Два мудреца

Сунь Цзянь Бань и Чань Дунь Хвань, два седобородых мудреца, путешествовали из Долины Заснеженных вершин в деревню Желтая глина с целью разуплотнения своего цинь-дзень-дао. На пути их застигла метель, и мудрецы укрылись в ветхом брошенном жилище, прилепившемся к отвесной скале, словно бесформенное гнездо диких пчел. Ни соломы на грубой лежанке из не обструганных досок, ни одного чурбачка в очаге, ни даже старых углей среди черной сухой золы. В переметной сумке у странников, которую они несли попеременно, оставалось еще несколько сухарей и сосуд из тыквы с остатками воды, набранной в горном ручье.
В это время на Тибете небо затянуто плотными тучами. Сунь Цзянь Бань ткнул пальцем в нёбо, промахнувшись мимо двух оставшихся на верхней челюсти зубов. По старой привычке мудрец после приема пищи всегда заскорузлыми пальцами чистил свои зубы. Остатков воды в тыквенной фляге не хватило бы на полоскание рта. Поэтому Сунь Цзянь Бань просто пожевал несколько сухих травинок из старенького кисета и выплюнул желтоватую слюна на убитый бесчисленными шагами прежних обитателей глиняный пол.
Дверь внезапно отворилась одновременно со сверкнувшей молнией и на пороге возникла женщина с узким бледным лицом. «Хули Цзинь! – вскричал Чань Дунь Хвань, - оставь нас, оборотень!». Сунь Цзянь Бань пристально всмотрелся в застывшую на пороге женскую фигуру, закутанную с ног до головы в старую мокрую рогожу. «Брат мой, - сказал Сунь Цзянь Бань, - где ты видел оборотня в рваных тряпках, как простую нищенку?». Затем Сунь Цзянь Бань ласково улыбнулся дрожащей от холода девушке: «Заходи внутрь и согрейся, дочь моя! У нас не осталось сухарей, зато еще есть несколько капель воды, их достаточно, чтобы промочить горло, но не хватит, чтобы заварить чай».
Девушка, робея, зашла в хижину и присела на полу в уголке, поджав ноги. В этот момент молния вновь осветила хижину сквозь незапертую дверь. Вспышка на мгновенье обнажила рыжую челку молчаливой пришелицы. Она моментально спрятала волосы под накидкой и сжалась в клубочек. Чань Дунь Хвань с дрожью зашептал горячим шепотом на ухо Сунь Цзянь Баню: «Это лисица Цзинь, брат! И когда мы уснем, она отгрызет нам сердце и печень. Гони ее прочь!». В ветхую кровлю ударили тяжелые градины, размером с кулак.
«Зря ты обижаешь бедняжку, брат, - ответил Сунь Цзянь Бань, - ну где ты заметил у нее лисий хвост? Разве ты не знаешь, что Хули Цзинь носит самые дорогие шелка, а вовсе не эти лохмотья, хотя и живет в склепе. Пусть она переждет непогоду вместе с нами». И мудрец протянул девушке тыквенную флягу с остатками ключевой воды. Она жадно прильнула упругими молодыми губами к горлышку тыквы и выпила все до капли. Благодарно улыбнулась девушка Сунь Цзянь Баню.
Утром, когда оба мудреца проснулись, в хижине уже никого не было. Сунь Цзянь Бань раскрыл переметную сумку. В ней он нашел мешочек с драгоценными камнями и записку, гласившую: «Благодарю за то, что отдал мне свою последнюю воду, о, мудрец! Я – Горная Дева, богиня этих мест, хозяйка малахитовых пещер и нефритовых залежей. А своему боязливому спутнику передай, что он на всю жизнь останется приверженцем обета безбрачия не по своей воле, ибо он не любит женщин, не уважает нас. А вот тебе повезло гораздо больше. Но об этом ты узнаешь позже».
Когда Сунь Цзянь Бань и Чань Дунь Хвань пришли на следующий день в деревню Желтая глина, то там их встретила последняя жительница деревни Хань Ци Линь. Престарелая женщина обняла ноги Сунь Цзянь Баня и тотчас испустила дух. Этот обряд «Замужество вдовы» связал Сунь Цзянь Баня с умершей, и он стал считаться домочадцем, хотя и скороспешным вдовцом. Через три дня и Сунь Цзянь Бань разуплотнился. Чань Дунь Хвань похоронил товарища в одной могиле с его вдовой Хань Ци Линь, куда он положил и драгоценности от Горной Девы. А сам еще сорок лет прожил бобылем в совершенно пустой деревне, питаясь редкими плодами рук своих и тяжкого труда на этих каменистых горных почвах. Так свершилось наказание Горной Девы, которую безумный мудрец принял за лисицу-оборотня.

27. 04. 2025 г.