Дело пустынной розы. Глава 1. Из записок Богдана К

Полночь сошла, непроглядная темень,
Только река от луны блестит,
А за рекой неизвестное племя,
Зажигая костры, шумит.

Завтра мы встретимся и узнаем,
Кому быть властителем этих мест;
Им помогает чёрный камень,
Нам — золотой нательный крест.

Вновь обхожу я бугры и ямы,
Здесь будут вещи, мулы — тут.
В этой унылой стране Сидамо
Даже деревья не растут...

Николай Гумилев



«Далеко-далеко за морем лежит  чудная страна,  но дорога туда длинна...»

Ганс Христиан Андерсен


Глава 1. Из записок Богдана К.

  « Предисловие.
 
   Я никогда не думал, что сяду, и буду писать записки подобного содержания. Но случай, пославший мне  с оказией из России книгу некоего Виктора Верещагина, заставил меня изменить взгляды на возможность связно излагать на бумаге свои мысли, а уж тем более  объективно восстановить череду событий, случившихся  много лет тому назад.
   Необходимости писать эти записки у меня не было, но вдруг выяснилось, что человек, с которым я был близко знаком, и с которым меня связывало что-то вроде приязни, (не скажу дружбы), снискал по возвращению в Россию определенную известность, если судить по упомянутой мной выше книге.
   Удивительно, но ранее, во времена нашего знакомства, я не замечал за ним тяги к  популярности подобного рода. Хотя кто его знает? Мы были молоды, и таланты наши были молоды, и потребности были малы, а сил было не в пример больше.
   В те времена, я, надо признаться, относился к нему несколько свысока, хотя он был и старше меня лет на пять-шесть, но специфика работы наполняла его жизнь на берегу столькими новыми впечатлениями, что он поневоле казался другим большим ребенком.
   Как показали события того давнего лета, впечатление это было ошибочным, а кое для кого это заблуждение было просто опасным.
   События те никак не отразились в записках г-на Верещагина. Видимо друг мой по каким-то своим веским причинам не счел нужным рассказать о них своему биографу, и поэтому мне и пришлось взяться за перо, (сесть за клавиатуру, если точнее), и поведать Вам ту давнюю историю, свидетелем которой я был здесь, на самом краю света.  
                                                  
2025 г                                                    Богдан К.
Республика Намибия
 
 
  


 
 
  « ...Рождественское «пати» в компании ERONGO было решено провести на поле для гольфа.

  Все сотрудники были разбиты на две команды, каждому вручили рубашку «поло» с эмблемой компании и кепки болотного цвета с рисунком в «ёлочку».

  Встречать Рождество на зеленом поле в яркий солнечный день, лупя стальной клюшкой по белому шарику, было очень странно.

  С тех пор ,как я обосновался в Намибии, я не переставал поражаться странностям  мышления африканеров. Правда сами себя  в настоящее время они так не называют. Они теперь все Намибийцы или южноафриканцы.
  Мы такое уже проходили .
  В мире стало стыдно вспоминать свою национальность.

   За 30 лет проведенных в Намибии я тоже заразился этим.
   Я, Калининградский парнишка, русский до мозга костей, нынче,  даже говорю по русски с акцентом.  У меня жена англичанка.
  И мои дети не знают русскую речь….

   Компания, в которой я работал, десять лет вполне успешно спекулировала на африканском рыбном рынке, продавая костлявую Намибийскую ставриду погрязшим в междоусобные конфликты и коррупции нищим африканским странам.
   Новое тысячелетие она встретила со столь солидным профитом, что сочла возможным побаловать свой офисный планктон игрой для респектабельных джентельменов.
Несколько лет назад компания «ERONGO» купила с аукциона два, арестованных за долги, российских траулера. Их тогда продавали по цене хорошего лимузина.  Вообще система отъема российских судов хитрыми «бурами» была отработана до мелочей. Суда, работающие в рыболовной зоне, опутывались долгами, небольшими, но достаточными, для того, чтобы произвести его арест . И, затем, каждый день стоянки задержанного парохода в порту добавлял к общей сумме долга до десяти тысяч американских долларов.
   Так, что пока ошарашенный судовладелец готовил протесты, и нанимал адвокатов, долг  вырастал до таких высот, что и выкупать его становилось просто невыгодно.
    Почти девяносто процентов рыболовного флота СССР ушло с молотка в течении каких-то трех лет под смешные флаги островов Карибского моря.
    И это было символично.
    Так бывший советский траулер «Рыбак Ленинграда» стал «Розой пустыни». Его борта перекрасили в цвет прокаленного жарким Солнцем пустыни песка.
Экипажи  оставались прежними – русскими. Наши моряки оказались не нужны своей обновленной Родине и шли в нагрузку к своим пароходам, получая, впрочем, вполне приличную, по тем временам, зарплату.

