пунктир

я ранена в самую смерть, в самую глухую жилу, где кровь сворачивается от шепотом “не надо” в неловкий секс и в голос воющий дрожью пунктира. хорошие поэты не пишут раз в полгода, их стихи выламываются из горла вместе с хрипом, когда возможность гниения уже давно не угроза, а вполне себе привилегией допустима. заумные постмодернистские ублюдки считают нормой лезть в мою жизнь. обойдемся на «ш, продает свою внешность и выдувает три сигареты за раз». давай, дорогуша, повернись профиль, затылком, 3/4, потом анфас. фас, работай на свет, на чужой вкус, на любой отказ. в меня хочешь — плюй, хочешь — стреляй, я всё равно не отпряну дабы расставить все точки между нами над i. от привязанности остаются ожоги, от материнской любви синяки, от утешений синкопы боли в груди. если бы за тупость выдавали лоботомию я бы бежала сломя ноги мили две три чтобы быть добровольно принудительно первой. знаешь, я умерла не в одном событии, я умирала весьма постепенно: когда смеялась не вовремя, когда молчала, когда терпела, не обнажая клыков. я болею чужими прикосновениями, заражаюсь простудой их слов, задыхаюсь в коробке из сои, пластика и вранья, где плесень пахнет надеждой, где стены плачут вместо меня. моё прошлое рвёт зубами моё будущее, как собака дохлого воробья. и если бы я только могла, я бы выплакала все глаза. хочешь ударить — бей. хочешь целовать — х.уй с тобой. я подставлю щеку, потому что другая уже цветет от множества гематом. я не держу ничего. забери всё. каждый выдох, каждую судорогу, каждый шрам, каждый дымный псалом. я останусь здесь только чтобы помнить, что можно выть, можно метаться, можно сколько угодно биться коленями об кафель и стены, но никогда никому нигде и нисколько не стоит когда-либо верить.