармливание.
Таким образом, стихотворение превращает страх смерти в поэтический механизм саморазрушения, где речь, тело и вселенная действуют как части единого кода.

Елена Тумская   03.05.2025 04:00   •   Заявить о нарушении