Через тридцать лет

          I

Дощатый дом на берегу залива
теперь годится только на дрова
и смотрит окнами тоскливо-сиротливо
в морскую даль, как рыбака вдова.

За тридцать лет на берегу залива
уж столько волн оставило свой след!
И ты была настолько ж прозорлива,
насколько я, конечно же, был слеп,

когда морской не верила погоде,
способной в корне измениться через час,
и предрекая, что не годы, а невзгоды
неузнаваемо изменят вскоре нас...
 
А ветер в дюнах ворошит пережитое -
пересыпает из порожнего песок,
как из былого в настоящее - пустое
без этих дюн и волн наискосок,

без шумных сосен на обветренной куртине, 
без ожерелья валунов береговых - 
жемчужин на залива горловине,
и без тебя - особенной средь из них.

За тридцать лет унесено так много,
что память бродит вдоль залива босиком.
И я, как сирота, оставшись без былого,
стучусь в давно пустой, осиротевший дом.

           II

Дощатый дом на берегу залива -
примета времени, пошедшего на слом,
но для меня он выделен курсивом
и служит верным в прошлом маяком.

За тридцать лет на берегу залива
сменилось многое, но только не залив.
И стала ребятня назойливо криклива,
а, может, просто я - излишне молчалив.

Другой жаргон язвит, как брань вдогонку.
Лишь те же волны влажным языком
облизывают берег, как котёнка,
и он мурлычет - шелестит песком.

И как алмазы - ювелирам по старинке,
приходится обтачивать ветрам
на побережье каждую песчинку
и огранённой возвращать волнам.

Шлифует время с должным постоянством
алмазы и песок, как равных по цене,
чтоб мне вернуть неузнаваемым пространство,
и в нём - меня, неузнаваемым вдвойне...

За тридцать лет неровности былого
отшлифовали и забвенье, и прибой.
Все грани смещены пережитого,
и в каждой грани я - не узнанный собой.