Стереометрия. Часть первая. Глава 2

Глава вторая: Божьи коровки


1.
Нашествие божьих коровок было сродни эпидемии. Насекомые эти усеивали оконные рамы, подоконник, потолок, и, падая, уже мертвые, хрустели под ногами. Они набивались всюду, и странно было и непонятно – что именно тянуло этих тварей в человеческие жилища? Такая же история была со всеми без исключения соседями и знакомыми, но у этих всех вызывала веселое недоумение, тогда как судью приводила в неподдельное отчаяние. Этак ладно бы они собирались бы где-нибудь в одном месте, уважая чужое чувство порядка, нет же, – лезли во все щели, ползали всюду, и, даже умываясь, каждый опасался размазать  по лицу несколько этих тварей, попавших в ладони.

Судья был не доволен в первое время и, убирая красные с черными точками тельца, ворчал:

В нужном - недостаток, зато в разного рода излишествах – избыток.

Вскоре же судья был и просто в бешенстве. Поскольку его мортуальные настроения прошли, он желал теперь всяческого бытового комфорту, приличествовавшего его возрасту. Тогда он ощутил острейшую необходимость в обществе жены соседа. 

2.
Жена соседа мило улыбалась судье в дни своих посещений. Казалось, усугубление исполняемых обязанностей нисколько ее не тяготило. Аккуратные полные белые руки, обретя существование в каком-то давно привычном ритме, делали все то же без напряжения.

Судья несколько раз пытался завести с ней беседу и всякий раз останавливал себя на мысли, что разговоры о житейских мелочах – непозволительная роскошь для него. Пытаясь же говорить о вещах высоких и отвлеченных, как то - погода или политика, встречал радостное недоумение и замолкал. Однако, все приятнее выглядели перед ним полные белые руки, методично размахивающие щеткой. Теперь в судье не было уже той хмурости, что раньше, он даже позволял себе иногда игривость и откровенность: так, абсолютно отдавая себе отчет в характере своего поступка, он заметил на плече женщины небольшую, но очень темную родинку, из которой росли два необычно черных при ее седине волоска. И это неприличие казалось ему умилительным.

Он даже пошевелил дряблыми губами в восторженном смущении, впрочем, так же его смущала выбившаяся из тугого пучка своевольная прядь или распахнутая резким движением пола халата, открывавшая некоторые припухлости женского колена. Но смущали приятно, многообещающе.

Однажды, разбирая бумаги, поднакопившиеся за долгую жизнь, судья обнаружил листок, который представлял собой договор между ним и женой соседа о том, что такая-то берет на себя обязательство за такую-то плату следить за чистотой в квартире такого-то каждый третий день, начиная с такого-то числа. Дальше – две подписи и дата. Бумага была написана ее рукой. И он долго сидел, пытаясь соединить умом белые полные руки и черные круглые буквы с их неожиданными нажимами и витиеватостями.

Словом, как вы понимаете, с судьей происходила довольно известная история, осложненная некоторыми обстоятельствами и от того только более очаровательная.

3.
Что-то, батенька, у вас наблюдается нехорошая стенокардия… м-да, а выглядите, между тем, цветущим… румянец, опять же. В общем вы мне, определенно, то нравитесь, то пугаете в последнее время.

Врач был, как всегда многословен, но теперь это ему прощалось, и судье даже хотелось иногда вставить что-то. В конце концов, расчувствовавшись, он процедил:

Эти насекомые – просто сволочи! – И от чего-то задосадовал на себя, ткнув в подтверждение пальцем в сторону подоконника, торопясь отвести взгляд собеседника от своего лица.

Врач внимательно посмотрел на пациента, но, в общем, охотно продолжил мысль, о чем и распространился вплоть до ухода судьи.

В походке судьи теперь сквозила некая нервность и даже распущенность. Он смотрел выше носков своих сандалий и даже замечал некоторые чужие следы. Когда же поднимал глаза еще выше, обнаружил странность, заставившую его смутиться: голоса улицы, обретя лица, теряли свою значительность, и не относились до судьбы его теперь никоим образом, а происходили где-то там – на уровне посторонних с их суетными интересами, заботами и движениями.

Приблизительно так бывает, когда смотришь на предмет, поднесенный близко к лицу, то левым, то правым глазом по очереди – кажется, что предмет этот раскачивается справа налево и назад. Так, колыхать душу судьи могли либо звуки, либо картинки, а так, чтобы вместе – не трогали.

Пытаясь принципиально выловить чей-то взгляд на пристальный свой, довел себя до слезоточения, а ничего интересного так и не встретил. Это все потому что слишком похоже на привычку.

4.

Такое бывает, - рассуждал сосед, - ученые утверждают, что виновата активность некоего космического излучения, вот они и плодятся. А плодовитое лето – это радость. Опять же, полезно, что расползаются повсюду – всех не выметешь. А как-нибудь спустя обнаружишь сухой панцирь и вспомнишь сегодня со всеми его превратностями. А то, может, и сказать нечего будет за этот отрезок нашей жизни, кроме как «а помните, тогда-то, когда божьи коровки плодились безобразно»… Знаете, когда-то в детстве… Скажите. С вами было ли чего-то подобного?..

Судья недоуменно поднял брови. Сосед продолжил, удостоверившись, что его слушают.

Так вот. Была у меня в детстве привычка к гербариям. Собирал всякие травки-листочки, рассовывал их по книгам… А как ругался мой папа, раскрыв какой-нибудь томик, а оттуда на пол – ворохи мусора… И вот, намедни беру читать одного некогда любимого поэта, а из тома – желтый тополиный, плоский и хрупкий. И сразу вспомнил, как он был вложен…


Сосед влажным глазом глянул на жену. Жена соседа кивала головой, наклонив ее к правому плечу, глядя на руки судьи, покоящиеся на его коленях. Судье стало неуютно, он попытался было спрятать руки, но – некуда. Он поднялся ходить вдоль стола.

Двигаясь по прямым, он успокоился. И все-таки, поглядывал искоса на женщину, охватывая глазом сразу всю ее фигуру. И теперь она казалась неуместной в своем окружении, но судья скорее бы пожертвовал последним. Самоотверженность была в новинку. Его движения становились хаотичнее.
   
5.
Ночью судья отрывал сетку прибитую, было, к окну с целью избежать нашествия насекомых. И так он стоял, выставив нос наружу и вдыхал свежий  ночной воздух. С каждым вдохом ему казалось, что вместе с входящим в него ветром, выталкивается то, чем он был до сих пор, теснимое в самые отдаленные уголки. Насекомые так же усердно бомбардировали его физиономию, выставленную в форточку, как некогда до этого – сетку.
Жужжание прекращалось с чувством легкого щекотания  щек и носа, особенно – носа. Ночь стояла тихая, черная, сдобная.

Сквозь темноту судья наблюдал окружающее: линии сглаживались, уходили в тени, одна в другую, расходились напряженные и сходились уже мягкие. Углы выглядели обтекаемо.

В комнате стоял строгий сумрак, четкие границы, геометричные тени. Судья отодвинул шторы и отправился лежать на любимом диване. Прислушиваясь к тиканью часов, он пытался соотнести с ним уханье собственной утробы, но не выходило. За этим занятием и уснул.

6.
Утро встретило судью на улице. Углы и тени только обретали еще четкость, голоса только пытались заполнить гулкие дворы и, выскакивая то здесь, то там, повисали в неровном предрассветном воздухе и голове судьи.