Сходила в театр...

Обшарпаны давно полы до блеска,
И вмяты в древюю фанеру кресла,
Со скрипом занавес бежит под потолком,
И люстра от нагара жёлтая давно провисла.
Из рамп лишь пара, вместо двадцати,
И в их лучах столетние пылинки с бархата степенно облетают,
Немного шёпота, роптание, кулисные дела,
И с громом на уставшую, со скрипом, сцену
Главный персонаж в кОстюме выбегает.
На нём изношенный потрёпанный пиджак,
Под маской гримма толстого
Морщины жизни нитями лицо сжимают.
( тут кто то штопал свой давно сокрытый и трагический сюжет)
А он герой-любовник без коня,
Над шёлковым платком рыдает.
И слушая печальный монолог
Шлейф пота старого артиста лезет в ложе...
Да, был бы он хоть чуточку моложе...
Не прерывается, и всё сильнее слёзы льёт.
В раздавленной полупотухшей тишине,
Из ниоткуда нежный голосок к себе внимание как подобает, привлекает,
И... Входит милое создание- дитя,
Почти юнна, стан строен, по плечу молочному прекраснейшие локоны спадают.
Да, зритель вдруг ожил, тревогу в зал внеся,
Все взгляды на красавицу уставив,
Уж больно дева в этом свете хороша,
Немного только полноты ей не хватает.
Сюжет привычный, Он, Она, коварный и уродливый злодей,
Пощёчина, дуэль, и слёзы горькие
Всю душу зрителя на части разрывают,
Последний поцелуй, журчание ручья,
И соловей на ветке под луной рассвет прекрасный восхваляет.
Зал выдохнул, и слезы утирал,
Единственная роза брошена,
И сцена засыпает,...
Две рампы из последних сил
Пылинки театральные скрывают.
Никто не видит, может быть и зря,
Как поздним вечером бредут с котомкой по брусчатке
Два сгорбленных усталых выцвевших шута,
И с ними сухонькая милая старушка в чепчике,
Оставив зрителя с большой загадкой.