Полёты над Лысой горой

Ругают ведьмой. Это – чепуха.
Хотя люблю и тайны, и секреты, и,  как нарочно, аккурат к рассвету, заслышав сельский голос петуха,
сон наступает – чист и непробуден, как раз тогда, когда честны;е люди, не вверженные в написание стиха,
готовятся проснуться и к трудам, – во снах летаю.
Где? Да где-то там,
где облака слоистые, как мысли,
где танцы ветра над Горою Лысой дают движение птицам и цветам.
И будет всё.
Капризы у погоды, любовь и дружба, и редиски всходы, морковки (непременно, тож),
и возгласы: ну, батенька! Хоро-ош! – по поводу почёсывания плеши.
И адресат – один знакомый леший – пошлёт всех лесом или в чей-то сад.
И песен будут разные куплеты, и ружья на стена'х стрелять дуплетом, стекать дожди в овраги и ручьи.
И станет день, как день.
Но, аккурат к ночи',
когда на яблонях набухнут почки, проклюнутся рифмованные строчки:
 и кое-что, и мелочь, дребедень,
и даже несколько вполне себе достойных за неучастие ни в выборах, ни в войнах, ни в конкурсах, ни в гонках на износ.
А на поляне дуб ещё подрос, и сосны выбросили в небо стрелки, и выводок мышат слепых и мелких важней, чем эта пошлая возня известий наступающего дня.
И пусть благословенна будет ночь, когда честной народ ложится спать, устав участвовать, во что-то наступать, пилить, делить, суммировать и множить до вековых дубов подствольной дрожи.
И нет фантазии и творческих идей у социума, не сказать к ночи' – людей.
А тут – до пения петуха успеть бы!
Допустим, ведьма. Что такого?! Су'дьбы
(они, как сны) к утру опять уснуть бы неподдающимся упрямым оптимистом
и полетать над местностью гористой,  и силы жить набраться
абсолютно чистой.