Казнить, нельзя помиловать

29.04.2025

Каренин глуп, глупее не сыскать,
почти, от смеха давится строка,
которую сам классик накалякал...
Случится же такое! Бог, простит!
Кокетка сжав измятый плат в горсти,
кружила в вальсе с ветренным гулякой,

красавцем, соблазнителем фемин,
он был силён в мазурке и вельми
сражён такой созревшей красотою,
которой Анна славилась, весьма.
Стремительно, не ведая сама,
влюбилась в соблазнителя. Святою

она и до знакомства не была,
поклонники, как факелы до тла
сгорали от кокетливого взгляда.
И хочется цветистее соврать,
когда под абажуром гаснет бра,
свидетелей со свечками не надо...

Простят меня, коль малость приплету,
и где-то заступая за черту
использую чуть больше краски чёрной,
так жанр велит, скандал обязан быть,
и сплетен шепоток свивая в нить,
чтоб суть интриги вывести перчёной,

Толстой тут всю палитру в ход пустил,
вложив талант и не жалея сил,
развил до пика остроту момента.
Изменщица, так дивно хороша!
И кажется поёт её душа,
от влажных мечт и блеска позументов...

А что потом? Расплата и финал,
но это после, Вронский раздевал
голодным взглядом сахарные плечи...
Каренин стар, и в сущности, — сухарь,
но что его постфактум чертыхать...
Он обществом тогдашним искалечен.

Простим их всех, заложников страстей, —
ньюсмейкеров, по-нашему. В хвосте
хотелось бы хоть как-то подытожить...
Жестокий век, молва сечёт, как плеть,
и, в сущности, в конце не умереть
виновнице нельзя, — повеет ложью.