   И вот тут –то и возникла проблема, решить которую новые судовладельцы не сумели.

   Дети бывшей Великой империи, как и всякие имперцы были начисто лишены  лингвистических способностей. Существование каких-либо других языков, кроме Русского, воспринималось ими капризом природы, несущественным и недоступным пониманию.
   После нескольких лет сугубых мучений, и приносящих убытков трудностей перевода, компания ERONGO решила привлечь к управлению флотом несколько  менеджеров русского происхождения, в той, или иной мере, знакомых с английским наречием.
   Общие организационные вопросы предложили улаживать мне, техническую часть доверили пожилому старшему механику – Александру Петровичу Ростовцеву, а управляться флотом стал бывший капитан одного из компанейских судов - траулера «Роза пустыни»,  Алексей Алексеевич Извеков.

   Впервые я увидел Извекова в год падения империи. Мой отец, довольно крупный советский функционер, по неведомым мне причинам, за год до краха,  отправил меня на край света, спасая от грядущих потрясений.

  Уолфиш-Бей, или как его называют местные африканеры - «Валвис-Бей», еще не  был возвращен, получившей независимость, Намибии, и над муниципалитетом развивались Южно-Африканские флаги. В местной полиции  преобладали высокие, голубоглазые блондины, патрулировавшие морской порт Уолфиш-Бея, в компании с с поджарыми немецкими овчарками, а у причалов стояли огромные серо-голубые траулеры с красными стягами на кормовом флагштоке. И повсюду, в порту, слышалась русская речь.

   Мне пришлось привыкать к работе шипчандлера в компании BCP (Blue Continent Products), выполняя заказы по поставкам продуктов и товаров на советские суда, стоящие в порту, и мотаясь круглыми днями на плоскодонных «ланчах» на рейд. И было мне чуть больше двадцати лет.

    Я научился бегло болтать на английском, слегка задирать нос общаясь с бывшими соотечественниками, водить автомобиль, сидя на месте для пассажира, и, в разговоре с русскими, обращаться к ним на западный манер, по должности,  и без упоминания отчества. Понадобилось совсем немного времени, чтобы русский парнишка, во мне, исчез без следа, и казалось навсегда...

  В тот день,  я приехал в порт, направляясь на Ленинградский траулер «Рыбак Ленинграда», и уже издалека заметил клубы черного, жирного дыма, поднимавшиеся над его кормой. «Неужели пожар?!» – подумал я, выскочив из машины и бегом поднимаясь, по трапу. Как ни странно, вахтенный у трапа был совершенно спокоен, безмятежно покуривая и мечтательно поглядывая на идущих в город, свободных от вахт и работ моряков.
   «Вы не горите?» – спросил я.
   «Нет, – ответил мне матрос, – старпом на транце секреты жжет.».
   Этот ответ несколько заинтриговал меня, и я быстрым шагом проскочил по шкафуту на траловую палубу. Там у самого слипа стояло старое ржавое ведро из которого валили клубы дыма. Рядом с ведром стоял  бородатый мужичок в синей мешковатой рабочей паре и подбрасывал, в жадно тянущиеся из ведра языки пламени, желтые, пластиковые квадраты.
  - Здравствуйте, старпом. Я Ваш агент «BCP», Богдан Кочубей. А что это Вы тут делаете?
  Старпом засмеялся и ответил странно: – Кино то ведь уже закончилось!
  Он вообще любил, к месту и не к месту, вести разговор цитатами из кинофильмов, книг и стихотворных строк. Иногда это раздражало собеседников.
  – Это, – показал он мне остатки пластиковых квадратиков в руке,- Шифровальные блокноты. И теперь, я вынужден буду. Как говорят в Ваших шпионских фильмах, ликвидировать...
   – Меня? – подхватил я его шутку.
   – Нет, только их. Никому не нужные секреты. Гори они ясным пламенем.
И бросил остатки в огонь...

    Так я узнал о падении Великой Империи, и эта катастрофа, казалось мне, не вызвала ни сочувствия, ни горя, ни радости у ее подданных. По крайней мере, моряки, работавшие в Намибии, отнеслись к ней с удивительным безразличием.

