Весенняя аномалия

Эта весна началась со с снежных апрельских куличей, выложенных горкой детьми у подъезда,
с резко брошенного «На позитиве!» от человека, стоящего с табличкой «Помогите на жизнь»
рядом с уже сидящим бессильно в переходе его коллегой.
Люди равнодушно спешили мимо,
избегая соприкасаться взглядом со встречными.
Глухой ведёт слепого, а тот слышит неземные вести:
Крокусы и гиацинты, шепчущие из под земли нарциссам: «растите-растите»,
вырвитесь из этой хмурой заледеневшей клети.
Веснушки, рыжейте, тюльпаны, проснитесь,
и «никогда ни о чем не жалейте!», —
как диктор с надрывом читал А. Дементьева
утром лет двадцать назад или тридцать,
когда ещё так не ныло под сердцем
ни к рождеству, ни в вербное воскресенье
от весточек о кровавых месивах.
А сейчас бродит эхо на бледных лицах, —
осунувшимся от траура
нужно переодеться,
но ничего не налезает
из бывшего.
Есть ли надежда на человечность,
можно ли из этой пропасти выбраться?
Лягушка сбивает сметану в крынке,
лапки ее товарки
в масле, — воплощенье
невинности
жертвы в амфибьей слабости,
а не в осознанности для всех.

Ежегодный
благодатный огонь.
Преломи этот хлеб,
хлебни вино.
Принял Он наш грех,
Ты теперь спасён.

Из чего, для чего, для кого
улыбка робкая или трусливое солнце
запуталось между Ялтой и Ниццей,
через Дальний Восток закольцевалось циклонами.
Танцовщица лучей безвизовых,
изобразите мне быка в посадобле,
дразнимого мельтешением будущих листьев,
словно тореодорий морок, растущих в трепещущей тьме, пачек юбок красно-зелёных.
Это предчувствие почки о воле.
Рождение бутона, революция цвета.
Как иначе высказать этот запретный родственный монолог,
шорох маленькой жизни, безусловно имеющей право на продолжение,
не будучи не немым, не немощным, не чужим подстрочником.
Не то чтоб позвали, а просто чертовски свербило выйти
чтобы заполнить свои легкие теплым воздухом
цветочным и голубым, стремительным как движение.

Так долго ждали (родители?) Герду с трофеем Кая,
что сменилось несколько поколений балконных роз,
а постучалась пряничною синицей
старушка с клюкой в юном месяце.
Крашеные яйца в её рушнике, трансцендентность,
растаявший мальчик в космосе в колечке седых волос.

Вот она, эссенция экзистенциализма!
Сугробья подтаявшая элегия,
вымытые, распахнутые настежь окна,
шляпа не по сезону, сандалии, мелькнувшие междустрочием ягодицы.

Неизвестно сколько ещё продлится
эта аномалия встревоженной близости,
стихи на манжетах, салфетках, паломниках,
считанные сбивчивым речитативом
с отведённых смущённо не/встреченных лиц,
шелест прибрежных волн в расстроенном радиоприемнике.

----
13.04.25-28.04.25