     Мы с Алексеем, после составления заявок на продукты, спустились по трапу на причал.
  – Смотрите, – сказал он, показывая рукой на кормовой портал судна, – как просто, в наше время, менять флаги.
  На внешней стороне портала, под трубой, на подвешенной к борту доске, сидел боцман и закрашивал красное полотнище имперского флага. Он  уже закрасил центр синей краской и теперь забеливал верхнюю треть.
   – Не жалко? – спросил я.
  – А смысл? – ответил Извеков.
  И вдруг стал читать стихи, тихо и почти без выражения:

« ...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.

Мы поклонимся в ноги родным, исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.» *

    Мы пожали руки, и я уехал. Кто бы мне сказал, что я буду видеться и общаться с этим странным человеком, порой чаще, чем хотелось бы.

    Несколько лет спустя, когда пошла мода отбирать у ослабевшей России ее флот, Намибия так же включилась в этот в этот увлекательный процесс.      
   Прилетевший в очередной рейс, на траулер «Рыбак Ленинграда», сменный экипаж, за полчаса до отдачи швартов, вдруг узрел поднимающегося на борт местного шерифа вручившего капитану постановление об аресте судна.
   Девяносто шесть человек на полтора года оказались привязаны к пришвартованному к дальнему причалу пароходу, без денег, и надежд на быстрое возвращение домой.
      Спустя некоторое время стало в порядке вещей видеть в городе Русских моряков, красящих заборы, и вскапывающих грядки ради небольшого заработка, и наблюдать местных жителей везущих ремонтировать бытовую технику и компьютеры на борт «Рыбака Ленинграда».
   В девяносто шестом году компания «Erongo» приобрела его в собственность, оформила над ним флаг экзотических островов и недолго думая подписала контракт с Русским экипажем. Благоприобретенная «Роза пустыни» стала гордостью для всех жителей портового Намибийского города.

   С Алексеем Алексеевичем я и сошелся близко по причине схожести возраста и совершеннейшей разнице в житейском опыте. Каждый из нас, был интересен друг другу, у каждого было, что рассказать, и запас историй был велик, и в отличии от близких и друзей, был свеж и еще не успел приестся от множественных повторений. 
   Столы наши в офисе были напротив друг друга, а третьим нашим соседом был Крис Койдзи, из местных «буров», уже достаточно пожилой, но весёлый и общительный не по годам. Разговаривая с ним, даже трудно было представить, что когда-то он был механиком-водителем БТР и участвовал в войне с Анголой.

   За год  до того дня, как на поле для гольфа стали вязаться узлы той давней, занимательной истории, я должен был встретить Алексея Алексеевича в порту Уолфиш-Бея.

   Его экипаж завершил очередной рейс и разгружался на рейде. Извеков передал дела своему сменщику, прилетевшему из Санкт-Петербурга, собрал свои вещи и отправился на берег вечерней «Ланчей» в совершеннейшем одиночестве. Ради такого дела Питер Ван Дорт, хозяин небольшого флота плоскодонных барж, специализировавшихся  на перевозках экипажей и грузов с рейда в порт Уолфиш-Бея, и которые местные жители называли «Ланчами», содрал с нашей компании двойной тариф за эту поездку.

   Алексея Алексеевича решили поселить на арендованной  квартире по соседству с офисом компании в небольшом доходном доме, на первом этаже которого располагалось отделение банка «Windhook», а на втором сдающиеся в наём квартиры.

   Я помню, что день был ветреный, послеполуденный бриз гнал с океана ледяную стужу и я серьезно замерз, ожидая пока, оседлавшая разогнавшиеся в заливе волны, «ланча» доберется до  причала и высадит своего одинокого пассажира. Порт был почти не освещен, безлюден, и тарахтение идущей с рейда баржи в кабине автомобиля было совершенно не слышно, потому я и мерз, слоняясь вдоль причальной линии, и поминая всех святых в упавших на Уолфиш-Бей ранних летних сумерках.

   «Ланча» наконец-то подгребла к причалу. Слившийся с сумерками, лиловый рулевой - Джонни набросил швартов на кнехт и зацепил за причал узкий трап, по которому, навстречу мне, выскочил капитан Извеков, сияя детской, наивной улыбкой, с нелепым баулом на плече. Сходя с трапа он за что-то зацепился ногой и стремительно полетел к береговым пакгаузам,  быстро-быстро перебирая ногами, чтобы не упасть. Я еле успел схватить его.
   Он остановился, сбросил на землю свой баул, сжал мою руку в крепком рукопожатии, и оглядев пустынный причал, странно блестевшими в сумраке лазоревыми глазами, улыбнулся и произнес, ни к селу, ни к городу, странную фразу:

   – И сказали мне, что есть за морем чудесная страна...»

   
* Стихи Семена Гудзенко.